Лидия Чуковская - Борис Житков
"Всех я их уж определил, кто чего стоит!" - как бы говорит Житков читателям о своих героях, постоянно держащих экзамен на мужество, храбрость, доблесть и честь.
В статье "Храбрость" Житков объясняет детям, что храбрый человек - это не тот, кто форсит, щеголяет смелыми поступками, совершая их из тщеславия, из боязни осрамиться, а тот, кто идет в бой за свою осознанную, прочную, живую любовь. Если дух человека поддержан любовью к родине - или, как говорит Житков, "оперт" на эту любовь, - тогда человек храбр. А нет этой опоры - нет и сил; подломится в решительную минуту щеголеватая смелость, и вместо храбреца мы увидим ничтожество, труса. Сколько красивых слов о смелости произносит испанец из рассказа "Механик Салерно"! Но, узнав, что на пароходе пожар, он первым, обезумев от страха, расталкивая женщин с детьми, бросается в шлюпку, и капитан без колебаний убивает его. Храбрость, проявленная капитаном во время пожара, "опирается" на чувство ответственности перед пассажирами, на чувство профессиональной чести; спокойное мужество старого помора из рассказа "Коржик Дмитрий" - на его уважение к товарищам. Храбрость героев одной из последних книг Житкова "Помощь идет!" "опирается" и на их преданность родине и на непоколебимую убежденность, что все они - члены могучего коллектива советских людей и этот коллектив не даст им погибнуть, окажутся ли они на льдине, занесет ли их в поле метель, случится ли в море пожар... Те же, у кого нет любви ни к кому и ни к чему - ни к товарищам, ни к произведениям труда, - те в повестях и рассказах Житкова неминуемо оказываются трусами и из трусости предают доверенных им людей и доверенное им дело.
"...я знал, - пишет Житков, - что по-французски "трус" и "подлец" одно слово "ляш". И верно, думал я: трусость приводит к подлости".
Основным качеством, которым, по Житкову, определяется ценность и духовная красота человека, является труд. Ни для кого и ни для чего не находит Житков таких ласковых и любовных слов, как для людей труда, произведений труда, трудовой сноровки и обычая.
"Глядел я на одного плотника. Лет ему как бы не шестьдесят было. Зарубает замок, пилит и долбит. И будто ни о чем старик и не думает. А глянул я на руку: старая загорелая рука, вся в морщинах, в складинах. И показалось, что рука-то эта умная. Что не старик знает, куда и как повернуть, а рука за него сама уж ворочает куда надо...
И режет старик замок за замком, шевелится наморщенная рука: сама живет, сама работает".
Это один мастер - тот, что строит избы. А вот другой - создатель рыбачьей лодки, шаланды:
"Зло работает. Поглядеть - так зря дерево крошит. А он и разу-то одного зря не ударит и все без поправки". Вот он "обогнул, обвел по борту (доску.- Л. Ч.), и туго, пружинисто легла доска. Растет шаланда и вот стала вся белая, стройная. Как говорит. Как живая".
С нежностью и восхищением рассказывает Житков о красавице яхте "Мираж". Глядя на яхту, он видит не только ее, но за нею и ее создателей.
"Я не мог отвести глаз,- пишет Житков о "Мираже", - он был без парусов, но он стоя шел. Я все смотрел на эти текучие обводы корпуса плавные и стремительные. Только жаркой, упорной любовью можно было создать такое существо: оно стояло на воде, как в воздухе".
Какое разнообразие мастерства описано в книгах Житкова - и в книгах научно-художественных и в новеллах! Труд плотников, водолазов, пожарных. Труд моряков, мастерство циркового артиста. Труд клепальщика на заводе. Искусство тореадора. Каждым своим словом, без патетических восклицаний и призывов, без преждевременных навязчивых обобщений, Житков внушает читателю, что ценен в человеческом коллективе только человек-творец, человек-мастер, человек-труженик. Недаром о руке плотника написано, как об особом существе, мудром и прекрасном. Недаром один из героев Житкова, капитан - мастер кораблевождения Николай Исаич, на наших глазах словно сливается со своим кораблем, который он должен благополучно провести над грядами подводных камней. Капитан, мастер кораблевождения, он у Житкова и сам - корабль.
"Ледокол влез носом на лед и стал, тужился машиной. И капитан и помощник, сами того не замечая, напирали на планширь мостика, тужились вместе с ледоколом... Два раза еще ударил в лед капитан и запыхался, помогая пароходу..."
Для Житкова капитан и пароход - одно, как и для самого Николая Исаича. Герой неотделим от своего профессионального труда: капитан и его пароход, капитан и стихия. "И капитан натуживался, помогал подниматься воде, каждый дюйм воды будто сам своей натугой подымал". "Да ведь каждый капитан, приняв судно, чувствует, что в нем, в этом судне, его честь и жизнь, - объяснял Житков. - Недаром говорят: "Борис Иваныч идет", когда видят пароход, капитан которого - Борис Иванович. И в капитане это крепко завинчено, и всякий моряк это знает, как только вступает на судно: капитан и судно одно".
Житкова занимал всякий труд, а более всего тот, в который вложена была "честь и жизнь", - труд творческий. За созданием труда он умел видеть творца его - человека. "Новая культура начинается с уважения к трудовому человеку, с уважения к труду", - писал Горький в 1928 году. "Труд, все разрешающий труд... вот он, подлинный герой нашей действительности!" восклицал он в одной из своих статей 1931 года. Горький настойчиво призывал писателей создавать книги, которые перевоспитывали бы "подневольного чернорабочего или равнодуш-ного мастерового в свободного и активного художника, создающего новую культуру". К числу книг, осуществляющих именно эту воспитательную задачу, должны быть безусловно причислены повести, рассказы, очерки Житкова. Положительные герои его рассказов относятся к труду, иногда самому непритязательному, именно как "активные художники", и все его так называемые "производственные" книги - это книги о творчестве. "Задача нашей социальной педагогики - воспитать мастеров, а не чернорабочих культуры - как в прошлом воспитывали и обучали детей рабочего класса, воспитать не рабов житейского дела, я свободных творцов и художников, писал Горький.- Творец, художник должен обладать, кроме научных знаний, развитым воображением, способностью интуиции".
Не о творчестве ли, в сущности говоря, написана книга Житкова, носящая прозаическое заглавие "Плотник"? Простой очаковский плотник Антон влюбленно воспет Житковым как вдохновенный мастер. Антон не торопится сдать заказ, лишь бы сдать! - нет, он хочет утолить свою художническую жажду, воплотить свой замысел во всей полноте.
"Не терпится рыбаку - хорошо уж, ладно. Скорей бы в руки. Ходит около, как ребенок возле игрушки.
- Да уж хватит, дядя, стараться!
Антон и усом не поведет. Пока во всех статьях шаланда не будет "справная", как он понимает, - не столкнет ее заказчику".
"Уж возьмет Антон инструмент и такую отстругает посуду, что летать по всему морю, по всем берегам - и никакая сила! На веслах - толкни только сама идет. А парусами! Давай только ветру, что крепче, то лучше. Летит - из воды вырывается..."
"Пробовали другие: мерили Антонову посуду и вдоль и поперек. И аршинчиком и шнурочком. Потом по этой мерке и делали. Все, кажись, так! Пошел в море - не то! Так и не знал никто, в чем секрет.
- Талант имеет в руке, - говорили рыбаки".
В этой же книге изображен Житковым и другой плотник, тоже с "талантом в руке", не очаковский - архангельский мастер.
"Поглядел плотник... место, где избу ставить. Глазом прикинул, и уж все у него в голове. Вся изба в голове стоит, вся по бревнышку: и что куда пойдет, и где окно, где дверь, и где печь станет, и как стропилья лягут, и все бабьи угодья взял в расчет. Живая изба у него в голове". Ведь это только художник видит свое создание въяве, все оно у него "в голове стоит" еще до того, как оно родилось во плоти... И тот капитан, что "спиной чувствовал" гряды скал под днищем своего парохода, и те никому не известные, незаметные люди, которые строили яхту "Мираж" и создали ее "жаркой любовью", тоже были на свой лад творцами, художниками - недаром об этих простых тружениках Житков написал почти теми же словами, что и о прославленном творце, Бенвенуто Челлини: "любил жаркой рукой взять воск и лепить из него живую красоту" - ведь это та же "умная рука" простого очаковского плотника Антона, которая "сама уж ворочает куда надо".
Неуважения к труду, надругательства над трудом и человеком труда, неуважения ко всякому мастерству и умению Житков никому не прощает. Его отрицательные герои - это те, кто попирает умение и усилия других. Тунеядцев, наживающихся на чужом труде, Житков изображает с отвращением; отвратительны сытые купцы, губернатор, графиня, барские холуи (из рассказа "С Новым годом!"), отвратительны колонизаторы, попирающие труд и человеческое достоинство китайцев (из рассказа "Урок географии"), отвратителен продажный, желающий нажиться на гибели парохода капитан (из рассказа "Погибель") - "толстенький человек, ядовитый, грязненький. Глазки навыкате. Он ими вовсе не глядел в лицо..."
