Андрей Манчук - Наследники Че Гевары
Раз это стало возможным тогда, почему бы не сделать это теперь? Конечно, этот обратный, революционный передел может быть совершен только руками самих жителей крымских курортов — теми, чья ненависть настаивается сегодня на кристальной воде дворцовых прудов с золотыми рыбками. Мало кто знает, но в свое время курортная зона Южнобережья являлась зоной самых острых классовых столкновений. Еще в девятьсот первом году поденные рабочие Ливадийского имения совершили здесь успешную забастовку, подробно освещенную ленинской «Искрой», а в девятьсот пятом волнения в Ялтинском уезде заставили направить сюда известного карателя Думбадзе, наделенного невиданными диктаторскими полномочиями для подавления бунтов. Казачьи сотни штурмом брали строения царского дворца, в котором закрепились боевики «Союза рабочих имений «Ливадия» и «Ореанда».
Сегодня все начинается с таких же самых «дачных» дворцов. Протесты населения Алупки сорвали попытку реприватизировать Воронцовский дворец, превратив его в «закрытую» госдачу — собственно в то, чем он и был в романовские времена. Настанет день, и Дочкина дача на Зеленом Мысу возобновит свои функции детского санатория. Хорошо, если бы это произошло поскорей — ведь за десятилетнее правление папаши ее нынешней владелицы Украину заполнили десятки тысяч туберкулезников. А «дачная» часть семейного кучмовского имения обещает стать музеем отвратительной жизни тех, кто пытался строить свое частное счастье на беде и страданиях миллионов.
Склеп в центре Киева.Этот дом расположен в элитном районе, в двух шагах от американского посольства. Сотни киевлян проходят возле него каждый день, опасливо косясь на сломанные дощатые балконы, угрожающе нависшие прямо над мостовой. Посмотрев на облезлый, заметно покосившийся дом, большинство из нас наверняка сочтет его необитаемым. Между тем в этом здании, уже известном в народе под красноречивым названием «склеп», до сих пор умудряются выживать десятки людей.
«Парадное» Гоголевской, 32 и вправду не похоже на вход в жилой дом. Здесь пусто и грязно, а по стенам извилисто пробегают длинные трещины. Повсюду стоит стойкая вонь. Подвальная дверь закрыта, но доски сбоку от входа выгнили от старости, — и оттуда, из темной дыры, буквально бьют запахи жидких фекалий.
— Там внизу целое подземное озеро скопилось. Годами его никто не выкачивал. Никто не берется, не хочет туда лезть, — рассказывает нам здешний старожил Анатолий. — А еще тут недавно снимали какой-то сериал, так актеры устроили под лестницей туалет. Они, наверное, и не думали, что здесь сверху люди живут.
Первый этаж дома действительно выглядит необитаемым, хотя коммуналку № 1 заколотили не так давно, после того, как в ней случилось убийство.
— По пьянке человека сгубили. Я еще понятой по этому делу была, — рассказывает Наталья, проживающая наверху, в коммунальной квартире № 3. По дороге, на лестнице, она показывает нам ночную «лежку» бомжа, который оборудовал себе место в широком оконном проеме. Мы подходим к старой грязной двери с множеством старых звонков и заходим внутрь, где начинается настоящий кошмар.
В четырех комнатах коммунальной квартиры постоянно проживают десять человек. У входа нам одновременно советуют смотреть и вверх, и вниз — под ноги. Пол шатается, как на палубе корабля, а в потолках зияют огромные дырки. Штукатурка ежедневно обламывается, обрушиваясь большими, увесистыми кусками, каждый из которых способен убить или травмировать человека. Сами потолки угрожающе прогибаются вниз. Шестидесятилетняя Елена Васильевна подпирает потолок большой палкой — жуткое и дикое зрелище. Эта же подпорка, по совместительству, служит новогодней елкой — ее до сих пор украшают яркие гирлянды. А над кроватью у пожилой женщины сооружен дощатый навес, чтобы спастись от падающих ночью камней.
Провалы встречаются в полу каждой из квартир.
— Вот наш сосед в туалете по колено провалился. Нога застряла в полу, — буднично рассказывает Наталья. — Посмотрите на наш туалет, обязательно. У меня дочка уже школьница, а туда, извините, ни разу не ходила. Нельзя туда ребенка пускать. Складываем фекалии в кулек, и потом выкидываем.
Туалет коммуналки № 3 — крохотная, вонючая дыра с прогнившим полом, кое-как заделанным досками и жестью. Кажется, унитаз не менялся здесь с послевоенных лет. Рядом стоит такой же старый, крохотный умывальник — один на всех жильцов, Во всем этом доме десятилетиями нет ни единой ванной комнаты и даже «стоячего» душа. Люди привыкли стираться и мыться в тазах, прямо в комнатах или на кухне. А в коммуналке на третьем этаже «душ» «льет» прямо с потолка — после каждого сильного дождя.
Возле туалета размещены несколько лампочек, принадлежащих разным жильцам. Каждая со своим отдельным выключателем — неотъемлемая черта любой коммунальной квартиры. Ходить в темноте опасно. В туалетной комнате тоже сыплется штукатурка, а однажды вместе с ней упала здоровенная крыса — прямо на голову человеку.
— Крыс у нас полно. Даже днем ходят. Хотя крысоловки на каждом углу стоят. А еще комары круглый год — слышите, как звенят? Размножаются в подвале, а в комнатах влажность и сырость, — говорят нам жильцы.
Сырость внутри этой «жилплощади» действительно напоминает о могильном склепе. На стенах коммунальных квартир обильно цветет желто-зеленый грибок, а плесень успевает выскочить даже на развешанном в кухнях белье. Иногда его сушат и в жилых комнатах. Выходить на балконы нельзя — об этом предупреждают давно оборванные бумажные пломбы на дверях. А в одной из квартир на третьем этаже балконная дверь ведет прямо в провал. Дощатый пол рухнул, и ржавые железные поручни балкона охватывают собой пустоту.
Коммунальный кошмар естественным образом соседствует с личностными трагедиями. В одной из небольших комнат со страшными дырами в потолках живет четверо человек, включая двоих детей, один из которых болен церебральным параличом. В другой — одиноко сидит больная женщина, а ее соседка залечивает «социальный» туберкулез. Довоенные фото и пыльная мебель полувековой давности создают здесь особый колорит замершего на месте времени, а в интерьерах кухонь можно экранизировать быт времен Зощенко. Мы открываем все новые двери и среди невозможно затхлого воздуха натыкаемся на загубленные судьбы людей. Они заживо замурованы в этом склепе, сколоченном из твердокаменного чиновничьего равнодушия.
Многие из обитателей дома провели здесь всю жизнь — начиная с послевоенных лет, и неплохо знают историю своего почти что «фамильного», семейного «склепа». Когда-то, во второй половине XIX века, здесь размещался постоялый двор при расположенной рядом синагоге. Затем он был переоборудован под женскую гимназию, а после революции использовался как детский дом для беспризорников. После войны, когда Киев потерял почти треть своего жилого фонда, длинные залы разгородили перегородками, превратив их в коммуналки. Первый и последний ремонт прошел сорок лет назад — в 1965 году. В восемьдесят девятом городские власти определили здание под снос, пообещав его жильцам приличные квартиры в новых районах. Однако вследствие махинаций вокруг земельного участка вопрос завис в воздухе — на долгих семнадцать лет. Многие из местных старожилов успели уйти из жизни, так и не узнав, что такое жизнь с нормальным туалетом и ванной. Хотя теперь в «склепе» есть даже компьютер и интернет — в комнате с чудовищной на вид дырой в потолке и полностью выгнившим, перестеленным жестью полом. Готовые декорации для первой серии «Матрицы».
Между тем, дом на Гоголевской может попросту рухнуть, как это уже случалось в Киеве с объектами подобного рода.
— Опора в подвале на бок легла. Того и гляди, дом упадет, — рассказывает нам Анатолий. Чиновникам прекрасно известно катастрофическое состояние «склепа», однако они еще и берут с людей деньги за то, что даже приблизительно невозможно назвать «жильем». Самое страшное, что увидел я в этом доме, — это повестки в суд за неуплату коммунальных услуг, которые показывала мне Наталья. А некоторые, самые запуганные пенсионеры все-таки платят дань своим комму нальным мучителям. По сто — сто пятьдесят гривен в месяц — чтобы их не лишили права жить под падающими крысами и потолками.
А на парадной двери «склепа» на Гоголевской висит издевательская листовка квартирных брокеров — «Куплю любую квартиру в вашем доме».
Голубин.Сизый лес закрывает село с трех сторон, а с четвертой когда-то было поле. Я помню, как здесь гудели комбайны, а мы, мальчишки, прятались среди зелено-голубого льна и гоняли перепелов во ржи. Сегодня поля густо заросли кустарником, будто лицо опустившегося, небритого человека. Оросительные каналы стали болотом — ирригационные памятники пришедшей в упадок культуры. Старую грунтовку разбили тягачи-лесовозы. Если бы не они, лесная поросль, наверное, поднялась бы и здесь, скрыв под собою «соше», где когда-то так часто ходили и ездили люди.
