Переписывая прошлое: Как культура отмены мешает строить будущее - Весперини Пьер

Именно это христианское воображаемое объясняет, почему в житиях святых женщины так часто стремятся изуродовать себя, чтобы присоединиться ко Христу {40}. Святая Бригитта Ирландская выкалывает себе глаза, чтобы избежать замужества. Блаженная Одетта Брабантская отрезает себе нос, говоря, что хочет «разрушить красоту своего лица». «Таким образом она полностью уничтожила великолепие своего лица», – радуется ее биограф и духовник.

Третье нововведение – спасение достигается верой. Просто хорошо себя вести теперь недостаточно. Нужно еще верить в истинность догматов, и верить твердо. Сомнение считалось дьявольским наущением {41}. Более того, сомнения было достаточно, чтобы прослыть еретиком {42}.

Эта правоверность, то есть строгое соблюдение религиозных предписаний, была тем более важна, что речь шла о спасении не только одного человека, но и всего мира. Отсюда вмешательство светской власти. Уже в правление Константина мы видим, как император «созывал собрания, ‹…› говорил о единовластвующем Божестве и вслед за тем рассуждал о всеобщем и частном промысле» [3] {43}, утверждая, что приводит варваров к Истине {44} и в конечном счете ведет все человечество по «пути спасения» (iter salutare) {45}.

Соответственно, все неортодоксальные верования следовало истребить. Не только языческие, но и те разновидности христианства, которые расходились с церковью в своем понимании истины {46}. Так христиане очень быстро превратились в гонителей, причем преследовали они в том числе и других христиан – еретиков. В результате, «если считать с первого века мира Церкви, религиозные распри между христианами унесли больше жизней, чем все предыдущие гонения» {47}.

Уклониться от этого было нельзя, ведь на кону стояло спасение мира. Еще и сегодня катехизис католической церкви гласит (§ 2104): «Все люди должны искать истину, в особенности в том, что касается Бога и Его Церкви; а познав ее – принять ее и быть ей верными» [4]. То есть это долг. Причем долг, который легко исполнить, поскольку истина уже найдена, как победоносно утверждал святой Амвросий Медиоланский в споре с язычником Симмахом:

Так неожиданно поиск истины перестал быть частным теоретическим занятием, превратившись в нравственный и политический долг.

Именно ключевое место, которое ортодоксия заняла в европейской культуре, сделало такой значимой роль священнослужителей – монахов, прелатов, университетских богословов. Именно они обсуждали, разрабатывали и устанавливали догмы. Они же оценивали «правоверность» всех и каждого. Часто говорят – это повелось с «Баллады о дамах былых времен», – что Жанну д’Арк сожгли англичане {49}. Однако сначала ее требовалось объявить еретичкой. А это могли сделать только церковники, присланные из Сорбонны. Их работу запечатлели судебные документы, из которых видно, как самые изощренные знания служили самой жестокой власти. То, что случилось с Жанной д’Арк, могло произойти и с бедным крестьянином из самого глухого уголка Европы, о чем свидетельствует история мельника Меноккио, имевшая место в конце XVI века {50}. Беспокойство о самых ничтожных людях могло охватить даже папу римского. Вот что писал Климент VIII инквизитору из Фриули, который сомневался в необходимости казни малоизвестного фриульского еретика Антонио Скуделларо: «Повелеваю вам, по приказу Святейшего Господа нашего, чтобы вы, не откладывая, приступили к делу с усердием, которого требует серьезность положения, дабы он не избег возмездия за свои ужасные и отвратительные деяния, но дабы причитающееся ему строгое наказание послужило примером для других в этих краях» {51}.

Одним словом, в европейской культуре священнослужитель предстает прежде всего как страж порядка. Сторожевой пес, если пользоваться выражением Низана. И этот образ накладывает свой отпечаток на его наследников, то есть на каждого европейского «культурного человека», будь то профессионал (учитель, деятель науки, писатель, издатель, книготорговец, журналист, музейный хранитель и т. д.) или любитель (врач, юрист, бизнесмен или просто интеллигентный горожанин). Внутри него всегда живет – хотя чаще всего он сам того не знает – клирик, от которого можно освободиться, лишь осознав его присутствие. Я еще вернусь к этой теме.

Ортодоксия легла в основу угнетения, которое, как и притеснение женщин, достигло беспрецедентных масштабов, – под ударом оказались все, кто выделялся из общей массы и угрожал догматической однородности общества: евреи, мусульмане, «еретики», а также прокаженные, «содомиты», «ведьмы» и «колдуны» {52}. Так был изобретен внутренний враг {53}.

Это явление стало особенно заметным начиная с XIII–XIV веков и сопровождалось усилением давления на женщин. По мнению большинства историков, в этот период произошел переход от относительно открытого общества, где, например, евреи и мусульмане жили более или менее мирно в христианских городах {54}, к обществу, которое становилось все более закрытым и нетерпимым {55}. Существуют различные взгляды на причины этих изменений. Но, по-видимому, с этим процессом было тесно связано укрепление государства во Франции, Англии, Испании и Италии (речь идет о папской монархии). Создается впечатление, что рождение современных государств было невозможно без выявления и преследования меньшинств, «которые думают не как мы», усилиями целого административного, судебного и полицейского аппарата, существующего по сей день {56}.

Очевидно, что ключевую роль в этом сыграла церковь, создав инквизицию. Инквизиторы очень четко определяли свою цель. Они преследовали ересь, то есть гетеродоксию {57}. Поэтому они могли привлечь к суду «любого, кто сомневается в вере» {58} (напомним, что сомнение было еретическим занятием), но не могли судить, например, тех, кто взывал к дьяволу, варя приворотное зелье: в последнем случае о ереси речи не было, поскольку дьявола вызывали, «чтобы он делал именно то, что всегда делает, то есть искушал» {59}. Инквизиторы строго следили за тем, чтобы отделять те случаи, когда дьявола вызывали, поклоняясь ему (это ересь), от тех, когда дьяволу приказывали выполнять задания, входящие в его компетенцию («узнавать будущее, воскрешать мертвых, продлевать жизнь, склонять кого-либо ко греху и т. д.») {60}.

Однако церковь не обладала монополией на преследование еретиков (или тех, кто считался таковыми). Об этом свидетельствует начавшаяся в XV веке охота на ведьм, которую вела не столько церковь, сколько государственная власть (притом что государства постепенно становились все более светскими). Ярким примером этого можно считать Жана Бодена – теоретика современного государства, жившего в конце XVI века, который был гетеродоксальным христианином (если вообще был христианином) и при этом активно занимался преследованием ведьм {61}.