Ханна Арендт - Эйхман в Иерусалиме. Банальность зла
Второй проблемой было наличие в Германии нескольких тысяч евреев из-за границы, кого немцы никак не могли лишить гражданства и депортировать. Несколько сот американских и английских евреев были интернированы, их удерживали в качестве возможного варианта размена, однако методы, придуманные для воздействия на граждан нейтральных стран или стран — союзниц Германии, достаточно интересны, чтобы сделать их темой обсуждения, поскольку они играли заметную роль в данном судебном процессе.
Именно в отношении этих людей Эйхман был обвинен в неумеренном рвении, случись бедняге еврею уйти из его когтей. Аналогичным рвением, по словам Рейтлинджера, отличались и «профессиональные бюрократы из министерства иностранных дел, [для кого] побег нескольких евреев от пыток и медленной смерти был вопросом самого пристального интереса», именно их он консультировал во всех подобных случаях. Что же касалось самого Эйхмана, самое простое и наиболее логичное решение он видел в депортации всех евреев, независимо от их гражданства.
В соответствии с директивами Ванзейской конференции, которая состоялась на пике военных побед Гитлера, «окончательное решение» следовало применить ко всем европейским евреям, численность которых оценивалась в одиннадцать миллионов, а такие детали, как их гражданство или права граждан нейтральных стран или стран — союзниц Германии, и не упоминались. Но так как Германия даже в самые светлые мгновения победоносной войны зависела от доброй воли и желания сотрудничать практически всех правительств на местах, мелкими формальностями не следовало пренебрегать. Найти выход из конкретного «леса проблем и препятствий» было задачей опытных сотрудников дипломатической службы, и самый остроум-ный заключался в использовании евреев-иностранцев на территории Германии для проверки общей атмосферы у них на родине. Метод, которым это осуществлялось, хоть и был простым, но в нем имелись определенные тонкости, и суть его, естественно, находилась вне умственных способностей Эйхмана, равно как и за пределами его политического понимания.
Тому есть документальные свидетельства: письма по этим вопросам из его департамента в министерство иностранных дел подписывали Кальтенбруннер или Мюллер.
Министерство иностранных дел обращалось к властям других стран, сообщая, что немецкий рейх находится в процессе превращения Bjudenrein, поэтому крайне важно, чтобы евреев-иностранцев отозвали бы домой, в противном случае они могут попасть под программу антиеврейских мероприятий. Кое-что в этом ультиматуме не просто привлекает внимание, а бросается в глаза. Эти евреи-иностранцы были, как правило, либо натурализованными гражданами соответствующих стран или, что хуже, вообще не имели гражданства, однако получили паспорта посредством в высшей степени сомнительных махинаций, которые себя оправдывали до тех пор, пока владельцы паспортов находились за границей. Это, в частности, касалось стран Латинской Америки, чьи консулы за рубежом продавали паспорта евреям совершенно открыто; счастливые обладатели таких паспортов имели все права, включая определенную консульскую защиту, за исключением права вернуться «на родину». Таким образом, ультиматум министерства иностранных дел был нацелен склонить иностранные правительства к согласию на применение «окончательного решения» — по крайней мере к тем евреям, которые были их гражданами лишь номинально. Разве не было логичным предположить, что правительство, выказавшее нежелание дать убежище нескольким сотням или нескольким тысячам евреев, которые при любом раскладе не получили бы разрешения на постоянное проживание там, станет слишком настойчиво возражать, когда в один прекрасный день все его еврейское население будет выселено и уничтожено? Возможно, это было логично, но это было не очень благоразумно, в чем мы скоро убедимся.
30 июня 1943 года, значительно позже, чем рассчитывал Гитлер, рейх — Германия, Австрия и протекторат — был провозглашен judenrein. Точных цифр, сколько именно евреев было депортировано, не существует, но мы знаем о двухстах шестидесяти пяти тысячах, которые, согласно немецкой статистике, к январю 1942 года были либо депортированы, либо подлежали депортации. Спастись удалось очень немногим, может, нескольким сотням человек, в лучшем случае — нескольким тысячам, которые сумели затаиться и пережить войну.
Сколь просто было привести совесть соседей евреев в состояние покоя, прекрасно иллюстрирует официальное объяснение депортаций, которое было опубликовано осенью 1942 года в форме циркуляра партийной канцелярии: «Такова природа вещей и связанных с ними в некоторых смыслах крайне сложных проблем, решить которые в интересах безопасности нашей нации можно, лишь прибегнув к беспощадной жестокости» — rucksichtslose Harte (курсив мой. — X. А.).
Глава десятая
«Депортации из Западной Европы: Франция, Бельгия, Голландия, Дания, Италия»
«Беспощадная жестокость» — качество, очень высоко ценившееся правителями Третьего рейха, в послевоенной Германии, которая проявила настоящую гениальность в выработке взглядов на свое нацистское прошлое, часто характеризовалось как ungut — что-то, в чем отсутствует добро. Словно в тех, кто обладал этим качеством, не было ничего противоестественного — просто они не сумели действовать в соответствии со стандартами христианских заповедей. Как бы там ни было, люди, которых контора Эйхмана посылала в другие страны в качестве «советников по еврейским вопросам» — они могли быть участниками обычной дипломатической миссии, входить в состав военного корпуса и прикомандировываться к местному командованию полиции безопасности, — были отобраны именно потому, что это свойство было у них развито в самой высшей степени. В самом начале, осенью и зимой 1941–1942 годов, их главной задачей было установить удовлетворительные отношения с другими немецкими официальными лицами в странах пребывания, в частности с немецкими посольствами в номинально независимых странах и с комиссарами рейха на оккупированных территориях; во всех случаях возникали посто-янные конфликты из-за юрисдикции по еврейским вопросам.
В июне 1942 года Эйхман отозвал своих советников во Франции, Бельгии и Голландии и изложил им планы по депортациям из этих стран. Гиммлер приказал, чтобы Франции был отдан приоритет в «прочесывании Европы с запада на восток» — отчасти из-за важности национального вопроса как такового (nation par excellence), отчасти из-за того, что правительство Виши демонстрировало поистине уникальное «понимание» еврейской проблемы и по собственной инициативе вышло с целым рядом антиеврейских законов — был даже учрежден особый департамент по еврейским вопросам, который вначале возглавил Завьер Валлан, а позже — Даркер де Пеллепо, оба отпетые антисемиты. Как уступка французской ветви антисемитизма, для которого была характерна мощная шовинистическая ксенофобия, пронизывавшая все слои общества, операции начались с евреев-иностранцев, а поскольку в 1942 году более половины евреев-иностранцев во Франции не имели гражданства — это были беженцы и эмигранты из России, Германии, Австрии, Польши, Румынии, Венгрии, то есть из регионов, которые либо уже были под господством Германии, либо издали антиеврейские законы еще до начала войны, — решено было начать с депортации примерно ста тысяч евреев без гражданства.
Всего во Франции проживало более трехсот тысяч евреев; в 1939 году, еще до наплыва беженцев из Бельгии и Голландии весной 1940 года, там проживало двести семьдесят тысяч евреев, по меньшей мере сто семьдесят тысяч из которых были иностранцами или родились за границей.
Пятьдесят тысяч евреев должны были быть по возможности очень быстро эвакуированы из оккупированной зоны и из вишистской Франции. Это была серьезная задача, решение которой требовало не только согласия правительства Виши, но и активной помощи со стороны французской полиции — она должна была выполнить работу, которой в Германии занималась регулярная полиция. Поначалу не возникало никаких сложностей, поскольку, как сформулировал Пьер Л аваль, премьер в подчинении маршала Петена, «эти евреи-иностранцы всегда были во Франции проблемой», поэтому «французское правительство довольно, что изменение германской позиции в отношении евреев дало Франции возможность избавиться от них». Необходимо заметить, что хотя Л аваль и Петен рассуждали в категориях переселения «этих евреев на восток», тогда они еще не знали, что означает это «переселение».
Внимание суда в Иерусалиме привлекли два инцидента, которые произошли летом 1942 года, через несколько недель после начала операции.
Первый случился с поездом, который должен был выйти из Бордо 15 июля, — его отправку пришлось отменить, потому что во всем Бордо удалось собрать лишь сто пятьдесят евреев без гражданства: недостаточно, чтобы заполнить поезд, который Эйхман выбил с огромным трудом. Увидел или нет в этом Эйхман первый признак того, что дела могут пойти не так просто, как всех в этом убеждали, неважно — он пришел в крайнее возбуждение, принялся разносить подчиненных, говоря им, что это «дело престижа», но не в глазах французов, а с точки зрения министерства транспорта, которое может составить неверное представление об эффективности его аппарата, и что ему «стоит подумать о целесообразности наказания Франции за такой подход к эвакуации», если такой инцидент повторится вновь.
