Евгений Самойлов - Синие звзёды
Глава 4. Перелетная птица
Этот вечер, в самом начале июня 1986 года ничем не отличался от вчерашнего, или других вечеров возле села Ораного, в полевом лагере 25 бригады химической защиты. Уже третий день воздух был наполнен веселым гулом хрущей (майских жуков).
Эти крупные светло-коричневые жуки наполнили все пространство вокруг, ежесекундно ударяли меня в лицо в своем любовном танце. Но легкие удары, даже не удары, а прикосновения не раздражали, а заставляли улыбнутся той силе любви, которая поднимала эти хитиновые фасолины в воздух в поисках возлюбленной и швыряла их в тебя щедрыми горстями.
Жуки от удара падали на землю, но тут же с низким гулом взмывали в воздух, чтобы занять свое место в этом бесконечном хороводе жизни.
Я подошел к своей палатке.
Сергей Смыкалов, сидевший на крае ее дощатой обриштовки, чего то мурлыкал себе под нос, пришивая свежий подворотничок на хб с двумя синими звездами младшего лейтенанта, которые он нарисовал на погонах шариковой ручкой. Размер этих звезд был посредине между майорскими и генерал-майорскими. Но такое отступление от устава никого не волновало. Ведь, глупо тратить личные деньги в автолавке на уставные звездочки, если все равно, эту робу завтра ты, возможно, будешь вынужден выбросить из -за превышения уровня радиации на ней!
Он, привстал с порожка пропуская меня во внутрь палатки, при этом он продолжал, напевать, что то мелодичное и очень знакомое.
Я сбросил с себя ОКЗК, в котором я ездил в зону и переоделся в такой же, но чистый, не радиоактивный. Звезды у меня были такие же синие, как и у Сергея, но их было по 2 на погон.
-Что ты поешь? спросил я
Серега не обратил на меня внимания и продолжал чего то мурлыкать под нос, выводя своей иголкой крупные нитяные стежки поверх лоскута простыни, который выдал старшина роты господам-офицерам на подворотнички.
Сима Гринберг и Олег Ильин, укрывшиеся от жуков, своих бойцов и начальства внутри палатки тихо рубились в преферанс. Им не хватало третьего.
Сима предложил мне присоединиться к их компании.
Я, к своему стыду, был вынужден признаться, что не умею.
Мой ответ, был воспринят с хохотом и шуточками, типа:" А как ты офицером стал, если в преф не играешь?".
Я не стал выкобениваться и согласился принять участие в игре. Мне, вкратце объяснили суть терминов "пас","вист", "мизер", "торг", причем слова "*****" и "****" было каждым вторым в правилах этой настоящей офицерской игры.
-Слушай пой громче, или уё...й, неожиданно взорвался Олег. Мы уже привыкли, что у каждого из нас происходили такие вспышки гнева. Радиация и психологическая нагрузка давали о себе знать.
Серега не стал спорить и запел в полный голос:
Отшумело, отсмеялось и неведомо куда умчалось лето,
И уже улетела давно поздних стай вереница.
Почему же ты осталась с невесёлой песней недопетой?
Одиноко сидишь под окном, перелётная птица…
Голос у Сергея неожиданно оказался очень приятного тембра, а слух - абсолютный, а мы ошеломленные застыли с картами в руках...
Перелётная птица, одинокая птица
Эту боль мы разделим с тобой на двоих.
Горько думать, что в мире ничего не случится,
Если он не услышит больше песен твоих.
У меня защемило сердце, перед глазами проплывали картинки прожитого дня:
оставленный жителями новый город, убитые собаки...
Безлюдные улицы этого города были наполнены звуками ветра, шуршали простыни на балконах, хлопали открытые окна. При особенно сильных порывах слышался звон разбитых стекол, будто огромная, смертельно раненная, птица пытается стать на крыло...
Я понял, что этот город навсегда стал для меня похож на птицу, которая не смогла вырваться из радиоактивного плена за своей стаей.
Может, крылья подустали? Оба мы отстали, друг, от стаи,
Но не можем жестокой судьбе без борьбы покориться.
Успокой свои печали и лети в заоблачные дали.
До конца будь верной себе, перелетная птица!
Эта песня до сих пор, вызывает у меня бурю эмоций. Почему то я себя все больше отождествляю с этой птицей и с этим городом. Это песня дает мне силы в самые тяжелые моменты жизни!
Перелётная птица, одинокая птица,
Эту боль мы разделим с тобой на двоих.
Горько думать, что в мире ничего не случится,
Если он не услышит больше песен твоих.
Глава 5. Рентген и Доза
Вильгельм Конрад Рентген (Рёнтген) (нем. Wilhelm Conrad Rоntgen; 27 марта 1845 — 10 февраля 1923) — немецкий физик, работавший в Вюрцбургском университете, с 1875 профессор в Гогенгейме, 1876 профессор физики в Страсбурге, с 1879 в Гиссене, с 1885 в Вюрцбурге, с 1899 в Мюнхене, первый лауреат Нобелевской премии по физике.
Рентген (Р) — внесистемная единица экспозиционной дозы радиоактивного облучения рентгеновским или гамма-излучением, определяемая по ионизирующей способности излучения. Для других видов радиоактивного облучения существует единица бэр (биологический эквивалент рентгена), также определяемый по ионизирующей способности. (Википедия).
Солдатский быт достаточно уныл. Все строго регламентировано и от тебя ничего не зависит. Приказано: «Стоять!» - стоишь. Приказано: «Умри!» - умираешь. Думать тебе совсем не надо, за тебя уже подумал твой командир.
Но это в теории, а в жизни, такое может «пройти» для солдата - срочника, 18 – летнего «пацана», для которого, армия – школа жизни, этап, от которого, он не смог отвертеться! А как быть тридцати – сорокалетнему мужчине, у которого есть семья, дети, да и он сам, уже чего-то достиг, может даже стал руководителем у себя на производстве? Психологически очень трудно уважаемому человеку оказаться в самом низу социальной лестницы, где тебе ежесекундно показывают твою полную никчемность и незначимость...
В моем взводе, я – лейтенант, «партизан» был самым младшим по возрасту. Мне было 26 лет. Основная масса моих солдат уже давно отпраздновали свои 35 лет. Этим взрослым мужчинам нужна была отдушина, которой они могли бы излить свою нежность к детям и тоску по дому...
Рентген появился в лагере до меня. Его привела вместе с братьями и сестрами к солдатской столовой мама – небольшая, рыжая сучка. Рентген был похож на черный шарик, с рыжими подпалинами, как у добермана. Вначале он держался только мамы, а потом все чаще и чаще оставался с бойцами моего взвода.
Жил он в одной из палаток. В каждом солдатском коллективе найдется «собачатник», который будет разжевывать хлеб и мясо, чтобы покормить своего любимца, намазывая кашицу на свой грубый, солдатский палец. Как переходящее знамя, бойцы по очереди носили у себя за пазухой черненький комочек, идя на поверку или на парковые работы.
Однажды, ротный сделал мне замечание, что, мол, непорядок у тебя Самойлов во взводе, антисанитарию развел, собака спит с бойцами на нарах. Блохи, чума, бешенство и огромная радиация в мягкой, щенячьей шерстке... Но сказано это было больше в тоне командирского «ворчания», а не приказа. Я, встретив глухое сопротивление своих бойцов на мое замечание, не стал приказывать, так «пожурил» «собачатника»...
Рентген рос, постепенно превращаясь в игривого щенка. Он везде следовал за моим взводом, в столовую, в умывальник, баню, в парк, на занятия... Только в «Ленинскую комнату», палатку, где проводили политинформации и смотрели телевизор, его не пускали. Он уходил по своим собачьим делам.
Рентген за рентгеном бойцы получали свою дозу, уезжали домой, к своим семьям. К ним на смену приезжали новые, необлученные и испуганные. Уезжали и «собачатники». Но, обязательно, в каждой из партий, появлялся их сменщик.
Скоро в моем взводе из старожилов осталось нас двое, я и Рентген.
На всяком построении собака стала ложиться рядом с моим правым сапогом, во главе взвода. По видимому, он себя считал моим незаменимым помощником в этой полувоенной стае «партизан». Однажды, на построении, командир бригады приказал выйти из строя всем офицерам. Я делаю, строевые три шага вперед, разворачиваюсь лицом к строю 25 бригады. Лежавший рядом Рентген, до этого спокойно выгрызавший, что-то между своих задних лап, вдруг встал, и под восторженный хохот тысяч солдатских глоток, вальяжно прошел несколько шагов вперед, обошел меня и лег рядом с моей правой ногой. ОФИЦЕР! Полковник Улупов, командир бригады, только улыбнулся.
Другой забавный случай с Рентгеном случился через пару дней. На разводе на работу, выступал начальник штаба бригады. Свою речь он посвятил длинной лекции о вреде радиации, о вреде радиоактивной пыли и о бойцах, которых он застал на станции курящими и без респираторов. Трое бойцов стояло рядом с ним, получая то в грудь, то в живот начальственным пальцем. Всем было скучно, противно, противно на душе. Вдруг, из задних рядов моего взвода раздался возмущенный собачий визг и злобный лай с рычанием. Мимо меня промелькнула черная спина Рентгена. Собака выскочила перед строем бригады. Бригада завыла от восторга! На морду собаки был одет зеленый армейский респиратор. Рентген с возмущением повизгивал и рычал, пытаясь освободиться от резинок и пластика, которые сковывали его свободу. Когда ему это удалось, он схватил респиратор в зубы, отбежал в сторону и под вой, хохот, визг тысяч глоток зарыл с рычанием этот злосчастный респиратор под столбом. Это было таким актом гражданского неповиновения, протестом против радиоактивной действительности, неуважения к личности и несправедливости, что у меня перехватило дух! После этого Рентген стал любимцем всей бригады.
