Синклер Льюис - Главная улица замощена
Вот так. Не подумай, что мы так уж встревожены — нам нечего тревожиться, покуда у руля такая трезвая голова, как Кэл, а его кабинет при нем на роли тормозов. Мы гораздо меньше встревожены, чем ваша братия, завывающая о грядущих бедствиях. Послушать вас, так, если Лафоллет не будет избран, купол Капитолия обрушится в Потомак, Германия нападет на Францию, а мою антенну сбросит с крыши. А я вот гляжу — без обеда вроде никто не остается, и если сельское хозяйство не так быстро развивается, как могло бы, то виной этому высокие цены на самогон, из-за которых наши фермеры не столько возят навоз на поля, сколько сидят у своих змеевиков.
Я не спорю, несколько банков у нас лопнуло, возрос процент арендаторов. А тебе никогда не приходило в голову, что нам ни к чему все это множество мелких банков — лучше пусть их будет поменьше, да получше. Опять же, что касается аренды, какая разница, Быть арендатором или обрабатывать собственную землю, которая столько раз заложена и перезаложена, что на самом деле вовсе тебе не принадлежит. Нет, брат, надо смотреть на вещи с научной точки зрения… Слушай, тебе не кажется, что левое крыло скрипит? Слышишь, нет? А я слышу. Надо будет позвать Макса — пусть починит. Терпеть не могу, когда машина начинает скрипеть!
Так вот, у этого вашего листка «Нейшн», небось, выходит, что американцы ни за что не допустят к власти Кулиджа. Мне тут как-то попался в руки «Америкен меркури»[13] — Гай Поллок дал почитать, — так там какой-то деятель пишет, что Кулидж просто мелкий жуликоватый политикан, а мозгами его господь бог забыл наделить… Между прочим, ты слыхал, что Форд, Эдисон и Файестон собираются нанести ему визит? Само собой эти ребята — самые светлые головы и самые преуспевающие люди в стране — только и делают, что наносят визиты разным пронырливым выскочкам! А то как же!
Так вот, послушай. Во-первых, ты когда-нибудь видал, чтобы втершийся в доверие проныра долго им пользовался? Я не видал… Разве что тот хиромант, который заявился к нам три года тому назад и до сих пор благополучно морочит людям голову, черт бы его побрал! Во — вторых, предположим, что Кэл действительно мелкий политикан без единой дельной мысли в башке. Ну, а какой нам нужен президент?
В медицине — и, наверно, в какой-то мере в литературе — тоже нужна голова. Ты работаешь сам за себя, ответственность спихнуть не на кого, и с тебя спрашивают результаты. Но возьми, например, проповедника — от него только и требуется, что угодить прихожанам своими проповедями, а адвокату всего-навсего надо убедить этих лопухов присяжных, что его высокочтимый противник, господин обвинитель, — старый брехун. То же самое и с президентом: самое главное, чтоб он умел заморочить людям голову — как своим землякам на предвыборных собраниях, так и русским с японцами. Если Кэл действительно бестолочь и при этом ухитряется водить всех за нос, то он именно тот человек, который нам нужен: он сумеет держать в узде профсоюзы и втереть очки Европе.
И потом… да вообще чего зря толковать! Ты знаешь не хуже меня, что выберут Кулиджа. Можно было бы с тем же успехом отменить выборы — сберегли бы кучу денег, и черт с ней, с Конституцией. Все равно всем на это дело наплевать.
Я вот езжу по деревням — думаешь, кто-нибудь разговаривает о политике? Говорят про Леопольда и Леба, про Кида Макоя, про полеты вокруг света, про Томми Гиббонса, про машины и радиоприемники. Но только не про политику! А почему? Да потому, что они знают, что Кулиджа уже выбрали. Это знают даже закоснелые старые демократы, которым бы очень хотелось, чтобы страной управлял Братец Чарли, — им и дела нет, что он в этом ни черта не смыслит, готов слушать всякого, кто ему наплетет какой-нибудь вздор и вообще такой же невежда, как этот Уильям Дженнингс, который набрался наглости критиковать эволюцию.[14]
Я не встречал ни одного серьезного, обеспеченного человека, который собирался бы голосовать за Лафоллета. Кто же тогда за ним стоит? Я тебе скажу! Пожалуйста! Лодыри-фермеры, которым лень возиться с силосом и которые надеются, что он вздует цены на пшеницу и они смогут жить припеваючи, не утруждая себя работой. Придурки, готовые пристать к любой полоумной компании, — например, популистам или Беспартийной лиге. И еще рабочие, которые надеются, что ее и какой-нибудь псих станет президентом, он сделает их всех государственными служащими и им не придется больше потеть на фабриках.
Но за исключением этих проходимцев… Я тут спрашивал по крайней мере человек у ста, за кого они собираются голосовать — и девяносто из ста ответили: «Черт его знает, я как-то об этом не думал. Не знаю. Да все равно ведь Кэл пройдет».
А теперь об этих так называемых «разоблачениях» министра юстиции.[15] Я всегда подозревал, что это дело глубже, чем кажется, уж больно много народу пыталось нажить на этой истории политический капитал. А теперь я в этом полностью убедился — неспроста Уилер столкнулся с Лафоллетом. И это ему так просто с рук не сойдет!
В общем, дело ясно. Если только вдруг не случится страшного недорода — а виды на урожай преотличные, — ваше дело швах. Кэла выберут. Уже, по сути дела, выбрали.
Вечером я зашел к Кенникотам, но об избирательной кампании они больше говорить не захотели. Кэрол промямлила, что, дескать, да, Лафоллет — замечательный человек, а у Дэвиса такие восхитительные манеры-его бы следовало сделать послом при английском дворе, но сейчас, когда один банк лопается за другим, экспериментировать просто небезопасно, и она, пожалуй, будет голосовать за Кулиджа. А как-нибудь в другой раз, когда все уляжется, можно будет попробовать нововведения. И тут же, заметно оживившись, спросила меня, видел ли я «Чудо» и «Святую Иоанну».[16] Это правда, что они необыкновенно тонко и художественно поставлены?
Потом начался концерт по ВКЗ. Слушая «Индейку на соломе», мы невольно пританцовывали на своих стульях. Мы с доктором курили сигары, Кэрол почему-то вздыхала.
В десять часов я почувствовал, что они не будут чрезмерно огорчены, если я уйду. Распрощавшись, я побрел по Главной улице. Ослепительно белая бетонная мостовая, залитая светом электрических фонарей, была безлюдна, только возле бара и гаража толпились кучки молодых людей и со скучающим видом перекидывались малопонятными словечками. Я решил зайти к адвокату Гаю Поллоку, закоренелому холостяку и любителю изящной словесности, с которым мы с Кэрол когда-то перебирали заглавия книг, предполагая, что «обсуждаем литературу».
Жилье его ничуть не изменилось — все то же захламленное логово. Он был у себя и читал «Рассказ о Библии» ван Луна.[17]
Гай мне обрадовался. Если с Кенникотом я чувствовал себя чужаком, а Кэрол держалась со мной несколько принужденно, то Гай встретил меня с искренней сердечностью.
Поговорив о знакомых, выслушав, что такой-то умер, а такой-то процветает, я заметил:
— Да, перемен у вас много — мостовая и прочее.
— Это верно. И еще ожидаются. Хотят провести новый водопровод. Ежечасные автобусные рейсы в Гуин-сити — не дольше, чем на поезде, и вдвое дешевле. И еще собираются строить новую методистскую церковь — из камня. Только…
— Берегитесь этого слова!
— Знаю, знаю. Только город мне сейчас нравится гораздо меньше, чем раньше. Говорить стали больше — об автомобилях, о радио, — но какие-то ужасно неинтересные разговоры. Раньше судачили о том, кто за кем ухаживает, говорили о политике и об отвлеченных предметах, рассказывали скабрезные анекдоты, а сейчас только и слышишь, что о новых батареях для приемника. С тех пор, как доктор Уэстлейк умер, Майлс Бьёрнстам уехал, а Вайда Шервин посвятила себя сыну-бойскауту, и даже Кэрол Кенникот… ничего не поделаешь, доктор убедил ее, что порядочной женщине не пристало заниматься обличениями или хотя бы просто проявлять чрезмерный энтузиазм, — просто не с кем словом перекинуться. В старые времена здесь жили пионеры. Они считали, что каждого, кто не посещает по воскресеньям евангелическую церковь, следует линчевать, но зато в них чувствовался огонь. Теперь их почти не осталось. Им на смену пришли владельцы ванн, лимузинов, плетеной мебели, моторных лодок и дач на берегу озера, и они ни за что не допустят, чтобы радикалы посягнули на все эти хорошенькие вещички и чтобы пустопорожняя болтовня о человеческой душе мешала им высказываться по поводу этих вещичек. Не подумай, что мне больше по душе обитатели Гринвич-Вилледж, которые способны только болтать. Мне нравятся люди, которые честно работают, платят свои долги, любят своих жен. Мне бы вовсе не хотелось, чтобы на их месте оказались возвышенные души, которые имеют привычку рассаживаться на полу и бросать окурки в пустые стаканы из-под виски. Только.
Он почесал подбородок.
— Не знаю. Но эти бесконечные разговоры о наезженных милях и маджонге наводят на меня такую тоску! Они воспевают новые тормоза, как персидские поэты воспевали лепестки роз; асфальт — их религия, а хорошая погода, благоприятствующая автомобилизму, — их патриотизм. Они обсуждают камеры и покрышки с таким же жаром, с каким в пятнадцатом веке спорили о непорочном зачатии. Порой мне хочется спрятаться в хижине на массачусетских холмах и заняться изучением греческого языка. А, давай поговорим о чем-нибудь попроще!
