Теренс Маккенна - ПИЩА БОГОВ
Причиной этих огромных перемен в значительной мере являлось наличие синергий между людьми и различными растениями, с которыми они взаимодействовали и вместе с которыми развивались. Честная оценка показала бы главенствующую роль растений в основании человеческих институтов. Принятие в будущем вдохновленных ботаникой сбалансированных решений (вроде нулевого прироста народонаселения, извлечения водорода из морской воды и масштабных программ использования отходов) может помочь реорганизации нашего общества и нашей планеты в направлении к более целостной и чуткой к окружающей среде линии Неоархаичного.
Подавление естественной очарованности человека измененными состояниями сознания и сегодняшняя ситуация, представляющая угрозу для всей жизни на земле, связаны тесно и непосредственно. Когда мы преграждаем людям доступ к шаманскому экстазу, мы перекрываем освежающие воды эмоций, проистекающих из глубокой, почти симбиотической, связи с землей. Как следствие этого, возникают и поддерживаются стили общественной жизни с плохой адаптацией, которые способствуют перенаселенности, варварскому отношению к ресурсам и отравлению окружающей среды. Ни одна культура на земле не подвержена столь тяжко наркотизации, как культура индустриального Запада в смысле пристрастия к последствиям поведения, связанного с плохой адаптацией. Мы, как обычно, продолжаем следовать “деловой” позиции в сюрреалистической атмосфере растущих кризисов и непримиримых противоречий.
Нам, как виду, необходимо признать всю глубину нашей исторической дилеммы. Мы так и будем “играть в полколоды”, пока терпим главарей от правительства и науки, осмеливающихся диктовать, на чем человеческая любознательность может узаконено сосредотачивать свое внимание, а на чем нет. Подобные ограничения, налагаемые на воображение человека, унизительны и абсурдны. Правительство не только ограничивает исследования психоделиков, которые могли бы привести к ценным находкам в области психологии и медицины, оно осмеливается также не допускать их религиозного и духовного использования. Религиозное использование психоделических растений – предмет гражданских прав; его ограничение является подавлением вполне законного религиозного чувства. Фактически подавляется не просто какое-то религиозное чувство, а конкретное религиозное чувство как опыт переживания “religio” {Благочестие, набожность, святыня, предмет культа (лат.). – Прим. ред.}, основанный на отношениях “растения – человек”, которые естественно сложились задолго до начала истории.
Мы не можем более откладывать честную переоценку того, какова истинная цена и польза от традиционного употребления растений и психоактивных веществ и какова, по контрасту с этим, истинная цена и польза от подавления такого употребления. Наша планетарная культура находится в опасности, так как она может уступить Оруэллову усилию, направленному просто-напросто на уничтожение этой проблемы с помощью военного и полицейского террора, обращенного против потребителей психоактивных веществ в нашей популяции и их производителей в третьем мире. Эта репрессивная возможность в значительной степени подпитывается бессознательным страхом, являющимся плодом дезинформации и исторического невежества.
Рассмотрение глубоко укоренившихся культурных предубеждений может объяснить, почему вдруг западный ум столь тревожно и репрессивно настроен против способствующих созерцанию психоактивных веществ. Вызванные этими веществами изменения в сознании, обнажают драму того, что наша психическая жизнь имеет физические основания. Психоактивные вещества бросают, таким образом, вызов христианскому предположению о несокрушимости и об особом онтологическом статусе души. Аналогичным образом они бросают вызов и современной идее несокрушимости “эго” и его контролирующих структур. Короче говоря, встречи с психоделическими растениями ставят под сомнение все мировоззрение нашей культуры – культуры подавления, культуры владычества.
В нашем пересмотре истории мы будем часто встречаться с темами “эго” и культуры владычества. Фактически ужас, который испытывает “эго” при созерцании растворения границ между самостью и миром, стоит не только за подавлением измененных состояний сознания, но и вообще за подавлением всего женственного, чужеродного и экзотичного, а также за подавлением трансцендентных переживаний. Во времена доисторические, но Постархаичные – где-то между 5-м и 3-м тысячелетиями до н. э. – подавление общества партнерства патриархальными захватчиками создало основу для подавления проводимого шаманами неограниченного экспериментального исследования природы. В высокоорганизованных обществах эта Архаичная традиция была замещена традицией догм, жречества, патриархии, войн и в конечном счете “рациональными и научными” ценностями, т.е. ценностями общества владычества.
До этого момента я пользовался терминами “стиль партнерства” и “стиль владычества” без объяснений. Этими полезными терминами я обязан Риане Эйслер и весьма серьезному пересмотру истории в ее книге “Кубок и клинок”. / Riane Eisler, The Chalice and the Blade (San Francisco: Harper amp; Row, 1987)/ Эйслер развивает концепцию, согласно которой “партнерские” модели общества предшествовали “владыческим” формам социальной организации, а впоследствии конкурировали с ними и были ими сокрушены. Культуры владычества иерархичны, патерналистичны, материалистичны, отличаются господствующим положением мужского пола. Эйслер полагает, что напряженность между организациями, основанными на партнерстве и организациями, основанными на владычестве, а также крайний экстремизм модели владычества ответственны за наше отчуждение от природы, от самих себя и друг от друга.
Эйслер дает блестящий анализ того, как на древнем Ближнем Востоке возникла человеческая культура и переходит к описанию политических дебатов о феминизации культуры и необходимости преодоления шаблонов мужского доминирования при создании культуры жизнеспособной. Ее анализ “половой” политики выводит уровень дебатов за пределы крикливого восхваления или порицания древнего “матриархата” или “патриархата”. В книге “Кубок и клинок” вводятся понятия “общества партнерства” и “общества владычества”, и на основании свидетельств памятников археологии показывается, что на огромных пространствах и в течение многих веков партнерские общества древнего Ближнего Востока обходились без войн и переворотов. Войны и патриархат пришли с появлением ценностей владычества.
НАСЛЕДИЕ ВЛАДЫЧЕСТВА
Наша культура, отравляющая себя ядовитыми побочными продуктами индустрии и эгоцентристской идеологией, является несчастным наследником позиции, свойственной владычеству, согласно которой изменения сознания путем потребления тех или иных растений или веществ почему-то ошибочно, онанистично и антисоциально. Я же докажу, что подавление шаманского гнозиса с его опорой на экстатическое растворение “эго” и настаиванием на таком растворении лишило нас смысла жизни и сделало врагами планеты, самих себя и своих внуков. Мы убиваем нашу планету ради того, чтобы сохранить в неприкосновенности упорные претензии, присущие культурному стилю владычества “эго”.
Время перемениться.
I РАЙ
1. ШАМАНИЗМ: СТАНОВЛЕНИЕ МЕСТА ДЕЙСТВИЯ
Раонги тихо сидел в угасающем свете огня. Он чувствовал, как тело изгибается глубоко внутри, напоминая своими изгибами картину глотания у угря. Когда мысль эта у него оформилась, в затемненном пространстве за закрытыми веками послушно возникла голова угря, но великоватая и омытая голубоватым светом.
О Мать-дух первого водопада…
Праматерь первых рек…
Покажись, покажись.
В ответ на эти голоса затемненное пространство за медленно вращающимся образом угря наполнилось искрами; волны света вздымались все выше и выше в сопровождении какого-то нарастающего рева.
“Это – первая мариа”. - Этот голос принадлежит Манги – старшей шаманке селения Ярокамена. – “Она сильна. Так сильна”.
Манги безмолвствует, пока видения исчезают над ними. Они на краю Вентури – мира реального, голубой зоны. Шум падающего дождя снаружи неузнаваем. Шелест сухой листвы смешивается со звуком далеких колоколов. Звон их кажется больше похожим на свет, чем на звук.
* * *
До сравнительно недавних пор практика Манги и ее уединенного амазонского племени была повсюду типичной религиозной практикой. Лишь в последние несколько тысячелетий теология и ритуал перешли к более сложным, но не всегда более полезным формам.
ШАМАНИЗМ И ОБЫЧНАЯ РЕЛИГИЯ
Перед прибытием в начале 1970-х годов в верховья Амазонки я провел несколько лет в странах Азии. Азия – это место, где песчаный ландшафт устлан разбитой скорлупой брошенных религиозных онтологии и словно выскобленными песком панцирями скарабеев. Я объездил Индию в поисках чудесного. Посетил ее храмы и ашрамы, джунгли и горные пристанища. Но йоги – пожизненного призвания, мании немногих наставляемых и аскетов – оказалось недостаточно для того, чтобы повести меня к тем внутренним ландшафтам, которые я искал.
