Ларс Триер - Ларс фон Триер. Интервью: Беседы со Стигом Бьоркманом
Она, так сказать, создала образ тебя и твоего будущего, оказавшись как бы режиссером твоей жизни. То же самое можно сказать о многих родителях — что они создают образ своего ребенка, что ребенку предстоит осуществить желания и мечты, которые они сами не сумели реализовать. Но в том сценарии, который создала твоя мать, эта тайна являлась важной составляющей. Настоящая мистификация.
Да. Моя мать была чрезвычайно творческой лич
ностью.
Такого рода мистификации нередко встречаются в кино. Тайна, которая проясняется под конец фильма. Вроде слов «розовый бутон»-, которые герой фильма «Гражданин Кейн» шепчет на смертном одре. Какие тайны скрываются за портретом Лауры в одноименном фильме Отто Премингера? Немалая часть фильмов жанра ну ар устроена именно таким образом.
Да, думаю, она в этом неплохо разбиралась. Представить только, что она могла бы так и не раскрыть мне тайну. Но она это сделала, да к тому же еще и на смертном одре! Более мелодраматичной концовки и не придумать. Так что, если смотреть с кинематографической точки зрения, можно сказать — слава богу, что все раскрылось. Иначе не получилось бы никакого сюжета.
Но для тебя это не просто сюжет. Эта история сильно на тебя повлияла.
Честно говоря, поначалу я на удивление легко воспринял это ее признание. Оно было совершенно абсурдным и свалилось как снег на голову. Неожиданно. Я никогда не сомневался в отце и его любви ко мне.
Все это было так неожиданно и к тому же не имело для меня никакого значения в свете того воспитания, которое дали мне родители, — поскольку они считали, что влияние среды сильнее и гораздо больше формирует личность, нежели наследственность. Наследственность не столь важна.
Реакция наступила позднее. Я дошел почти до нервного срыва.
Когда это произошло? Спустя месяцы, годы?
Нет, через несколько дней. В каком-то смысле я вдруг ощутил, что одновременно лишился и матери, и отца.
И это чувство оказалось даже сильнее, чем скорбь по поводу смерти матери.
Сейчас мы сидим и беседуем в доме, где прошло твое детство. Ты вернулся сюда — уже во второй раз. В первый раз ты приехал и поселился в этом доме с первой женой Сесилией рСолъбек]. А сейчас ты живешь здесь со своей возлюбленной Бенте [Фрёге] и вашими детьми, близнецами Людвигом и Беньямином. Что значит для тебя этот дом?
Прежде всего, он означает для меня покой и уверенность. Пару раз я пытался уехать отсюда, но мне это никогда не удавалось. Каждый раз я снова возвращался домой. В молодости каждый мечтает отправиться в дальний путь, стремится уехать из родительского дома — чем дальше, тем лучше. Но в один прекрасный день я понял, что ничего не выйдет. Мой дом — здесь. Это и не хижина, но и не дворец. У этого дома нет каких-либо драматических особенностей. У него только одно достоинство — отсюда я родом. Я прожил тут всю жизнь. Не знаю, хорошо это или плохо, но этот дом значит для меня очень, очень много.
А что тебя не устраивает за пределами родных стен?
Думаю, это связано с тоской по дому. Я имею в виду в первую очередь свое душевное состояние. Могу понять Тарковского, снявшего «Ностальгию» в Италии, вдалеке от родного дома. Думаю, это проявляется и в моих фильмах. Даже если я снимаю их на другом конце света, в них все равно есть связь с домом. Например, вода во всех моих фильмах. Здесь неподалеку есть река, где я плаваю на байдарке. Эта река очень много значила Для меня в детстве. Она для меня — жизненный нерв, Хотя это может выглядеть как клише. Но когда я плыву На лодке, разглядывая пейзаж по берегам, с мельницами
и старыми заводскими постройками, — это очень много значит для меня. Всякий раз, уезжая далеко отсюда, я становлюсь несчастен. Вода успокаивает. Если я вынужден куда-то ехать, то стараюсь оказаться рядом с водой. Просто невыносимо находиться в тех местах, где на много миль вокруг нет воды.
Эту местность я считаю своей, к тому же я знаю всех в округе. Многие переехали сюда с тех пор, как я был ребенком, и в определенном смысле у меня больше прав тут жить. Я первый тут поселился? Здесь я дома. Здесь я могу расслабиться.
Сейчас мы значительно перестроили дом. К тому же сделали отдельный домик на участке — мой кабинет. Я получил огромное удовольствие, ломая вещи, которые были дороги моей матери. Стеклянные вазы, фарфоровые статуэтки и все такое. Огромную вазу для фруктов, которая всегда стояла на кухонном столе. Ее я разбил вдребезги вскоре после смерти моей матери. Прекрасное ощущение.
Когда ты впервые уехал отсюда?
Я был не так уж и юн. Я собирался поступать в киноинститут. Мне было тогда около двадцати. Потом я снова переехал в этот дом после смерти матери, вместе с моей тогдашней женой Сесилией. Между этими двумя моментами я жил в разных местах в Копенгагене. Мне никогда не нравилось жить в городе. Когда мы развелись, Сесилии достался дом, в котором она осталась жить с двумя нашими дочерьми. Потом она захотела его продать, но не нашла покупателя, и тогда наша продюсерская компания «Центропа» его выкупила. Теперь, когда дом куплен моей фирмой, я чувствую себя его владельцем. Самое удивительное, что в этом доме выросла когда-то и мать Сесилии. Мы случайно узнали об этом, когда ее посетила одна очень дальняя родственница. Такое иногда бывает в кино...
Тебе случается заново переживать ситуации своего детства, находясь в этом дож? Он вызывает у тебя воспоминания ?
Вообще, я об этом не думаю, хотя, конечно, случается. Что мне нравится в этом доме, так это не только, что здесь комфортно, но что я могу его перестраивать. Я все время что-то в нем меняю. Он уже полностью изменился. Переделывать комнаты для меня означает владеть домом. Так бывало и в старину. Один из детей наследовал хутор, а родители переселялись в небольшую пристройку на участке. После этого наследник уже сам принимал решения по поводу дома и ведения хозяйства на хуторе.
Я иногда испытываю тревогу при мысли, где именно мне предстоит умереть. Иногда мне представляется, как я лежу в какой-то палате в незнакомой больнице и умираю, запертый в четырех безликих стенах. При этой мысли у меня начинается клаустрофобия. Я пытаюсь справиться с этим чувством, возвращаясь домой. Сейчас я здесь и здесь намерен остаться. Возможно, со временем я передумаю. Но это решение и эта определенность дают мне спокойствие и уверенность. Я точно знаю, что меня никогда не увлечет мысль поселиться в США или где-нибудь еще. И это неописуемо приятно. Думаю, человек умирает раньше, если он оторван от своих корней, не ощущает своей принадлежности.
С другой стороны, это решение далось мне нелегко. У меня были разные фантазии, мечты и амбиции. Конечно, среди прочего, я представлял и то, как живу в другой стране...
Как выглядит твой самый обычный день, когда ты we работаешь?
Когда я не работаю?! (Очень долгая пауза.) Даже и Не знаю, что это за день такой мог быть... Тогда я, пожалуй, сижу за компьютером и играю в «Тетрис». Обожаю эту игру. Она очень хорошо придумана, и она меня успокаивает. А ещё я провожу время с детьми, семьей, делаю самые обычные домашние дела. Немного занимаюсь спортом — плаваю на каяке, одноместной лодке. Потом еще смотрю телевизор, но, учитывая колоссальный выбор программ, я чаще всего сижу и щелкаю пультом, перескакивая с одной программы на другую. Лучше, конечно, посмотреть видик.
А день, когда ты работаешь?
Ну, таких дней у меня как раз большинство. По утрам я обычно сижу и пишу в своем кабинете в новом домике на участке. После обеда еду в «Центропу» и занимаюсь неотложными проблемами. А вечером плаваю на лодке. После этого я чувствую, что изрядно устал.
Как тебе кажется — все дни заполнены творчеством того или иного рода?
Творчество на самом деле имеет позитивные и негативные стороны. Во-первых, попадаешь в зависимость, постоянно ощущаешь потребность что-то придумывать. Я ведь страдаю множеством фобий, и если не направлять энергию на творческую работу, она сразу хлынет в эти дьявольские силы, вызывающие у меня страх и тревогу. Мои занятия искусством, наверное, предстают в странном свете: это не только потребность и влечение к творчеству, но прежде всего стратегия выживания.
Откуда ты черпаешь вдохновение?
Трудно сказать. В молодые годы человек вбирает в себя темы и мотивы за счет того, что читает и смотрит, за счет сферы интересов, которую создает для себя. На этом и зиждется мое вдохновение. Из этого источника оно рождается, — думаю, так и будет до конца жизни. Я не черпаю вдохновение извне, выходя в свет или отправляясь в путешествие. Во всяком случае, если я это и делаю, то неосознанно.
А если мы назовем это не вдохновением, а движущей силой ?
