Андрей Мальгин - Советник президента
- Никакой чеченской диаспоры! – потребовала Валентина, вспомнив утреннего гостя.
– Сейчас не тот политический момент.
- Ну может быть, Игнатий Алексеевич захочет, чтобы кто-то из чеченских политиков вспомнил свое детство, увязав эти воспоминания с какими-то страницами его книги…
- Не захочет, - отрубила Валентина и повторила, столкнувшись с недоуменным взглядом редакторши: - Не захочет он!
- Так, ну может быть вы сами назовете, с кем нам стоит встретиться.
- Игнатий Алексеевич занимается многогранной деятельностью. Он и писатель, и правозащитник, и член президентской команды.
- Ну президент нам эксклюзивного интервью про Игнатия Алексеевича не даст, - с сомнением, но и со слабой надеждой в голосе сказала Хрюкова. А что, чем черт не шутит, может, удастся…
- Ну это мы еще посмотрим, даст или не даст, - напустила туману Валентина.
- От правозащитников кого? – продолжала Хрюкова.
- Давайте Поллитровскую! - Какую еще Поллитровскую? Это мелко! Надо Валерию Новодворскую и Елену Боннэр. Брать, так первых лиц.
- Вы знаете, их надо пробивать через руководство канала. Нет ли правозащитников понейтральнее? - Логично, - согласилась Валентина, которой совершенно не хотелось превращать юбилей классика в антипрезидентскую демонстрацию. – Кто ж у нас правозащитник понейтральнее? Может, Анна Бербер?
- А кто это? – вдруг спросила редакторша, проявив свою полную невежественность.
- Нет, Бербер тоже не годится, раз даже вы ее не знаете, - продолжала как бы вслух размышлять Валентина. – Может, Ковалев? - Его мы ни в жисть не отловим. Круглый год за границей. А как вы относитесь к Солженицыну? Валентина вспомнила, как странно вела себя на приеме в немецком посольстве супруга уважаемого старца…
- Нет, - сказала Валентина, - Солженицына, по-моему, сейчас ничто не интересует, кроме собственной персоны. И потом там все решает жена. Никогда не известно, что ей взбредет в голову… «Как и тебе» - отметила про себя Хрюкова.
- Вот так-так… Проблема… Правозащитника не можем подобрать…
- Валентина задумалась.
- Вот вы назвали Валерию Новодворскую…
- как бы размышляя вслух, сказала Хрюкова, - я думаю, она прекрасно относится к Игнатию Алексеевичу.
- А что, где-то сказала об этом? – заинтересовалась Валентина. Она собирала все упоминания о Присядкине («для потомков»), но отзыва Новодворской среди них точно не было.
- Ну да, и сказала, и написала, и опубликовала. Я даже с собой захватила ее текст.
- Ну-ка, ну-ка,- сказала Валентина. – Очень интересно. В моем досье этого нет.
- Вот, пожалуйста, статья. Называется «Блаженны праведники…» Написано в 2000-м году, когда наш президент еще был премьер-министром, но уже был объявлен преемником и выборы были на носу. Хрюкова достала ксерокс на трех страницах.
- Сначала в статье рассказывается, что такое Русский ПЕН-центр, какие уважаемые писатели и правозащитники в него входят. Потом идет такой текст: «И эту-то организацию задумал пригласить к себе в Белый дом премьер. Молодец. Правильно. С прорабами духа надо жить в мире, особенно во время варварской войны. Надо же кем-то для Запада закрывать амбразуру…Как вы думаете, что ответили литераторы? "Неторопливо и спокойно руками я закрыла слух, чтоб этой мыслью недостойной не осквернился скорбный дух"? Нет! Они вспомнили Пушкина: "Беда стране, где раб и льстец одни приближены к престолу, а Богом избранный певец молчит, потупив очи долу". Но в Белый дом, к Магомету, Пен-центр не пошел. Литераторы решили: пусть гора, то есть премьер, идет к Магомету сама. Во-первых, мы оппозиция, и в Белый дом, на вражескую территорию, не ходим. Во-вторых, если мы пойдем туда, то откуда же премьер узнает, что у ПЕН-центра плохое помещение, приличного унитаза нет, чтобы замочить кого захочется, и что надо дать писателям помещение хорошее, чтобы оппозиция как сыр в масле каталась?»
- Ну ладно, это детали, - остановила Хрюкову Валентина, - а о Присядкине-то где?
- Не торопитесь. Сейчас найду. А, вот: «Один Игнатий Присядкин вовремя вспомнил, что "блажен муж, коли не идет на совет нечестивых, не стоит на пути грешников и не сидит в собрании развратителей". И не пришел». За это его и хвалит.
- Вы понимаете, что вы говорите! – взвилась Валентина, - выходит, Новодворская хвалит Игнатия за то, что он принципиально не стал встречаться с нынешним президентом, у которого служит сейчас советником?!
- Ну получается, что так, - обескуражено ответила Хрюкова.
- Ну нет уж! Никакой Новодворской! Отменяем Новодворскую!
- Да ее, собственно, пока никто не приглашал в передачу…
- Вот и не приглашайте. А откуда вы взяли этот текст? - Ну он был где-то опубликован, потому что висит на сайте «Демократического союза» среди публикаций.
- А нельзя его оттуда, из сайта то есть, как-то убрать? - Вы шутите. Если только сам сайт закрыть… Но это вряд ли вам под силу.
- А какой у сайта адрес? - Очень простой: дэ-эс точка ру.
- Ладно, попробуем что-нибудь сделать. «Ничего себе», - подумала Хрюкова. Валентина минуту поразмышляла, погрызла ногти и решила двигаться дальше: - Ладно, вы еще подумайте насчет правозащитника. Только согласуйте со мной.
- Хорошо, - кротко согласилась редакторша, привыкшая за долгие годы общения с писательской средой, что в основном за классиков все решения принимают их жены.
- С коллегами по перу проще. Нам уже звонил один писатель, он профессор Литинститута… как его… забыла фамилию… может, вы вспомните… говорит, друг с юных лет, соратник…
- Перекемчук?
- Точно!
- Его нельзя! Он травил Солженицына. Мы, конечно, общаемся, куда денешься, но в юбилейной передаче лучше дистанцироваться от него… Пишите список: Ахмадулина, Искандер, Вознесенский, Евтушенко…
- Мощно. Вы уверены, они все согласятся?
- Вне всякого сомнения! Я поработаю с каждым.
- Записала. Кто еще?
- Я думаю, этих хватит. Теперь надо подумать, кто от власти… Сделайте так: пусть ваше руководство напишет письмо в администрацию президента, на имя Кузьмы Кузьмича… нет, не ему… на имя главы администрации Мишина, а он уж сам решит, кого выделить. Нет, лучше все-таки Кузьме Кузьмичу. Так будет правильнее. Вы знаете, он в Игнатии души не чает. Кстати, там же, в письме этом, может содержаться и просьба, чтоб президент в той или иной форме высказался о юбиляре. Почему нет? Все равно ж он ему орден будет вручать, это уже решено практически.
- Записала. А давайте подумаем, где мы будем снимать Игнатия Алексеевича?
- В смысле?
- Ну, может, вывезем в лес, пусть походит в раздумье среди русских березок. Или, может, раскинется под кряжистым дубом, глядя на проплывающие облака…
- Не фантазируйте. Здесь и снимайте.
- Прямо в квартире? Это не очень интересно.
- Интересно. Тем более что справа буду сидеть я, а слева его дочь Маша.
- Это его единственная дочь? - Единственная. То есть нет. То есть да. Неважно. Мы будем сидеть по обе стороны от него и принимать участие в общем непринужденном разговоре.
- Ну, такую сцену, конечно, можно предусмотреть, но у нас же документальный фильм предполагается, а не передача «Пока все дома».
- Я настаиваю, чтобы мы с Машкой были все время в кадре.
- Ладно, не буду спорить. У нас еще есть режиссер, Виолетта, она опытная, я думаю, она скажет свое веское слово.
- Считайте, что веское слово уже сказано. И Игнатий Алексеевич меня поддержит, это обязательное условие съемки. Писатель в кругу семьи.
- Как-то это не очень…
- Не будем это обсуждать.
- Ну хорошо. Давайте заглянем в его детство. Где он родился?
- Это неважно.
- В смысле?
- Он детдомовец.
- Ну, наверно, детдом сохранился…
- Сгорел.
- Одноклассники же есть…
- Нету. Все растерялись по просторам родины.
- Студенческие годы?
- Студенческие годы: это Евтушенко и Ахмадулина. Литинститут.
- Да, хорошо, я их записала.
- А что потом? - Потом неинтересно.
- Почему? - Работал в газете, писал о Сибири.
- Ну может, сибирские друзья? - Нету. Все умерли, кроме Евтушенко. Они особенно подружились на Братской ГЭС. Но про Братскую ГЭС не надо.
- Почему? - Неактуально. Получается, что он воспевал стройки коммунизма.
- А вот Евтушенко не стесняется, что воспевал эти стройки. Мы на днях его снимали.
- Евтушенко вообще ничего не стесняется, а мы с Игнатием не хотим. Проехали.
- Так с чего начинать? - Начинайте с нашего знакомства в Дубултах. В Прибалтике.
- Но позвольте, Игнатию Алексеевичу, если я правильно сосчитала, тогда было уже больше пятидесяти лет. Неужели же мы полвека выкинем из его жизни? - Выкидывайте смело. Скажите только, что он детдомовец, много страдал в детстве, много работал, учился и дружил с нынешними классиками литературы, причем отметьте – был их лучшим другом, а не просто так. И, наконец, встретил свое тихое семейное счастье. В лице нас с Машкой. И дальше мы выдвигаемся на первый план и рассказываем о нем столько, что у вас хватит на три передачи. Редакторша Хрюкова вздохнула и закрыла свой блокнот. Все ясно: здесь все под железным контролем жёписа. Часто встречающийся клинический случай. Ничего не поделаешь. Придется считаться с мадам Присядкиной. Они раскланялись. «Даже чаю не предложила», - отметила про себя телевизионная дама, выходя из подъезда. И тут увидела, что прямо ей навстречу движется сам Присядкин, только что выгрузившийся из черной машины. Какая удача!
