Вадим Медведев - В команде Горбачева - взгляд изнутри
Первый Пленум нового ЦК КПСС проводился уже за пределами съезда вечером того же дня и утром следующего. Политбюро и Секретариат избрали в том составе, как и предполагалось. Произошло полное обновление Политбюро, за исключением Генерального секретаря. Не могло не обратить на себя внимания отсутствие в составе Политбюро (впервые в истории!) руководителей правительства и главных политических ведомств. Неожиданным для общественности явилось и появление во главе идеологического направления Дзасохова, а не Фролова, как ожидалось, а на международном направлении-Янаева.
Так закончился XXVIII партийный съезд, оказавшийся в истории партии последним. Но тогда это далеко не было очевидным. Напротив, казалось, что съезд разрешил многие проблемы, сделал крупный шаг вперед в обновлении теории, политики и практической деятельности партии, открыл тем самым новые возможности для ее деятельности в направлении демократизации общества и решения насущных проблем страны.
Съезд выровнял политическую линию партии, колебнувшуюся вправо на Российском учредительном съезде, предотвратил в известной мере нарастание разброда и хаоса, распад партии. Горбачеву и руководству партии удалось, правда, с немалыми усилиями, осуществить на съезде те цели, которые ставились перед ним -- сохранить партию как общественную силу, дать новый импульс ее обновлению и преобразованию, освобождению от догматизма, от старой идеологии и психологии, закреплению на перестро-ечных позициях.
Конечно, в рамках единой партии делать это было все труднее. И тогда было ясно, что идейное и организационное размежевание в партии на определенном рубеже неизбежно, но момент для него не назрел. Потом этот вопрос обсуждался не раз. Я не согласен с мнением, которое высказывалось Яковлевым и некоторыми другими собеседниками, что размежевание надо было сделать на съезде. В то время условий для размежевания партии в пользу перестройки не было. Попытки раскола (то ли слева, то ли справа) носили безрассудный, авантюристический характер. Они могли привести лишь к плачевным результатам.
Что было бы, если бы сторонники "Демплатформы", получив поддержку какой-то части руководства, ушли и объявили о создании новой партии? С ними ушла бы часть интеллигенции, но никакой серьезной новой партии на этой основе создать бы не удалось. Это была бы группировка, какие сейчас во множестве существуют в стране, не оказывая существенного влияния на политическую жизнь, а партия бы была отдана в руки консервативных сил. Кто бы от этого выиграл?
Я считаю, что XXVIII съезд лежал в русле закономерного развития событий, заслуживает исторической оценки, как важный рубеж борьбы за утверждение в партии нового курса, как успех прогрессивных, реформаторских сил. Другое дело, что он не разрешил всех проблем, да и не мог их разрешить, поскольку многие из них уже вышли за пределы компетенции и возможностей одной партии.
Могут сказать, что недопущение раскола партии в 1990 году не предотвратило путча и разгрома партии в 1991 году. Но между тем и другим нет жесткой причинно-следственной зависимости и предопределенности. И уж во всяком случае раскол партии не уменьшил бы опасности переворота и установления диктатуры.
В личном плане для меня съезд означал завершение долголетней партийной работы, которой я отдал лучшие годы своей жизни. Но никогда в этой работе я не руководствовался узкопартийными, идеологизированными мотивами и тем более амбициозными, эгоистическими устремлениями. Пусть это звучит несколько выспренно, но она мною рассматривалась не иначе, как служение народу, интересам страны.
Глава V
В администрации президента
Программа перехода крынку: чья лучше. "Парламентский бунт" и реорганизация президентской власти. -- Кризис начала 1991 и новоогаревский процесс. Программа перехода к рынку: чья лучше
Еще в один из последних дней съезда Президент подписал Указ о моем назначении членом Президентского Совета и поздравил меня с этим, а 17 июля Указ был опубликован в печати. Начался полуторалетний период моей работы в администрации Президента.
Сдача дел не отняла много времени и свелась к подробной беседе с Дзасоховым. Он рассказал, с какими большими переживаниями и сомнениями согласился перейти на идеологическое направление. Посочувствовал ему.
Дзасохов производил положительное впечатление своей общительностью, интеллигентностью, знанием международного опыта. Да и внутренняя проблематика ему не была чуждой: он был одним из самых сильных первых секретарей обкомов партии, причем в национальной республике -- Северной Осетии. По моим наблюдениями, у него сложилось хорошее взаимопонимание с реформистскими кругами и, вместе с тем, с центристскими и даже традиционалистскими силами. Поддерживал постоянные контакты с Яковлевым и Примаковым и в то же время был в тесных отношениях с Болдиным, который баллотировался в народные депутаты от Северной Осетии.
В беседе с ним я изложил свое понимание идеологической ситуации, переходной к реальному плюрализму, пытался передать ему своего рода эстафету левого центра с учетом стремления Дзасохова проявлять ко всему здравый подход.
Несколькими днями позднее у меня состоялась встреча с Шениным по его просьбе. Тогда в моих глазах Шенин оставался человеком, склонным к реформаторским идеям. Я откровенно сказал ему, что в предшествующей работе ощущался большой разрыв между линией руководства, с одной стороны, и настроениями и действиями функционеров Отдела организационно-партийной работы, с другой. Без обиняков сказал, что этот отдел был аккумулятором и трансформатором консервативных настроений в партии.
Не знаю, как все это было им воспринято, но в свете последующих событий, не исключаю, что все воспринималось наоборот.
В дальнейшем я воздерживался от каких-либо попыток давать советы и тем более вмешиваться в деятельность отделов ЦК, хотя раздавалось немало звонков от бывших сотрудников по разным вопросам. Да к тому же я чувствовал и определенную настороженность со стороны некоторых новых секретарей ЦК, не всегда объективное отношение к людям, которые работали со мной в идеологической сфере.
По линии Президентского Совета мне поручены были внешнеэкономические проблемы, но, конечно же, пришлось заниматься и общеэкономическими вопросами. Как раз на это время -- конец лета и начало осени 1990 г. -падает драматическая схватка вокруг Программы перевода экономики на рыночные основы. Примерно в течение двух лет топтались около рубежа рыночной экономики, прикидывали, взвешивали, спорили, но никак не осмеливались сделать решающий шаг.
Реформа 1987 года пошла под откос. Время было упущено, ушло на политические баталии, а когда вернулись к экономическим проблемам, оказалось, что требуются уже более кардинальные меры по переходу к рынку. Стало ясно, что без этого выбраться нам из трясины, в которой мы оказались, невозможно, не говоря уже о том, чтобы выйти на современный уровень эффективной экономики. Произошел в основном поворот к рынку и в общественном сознании, хотя кое-кто и продолжал пугать предстоящими бедствиями и потрясениями.
Иначе говоря, вопрос -- переходить или не переходить к рынку -- был уже решен самой жизнью и перемещен в плоскость способов этого перехода. Надо было быстрее создать программу конкретных мер и приступить к ее реализации.
Правительство, наконец, решилось на переход к рыночным методам, приступило по поручению Верховного Совета к разработке программы на этот счет. Но было уже поздно, авторитет правительства Рыжкова оказался подорванным. Не помогло ему даже "академическое подкрепление" Абалкиным, которого я считаю одним из способнейших и реалистически мыслящих экономистов.
Смею утверждать, что любая программа правительства Рыжкова -- Абалкина была по этой причине обречена, даже если бы она получила полную поддержку Президента. Я думаю, это чувствовал Президент и искал новые подходы с учетом реальной расстановки сил.
В начале августа, находясь в отпуске в Крыму в санатории "Южный", я узнал об образовании под эгидой Горбачева!? Ельцина совместной комиссии Шаталина-Явлинского для разработки программы перехода к рынку. В "Южном" в это время проводили отпуск также Примаков, Яковлев, Осипьян, Бакатин -"президентская рать", как там нас в шутку называли. Образование комиссии оживленно обсуждалось в контексте компромисса между двумя лидерами. Все были единодушны в оценке необходимости такого компромисса, различия касались лишь его возможных границ.
Настораживало то, что, судя по доходившей информации, работа группы Шаталина-Явлинского шла в отрыве от правительства, и даже в противоборстве с ним. В печати и на телевидении еще до того, как родилась программа Шаталина-Явлинского, ее стали сильно расхваливать и, наоборот, превентивной критике подвергать позиции правительства. 30-31 августа после возвращения из отпусков на совместном расширенном заседании Президентского Совета и Совета Федерации, состоявшемся в зале заседаний палат Верховного Совета, произошла первая проба сил. Обсуждались альтернативные проекты перехода к рынку. Правда, сами проекты отсутствовали. Материалы комиссии Шаталина были разосланы членам того и другого Советов только поздно ночью, а записка Рыжкова участникам совещания была роздана в перерыве.
