Мифология Средиземья с иллюстрациями Антейку - Баркова Александра Леонидовна
Толкин поступает с Бомбадилом как бы нелогично: он мог сделать его просто лесным духом, равноценной парой Златенике, тогда было бы легко понять, почему Том не пытается уничтожить нежить в Холмах Мертвых и приструнить злые силы в своем лесу. Но Профессор делает прямо противоположное: он именует его Ярвайн Бен-адар, Старейший из Нерожденных, который, по словам Элронда, древнее самой древности. Нерожденные — это, очевидно, Айнур; быть буквально старейшим из них Бомбадил не может, поскольку первым был Мелькор. Это противоречие попытались объяснить, объявив Тома воплощением самого Творца, Эру, что, конечно, выглядит неубедительно. При этом сам Толкин отказывался объяснять, кто же такой Том, говоря в письме 144, что в тексте должны оставаться загадки, и называл Бомбадила именно такой умышленно оставленной загадкой. Причина этой тайны кроется, вероятно, в том, что Толкин воспринимал Бомбадила как всемогущего отца малыша и одновременно понимал, как на самом деле слаб такой отец перед житейскими бурями. Распутать клубок противоположных чувств было бы слишком болезненно… тем не менее именно нераскрытость этого противоречия придает убедительность миру, ведь каждый из нас сохраняет детские ощущения всесилия родителей и взрослое понимание, каковы они на самом деле.
Толкину фактически оставался один шаг до утверждения, что Том Бомбадил — создатель хоббитов. Согласно «Сильмариллиону», в Арду спустилось множество духов, великих и малых; Саурон прямо назван самым могущественным из майар, следовательно, мощь Бомбадила, над которым Единое Кольцо не имеет силы, превышает мощь Саурона. То есть он дух более высокой природы, уровня Валар. Он постоянно поет, то есть обладает силой творения. И он максимально схож с хоббитами, о происхождении которых Толкин не сообщает ничего. Как видим, факты сходятся. В таком контексте странствия народа хоббитов, описанные в приложениях к «Властелину колец», оказываются путем народа к своему создателю.
Почему Толкин не делает этого шага? Вероятно, потому, что нельзя рушить хрупкий мир детских чувств, не надо раскладывать по полочкам мечту об отце, которого ты лишился в раннем детстве. Эта часть души ограждена той же незримой стеной, что и земли Хоббитании, мимо которой катились арнорские войны, не задевая ее.
Но тема сироты и того, кто заменит ему отца, в творчестве Толкина выражается и в другом образе, причем прямо, сюжетно и неоднократно. Речь, разумеется, о Гэндальфе.
И Фродо, и Арагорн — сироты: Фродо лишился обоих родителей в двенадцать лет, Арагорн остался без отца в два года. Оба безоговорочно доверяют Гэндальфу. Если мы посмотрим на это с точки зрения психологии, то уверенность Толкина в том, что Гэндальф всегда прав, — это объективация его отцовского стремления стать для своих детей таким родителем, какого судьба лишила его самого, этот порыв настолько чист, что не нуждается в аргументации. При этом в образе Гэндальфа «наблюдаются признаки отменной сохранности», как бы сказали хоббиты: на последних страницах «Властелина колец» он практически такой же, как и на первых страницах «Хоббита», то есть, говоря обобщенно, это заботливый и в меру строгий отец десятилетнего мальчишки. Неудивительно, что у него неплохое взаимопонимание с хоббитами из Братства, а еще — с Фарамиром, который оказывается в замкнутом кругу: отдаляясь от отца, он сближается с Гэндальфом, а это еще больше отдаляет его от Денетора. Об отношениях с Арагорном уже сказано. И эта неизменность Гэндальфа приводит к тому, что он и с правителями ведет себя как с детьми, что едва не уводит в черное забытье Теодена, отторгающего Гэндальфа и доверяющегося Гриме (в итоге к Теодену возвращается разум, но сын его Теодред погиб именно из-за козней Гримы), и провоцирует гнев и отчаяние Денетора, которые приводят его в итоге на костер. Фактически Толкин показывает нам, что если в человеке не осталось искры ребенка, то его ум никогда не перерастет в мудрость и может привести к поражению.
И последний момент. Все, о чем сказано в этой главе, относится к сфере интуитивного, того творчества, которое неподвластно разуму. И тем интереснее наблюдать, как Профессор пытался рационально вмешаться в эту систему образов. Он всячески старался сделать хоббитов не детьми, прежде всего увеличивая их возраст, причем столь же сказочно, как и уменьшая их рост. Бильбо уходит в свое путешествие Туда и Обратно в возрасте пятидесяти лет, что с поправкой на хоббичье долголетие соответствует сорока человеческим годам или чуть меньше, — и действительно, Бильбо ведет себя примерно так. Но мало кто помнит, что Фродо, согласно хронологии, покидает дом в том же самом возрасте! Нет, в нашем сознании он навсегда остается подростком, которому и шестнадцать-то едва ли исполнилось. Это восприятие никак не связано с фильмом, напротив, кинообраз потому и показался достоверным, что наложился на внутреннее ощущение читателей (с учетом того, что сам Толкин путешествовал по Альпам в девятнадцать, это неудивительно).
Итак, автор попытался рационально вмешаться в образ своего героя — но безуспешно. Повзрослеть может Сэм — но не Фродо. Вечный ребенок, который есть во многих из нас, который слушается там, где очень умные люди будут «жить своим умом», совершает поступки, на которые «ни один разумный человек не пойдет»… И возможно, в итоге спасет нас этим.
Глава 4. Философия имени
В мире Толкина имена играют особую роль, причем это касается как взгляда снаружи мира, так и изнутри него. Огромное количество персонажей названо говорящими именами, что значительно облегчает восприятие дотошному читателю, который пользуется словарями эльфийских языков (прежде всего синдарина), доступными в интернете [126]. Но это же создает и проблемы для восприятия изнутри мира: далеко не всегда можно объяснить, как человек получил такое пророческое имя. Толкин сам сознавал это и потому придумал эльфам материнское имя — это имя-прозрение, нередко предвещающее судьбу, но в случае с людьми ситуация сложнее. Иногда он вводил мотив пророчества: например, сообщается, что Мальбет-прорицатель дал последнему князю Артедайна имя Арведуи, что и означает «Последний Князь», но умалчивается, как же сам Мальбет получил свое имя, которое, в полном соответствии с его родом занятий, переводится как «Золотое Слово» (велико искушение назвать его Златоустом). Прорицателей среди людей мало, но говорящих имен — множество. О значении имени Денетор мы уже говорили (причем имя Денетору Первому было дано в то время, когда Гондору ничего не угрожало, так что весьма трудно предположить, чем руководствовались его родители). Иногда судьба обозначена менее явно: так, король Гондора, который значительно перестроил Минас-Анор (будущий Минас-Тирит), носит имя Остогер (Ostoher), что означает «Господин Города». Иногда имя формирует судьбу не своим значением, а судьбой тезки: так, наместник Турин Первый был женат дважды — разумеется, второй брак состоялся после смерти первой жены, но по меркам Гондора это факт исключительный… и тут мы все вспоминаем еще более исключительные проблемы в браке Турина Турамбара, женившегося на своей неузнанной сестре. Иногда происходят уж совсем необъяснимые изнутри мира вещи: так, при короле Гондора Телемнаре на страну обрушивается моровое поветрие, умирает вся королевская семья, вымирает тогдашняя столица Гондора — Осгилиат, а в Минас-Аноре засыхает Белое Древо; из-за эпидемии крепости по границе Мордора лишаются гарнизонов, и Саурон получает возможность восстановить Мордор, а еще именно тогда в Зеленолесье приходит Тень и там появляются лиходейские твари. Само имя короля не означает ничего ужасного: оно переводится как «Серебряное Пламя», но зато тезка его оказывается страшнее любой чумы: он известен под именем на адунаике (языке Нуменора) как Ар-Гимилзор, самый страшный враг Верных, он полностью запретил эльфийские языки и принимать эльфов в Нуменоре. Неудивительно, что в мире, где слово обладает силой Творения, при тезке Ар-Гимилзора случились такие беды, но совершенно непонятно, как гондорского принца могли так назвать [127].
