Журнал Современник - Журнал "Наш Современник" #3 (2006)
Неисключено: лично для Бортко явилось большой удачей, что самый страшный подтекстбулгаковского романа он просто “проскочил” по неведению, но “продукт”, которыйон нам представил, имеет к настоящему замыслу “Мастера и Маргариты” весьмаотдаленное, декоративное отношение.
ВыдвинутыйАгеевым, Кураевым и многими другими авторами тезис, что история булгаковскогоИешуа — это версия евангельских событий, рассказанная с точки зрения сатаны,трудно оспорить, потому что спорить здесь не о чем: Воланд неоднократноназван в романе сатаной, а именно из уст Воланда мы и слышим впервые рассказ обИешуа. Послушать этого Воланда, так получается, что он и впрямь представляетсобой силу, “что вечно хочет зла и вечно совершает благо”. Он вроде бы и краспятию Христа не имеет прямого отношения: всё, мол, злые люди сделали сами,за что и попадут к нему в ад, а он их примерно накажет… В потустороннем мирегосподин Воланд — вроде как глава ГУИНа в нынешней российской пенитенциарнойсистеме. Или как генеральный прокурор. Вот этому-то “пиару” Воланда, талантливоисполненному Булгаковым, Бортко и поверил и изобразил нам жестокого, носправедливого хозяина невидимого ГУЛага или ГУИНа. Между тем Булгаков, хотя еготрактовка, мягко говоря, далека от христианской, смотрел на все это несколькоиначе — во всяком случае глубже.
Если задачаВоланда и его свиты сводится лишь к наказанию грешников, то почему они так боятсякрестного знамения и произнесения вслух Божьего имени? Они же вроде бы “ни вчем не виноваты” — как не виноваты сотрудники ГУИНа в преступлениях своих“подопечных”. И нет как будто у них особых оснований не любить тех, кто в числотаких “подопечных” не попал. Но отчего же Воланду так тяжело в обществе ЛевияМатвея? И за что он наказал душевным заболеванием невежественного, но, вобщем, не такого уж плохого человека Ивана Бездомного — не за то ли, что тотсразу инстинктивно почувствовал в Воланде силу темную?
А зачемпотребовалось всемогущему Воланду измываться над буфетчиком Соковым, человеком,как верно заметила служанка сатаны Гелла, “маленьким”, да еще вести с нимстоль продолжительный разговор? Заметьте также, что Воланд принял его вобстановке едва ли не торжественной, чего не удостаивались ни Мастер, ниМаргарита, ни гости на сатанинском балу, которых он встречал в грязной ночнойрубахе. В чем тут дело?
А в том,что Соков — человек верующий, точнее, по определению Булгакова,“богобоязненный”, потому что для настоящего верующего он слишком жаден исребролюбив. Он пришел просить свои сто рубликов у Воланда в самый печальныйдень Великого поста — в Страстную пятницу, когда был распят Христос. Но вцерковь Андрей Фокич, видимо, по дореволюционный привычке все-таки захаживает,поэтому наметанным взглядом отмечает некоторые странности в гостиной квартиры N50. “Сквозь цветные стекла больших окон лился необыкновенный, похожий нацерковный свет”, “стол был покрыт церковной парчой”, “пахло не только жареным,но еще какими-то крепчайшими духами и ладаном” и т. п. Почувствовали ли вы эту“церковную” атмосферу в соответствующей сцене фильма Бортко? Увидели ли висполнителе роли буфетчика Сокова человека богобоязненного?
Еслирежиссер посчитал, что всё это не важно, то он вообще не понял смысла данногоэпизода (и многих других тоже). Перед Соковым разыгрывается не что иное, как“черная литургия”, кощунственная пародия на православное богослужение, исповедьи Причастие. Да, Соков — не очень достойное чадо Церкви, но ведь удар-тонаносится не по Сокову, а по Церкви и Христу. Вопрос о шпаге, заданныйбуфетчику голой ведьмой Геллой, вовсе не праздный или юмористический: речь идетоб оружии духовном. Как писал Гоголь в своем “Размышлении о Божественнойлитургии”, протоиерей, облачаясь перед службой, “привешивает к бедру своемучетыреугольный набедренник одним из четырех концов его, который знаменуетдуховный меч, всепобеждающую силу Слова Божия”. Отсюда и появление шпаг самогоВоланда и его свиты в передней, символизирующих, понятное дело, нечто другое,чем Слово Божие и “победу над смертью”.
Соковвстречен нечистью в типичном для нее издевательском духе — как священник. Потребованию Воланда Азазелло “ловко подал ему один из темных дубовых низенькихтабуретов”. Похожие табуреты в алтаре служки подают священникам, чтобы они сидяслушали чтение пономарем “Деяний святых апостолов”. Это, разумеется, сделаноБулгаковым неслучайно. Поскольку недобросовестный, жадный буфетчик Соков -первый богобоязненный человек, встреченный Воландом и его свитой в Москве, то,издеваясь над ним, они издеваются над апостольской идеей — идеей, по мнениюсатаны, вздорной, несуществующей, как не существует “осетрины второй свежести”.Здесь Воланд сознательно прибегает к древней христианской символике — рыбе. Апо Бортко выходит, что он просто острит по поводу порядков в буфете, словнокакой-нибудь Жванецкий!
Естественно,Соков, посмевший присесть в присутствии сатаны, падает с поданного Азазеллотабурета. При этом он выплескивает себе на брюки “полную чашу красного вина”.Увы, это тоже не шутка, а тяжкое кощунство на евхаристический канон:преобразование вина в Кровь Христову. Далее Воланд угощает Сокова мясом,которое жарил на кончике шпаги Азазелло, что не менее кощунственно -высмеивается Причащение Телом Христовым.
И дальше -в подобном всё духе. Так, может, и хорошо, что Бортко не стал этогоакцентировать, щадя чувства верующих? Но тогда не стоило и снимать “Мастера”.Мы видим в фильме лишь одну ипостась образа Воланда, которую тот заготовил дляпрофанов. А ведь он — “лжец и отец лжи”. Почему он столь жестоко расправился сСоковым? Чем же, в самом деле, так провинился, кроме сребролюбия и торговлинесвежей осетриной, Андрей Фокич, чтобы наградить его пыткой ожиданиямучительной смерти?
КритикЛатунский и доносчик Алоизий Могарыч, погубившие Мастера, в конце романа живути здравствуют, а несчастный Соков, видите ли, должен умирать от рака печени!
Нет, Воландненавидит и преследует кого-либо не по случайной прихоти. Он-то знает подлиннуюисторию страданий и распятия Иисуса Христа! Воланд — враг Христа, “дух зла иповелитель теней”, “старый софист”, как говорит “глупый” Левий Матвей. Но развесам Булгаков не поддался отрицательному обаянию своего же страшного персонажа?Есть такое дело, не стоит и спорить. Правда, глубина образа Воланда тожеосталась непонятой Бортко — и всё, полагаю, от недостаточного знакомства сдуховной литературой. Ведь сатана — это падший ангел, поднявший в незапамятныевремена мятеж против Бога. А как должен вести себя падший ангел, оказавшийсяповелителем теней? Не исключено, что так же, как священник-расстрига, говорящийатеистические речи привычным языком церковной проповеди. Вот и Воланд:совершает гнусные, аморальные поступки и сопровождает их высокопарной моралью (“каждомубудет дано по его вере” и т. п.). С литературной точки зрения это явилосьбезусловной находкой. Но проглядывал ли падший ангел в игреБасилашвили-Воланда? Нет, не проглядывал, да и Бортко, скорее всего, себе иактеру такой цели не ставил. И совершенно напрасно.
Потому что10 серий сатиры и буффонады — это оказалось слишком длинно. Ведь “Мастер иМаргарита” — сатирическое произведение только по форме, но никак не посодержанию. А содержание, похоже, осталось для Владимира Бортко закрытым.
БОРИС ШИШАЕВ РАЗУМЕНИЕ СЕРДЦЕМ
Размышления над стихами НиныГруздевой
Шестидесятыегоды прошлого столетия… Звучит уже исторически, не правда ли? А ведь это и всамом деле были исторически очень значимые годы — подъём всей нашей культуры накакой-то совершенно новый, сокровенный уровень, огромный всплеск поэзии ипрозы…
Мы училисьтогда в Литературном институте имени А. М. Горького — и Николай Рубцов, иСергей Чухин, и Нина Груздева, и автор этих строк. Да разве только мы? ВЛитинституте учились тогда многие из тех, чьи имена стали гордостью русскойлитературы в последующие десятилетия, с кем и поныне поставить рядом некого.
У НиколаяРубцова в Москве было как бы два круга друзей: один составляли литераторы,укоренившиеся в столице, имевшие уже немалую известность и обладавшиенедюжинной деловой хваткой, а в другой входили, что называется, свои -земляки-вологжане, включая и тех, кого я назвал выше, да ещё рязанские,уральские, алтайские ребята, едва только начавшие утверждать себя в литературе.В этом кругу Коля отдыхал душой, тут говорилось больше о простом, земном,сердечном, тут его ценили по-настоящему, стихи его слушали, затаив дыхание.
Сидели мыкак-то в общежитии на улице Добролюбова в моей угловой комнате, и разговорзашёл о женском контингенте Литинститута.
— Это надоже… — сказал Серёжа Чухин. — Целый этаж у нас тут женский, и в основном ведьпоэтессы все… Это сколько же будет поэтесс? Слушайте, братцы, а можем мыкого-либо из них поставить вот тут, рядом с нами?
