Модест Колеров - Предел Империй
В России же идеологическая борьба вокруг советской истории не новость сегодняшнего дня. Идеологическая борьба ведётся давно. В свободном пространстве она ведётся последние лет двадцать, особенно остро после 1991 года, когда стало возможно разнообразие публичного исторического исследовательского творчества. В начале 1990-х годов в России на деньги разнообразных западных фондов выходили самые непредсказуемые учебники для школы и пособия для учителей, в которых актуализировались, в общем-то, старые антиимперские и русофобские штампы: всё связанное с католическим, западным и либеральным влиянием — хорошо, а всё связанное с православием, государством и традиционными ценностями — плохо. Такие штампы — это инструменты оппозиционной либеральной интеллигенции и их западных союзников.
Советская история удобна для трактовок со стороны современных поколений — большинство ныне живущих полагают, что они в ней специалисты, поскольку они в ней жили. Но и это представление наслаивается на старые штампы.
О Сталине на моей памяти жарко, но, правда, на кухнях, спорило поколение моих родителей. В идейном смысле ничего нового сейчас эти споры не привносят. Тема скрытой реабилитации Власова — это старая, шестидесятилетней давности, тема русской эмигрантской публицистики. Сама тема Власова — предмет весьма детализированной русской науки. Вряд ли спор о Власове, реабилитированный в последние двадцать лет в России недоучками, действительно имеет в виду идейные или исторические задачи. Налицо лишь попытка присосаться, приклеиться к давним спорам для того, чтобы как-то оправдать собственное бессилие и безумие.
У нашего государства нет позиции в отношении нашей собственной истории. В этом есть как позитивные моменты, так и негативные. С одной стороны, у государства должен быть некоторый консенсус касательно исторического прошлого, иначе возникает проблема с идентичностью. А с другой стороны, государство не должно заниматься выяснением научной истины, это дело профессионалов.
Тогда же, когда государство законно начинает беспокоиться о том, что исторические споры становятся инструментом внешнего давления на Россию, на власть и на общество, у нашего государства не хватает компетенции, чтобы сформулировать адекватные подходы к историческим темам. Например, в последние полтора — два года наши противники на Западе поставили задачу актуализировать пакт Молотова — Риббентропа в том смысле, что именно он якобы стал истинной предпосылкой Второй мировой войны. Наше государство с бюрократической точки зрения адекватно на это отреагировало, включив борьбу с такого рода спекуляциями, как и с попытками реабилитации нацизма в Европе, в перечень задач президентской комиссии по борьбе с фальсификациями истории.
Но юмор ситуации состоит в том, что в состав комиссии был включен академик Чубарьян, который в период создания комиссии издал книгу, главное содержание которой сводится к тезису о том, что путь к катастрофе начал пакт Молотова — Риббентропа. Не «мюнхенский сговор», положивший начало разделу Европы, а Сталин. Сам с собой, что ли? Можно напомнить и о том, что именно под редакцией Чубарьяна вышла книга, в которой от имени Российской академии наук была признана «оккупация» Прибалтики Советским Союзом.
Тем временем наш МИД, споря с польскими властями о Катыни, ссылается на авторитет Чубарьяна.
Это значит, что бюрократические решения недостаточны. Наша историческая наука за истекшие двадцать с лишним лет находилась в состоянии выживания, вынужденная использовать иностранные гранты. Именно поэтому китаеведы изучают Китай на китайские гранты, полонисты изучают Польшу на польские и т. д. В исторической науке на ведущих академических позициях сейчас стоят те, кто за последние двадцать лет несколько раз «сменил вехи» от коммунизма к патриотизму, от либерализма к консерватизму, кто по определению прошёл большую школу предательства. Ждать от них принципиальной идейной борьбы против фальсификаций не приходится.
При этом государство, разумеется, никак не должно влезать в конкретные исторические темы. Государство должно всей силой, в том числе и силой комиссии против фальсификаций, отсекать и преследовать попытки политических спекуляций на исторических дискуссиях. А думать о конкретной интерпретации Октябрьской революции, сталинизма и т. п. должны историки, вечная, коллективная, свободная историческая наука, а не чиновники или, вернее, их должности, которые сегодня есть, а завтра нет.
Смешно полагать, что если государство как-то проинтерпретировало Октябрьскую революцию, то ее содержание изменилось. Октябрьская революция разрушила государство, уничтожила общество, развязала массовый кровавый террор и Гражданскую войну. Какими бы идеями ни подпитывались господа революционеры, результаты их деятельности известны. Но и государственное перерождение репрессивно-коммунистической власти при Сталине тоже очевидный факт. Хрущёв — весьма специфический руководитель, но достижение при нём ядерного паритета между СССР и США было, безусловно, в государственных интересах. Брежнева все, кто застал его, поднимали на смех, но то, что мы до сих пор живём благодаря его нефтегазовой политике, тоже факт.
Защита интересов государства всегда добровольный грех конкретных лиц, подчиняющих свою личность и совесть общему делу. А государство должно защищать общественную стабильность, безопасность и справедливость. И я не живу, и мои дети не живут ради того, чтобы какой-нибудь Сергей Ковалев заигрывал с террористами, прятался у них в бункере и так реализовывал свою либеральную паранойю — только лишь потому, что его обидела советская власть. Государство — либеральный «ночной сторож» при обществе — должно быть эффективным «сторожем» и при тех, кто мнит себя носителем исторической правды.
Государство должно, на мой взгляд обычного историка, гарантировать историку свободу исследования, в том числе свободу от подкупа, свободу от ангажемента и партийной паранойи. Исполняя же свои общенациональные задачи, государство должно четко различать, где в истории — преступления, преступная партийная и клановая борьба, а где — пробивающиеся через все ужасы и безобразия интересы общества и государства. Интересы государства не могут быть выше научной истины, но горе тому, кто назовёт себя владельцем исторической правды. Его место — у психиатра. Научная истина — абсолютная шкала оценки, равно противостоящая любым частным и национальным мифам.
Русский Журнал. 4 мая 2010«Оккупация Прибалтики» и «казус Сванидзе» — глупость или измена?
Член президентской комиссии по борьбе с историческими фальсификациями, автор исторических телесериалов Николай Сванидзе призвал Россию признать «советскую оккупацию» Прибалтики.
В самой научной концепции «советской оккупации» — достаточно материала для многолетних исторических дискуссий, сравнивающих её с концепциями «свободного присоединения» (в советской историографии) и «аннексии» (в современной неангажированной науке). На самом деле: глупо полагать, что прибалтийские меж-военные диктатуры, к концу 1930-х годов осознавшие себя в средостении между Гитлером и Сталиным, исторически были свободны выбирать себе путь независимого существования. Таких шансов у них не было. И в практике своей, через череду тайных и публичных сделок со Сталиным, они поэтапно, законно и рационально сами отдали СССР контроль над своей обороной, государственной безопасностью и даже — формированием национальной территории, с полным основанием претендуя на личные субсидии от советских органов разведки и социального обеспечения. Изнасилованная межвоенной нищетой, прибалтийская беднота, по-видимому, вполне искренно рассчитывала на социальные прелести малоизвестного им коммунизма. Ставшее итогом всего этого присоединение Прибалтики к СССР вряд ли в таких условиях было «оккупацией».
Но в вопросе об «оккупации» уже нет (и вряд ли скоро будет) места для чистого исторического анализа. Теория о «советской оккупации» в Прибалтике уже давно, наряду с реабилитацией нацистских коллаборационистов, стала краеугольным камнем государственной пропаганды, внешней политики, строительства наций, основанием для предъявления современной России политических и материальных исков, вменения ей полноты ответственности за историю СССР.
Для компетентных и просто добросовестных наблюдателей, независимых от фанаберии, пропаганды, фобий и продажности, всё сказанное — банальность. Но эта банальность теперь выглядит как совершенно недостижимый интеллектуализм, если её публично игнорирует человек, который, благодаря изначально абсурдному включению его в президентскую комиссию по борьбе с фальсификациями, приобрёл статус едва ли не «официального историка». И теперь, чтобы сохранить политическое лицо, президентской комиссии уже недостаточно будет просто лишь отмежеваться от очередного бреда Сванидзе. Ей придётся отмежеваться от себя самой, ибо «казус Сванидзе» создали сами творцы этой комиссии. И казус этот — отнюдь не следствие обычной бюрократической глупости и невежества. Он — плоть от плоти современной «исторической политики» в России, с трудом — и то только в святой День Победы — справляющейся с систематическими государственными задачами. И вот почему.
