Иван Миронов - Родина имени Путина
Со Стасом она познакомилась недавно, на очередном «нюрнбергском процессе», где Маргелов представлял интересы потерпевших гастарбайтеров. Он был безмерно зануден, что принималось девушкой за въедливый профессионализм, и идейно надменен.
Последнее одни благосклонно списывали на политическую восторженность, другие — на банальные комплексы. Тем более, что с женщинами у Стаса складывалось плохо, они его не понимали и боялись. Снискать же адвокатскую славу, работая в связке с ментами и прокурорскими против русских офицеров и порешивших кавказцев детей было не просто. К тому же Стас все больше обретал популярность «охотника за головами», преследуя беглых врагов конституционного строя и «разжигателей розни», именно таким и был Никита Громов, разыскиваемый по подозрению в убийстве лидера банды чеченских отморозков «Черные ястребы» и антифашистского комиссара Рюхина. Стас собирал информацию по беглецу, сливал ее в органы и следил за милицейской расторопностью.
То была убежденная ненависть. Стас презирал патриотов и ненавидел националистов. Первых он публично почитал трусами, идиотами и предателями. Вторых — фашистами и врагами. Между патриотами и нацистами нет разницы, — признается Стас в одном из интервью. Со стороны казалось, что Маргелов, словно нарочно испытывая свой характер, старался посмачнее плюнуть в душу случайному зрителю, не привыкшему к подобным либеральным откровениям. Стас похабил русскую историю, монархов, православных святых. Александр Невский, Петр I, Николай II из уст адвоката выходили кровавой сволочью. Кстати, отсюда и проистекало высокомерное шельмование патриотов трусами. Стас был уверен, что за подобные оскорбления Ислама или чеченцев ему бы уже давно отрезали голову, русские же снесут все!
Одни благодушно списывали политические пошлости молодого человека на желание затмить медийную славу Новодворской. Другие — на продуманный эпатаж — нередкий залог адвокатского успеха. Третьи, поднаторевшие в психологии, отмечали борьбу «героического» нрава с плотской посредственностью. Его забитая еще в школе гордыня питалась новыми врагами, которых Стас должен был непрестанно порождать, выдумывая очередные плохо пахнущие «истины». Этот столь распространенный загиб психики в случае с Маргеловым многие путали со смелостью и фанатизмом, хотя природа последних порой и таится в головном нездоровье. Стас старался стать первым, но только там, где первых еще не было. Обожая вражду, конкуренции он не любил, а соперничества опасался. Это свойство характера лезло отовсюду: в адвокатуре, спорте, женщинах. Везде было очень сыро или никак. Однажды Стас в поисках своего правозащитного образа решил попотеть над атрофированным бицепсом, но дальше тщетных попыток отжиматься дюжину раз в день дело не пошло, что было отражено в адвокатской душе презрением к физкультуре и ко всем «тупоголовым качкам». То же самое вышло и со спонтанным желанием защитить диссертацию, и с безответной влюбленностью в однокурсницу по аспирантуре — Лизу. И как патриотизм был приравнен к нацизму, так же решительно женская красота была объявлена Стасом достойной презрения проституцией, а гомосексуалисты вошли в ореол его правозащитной деятельности.
В Насте не было проклятой им красоты, а детское обаяние и суровая искренность хотя и попугивали адвоката, однако рождали в нем чувство глубже и пикантнее дружеской симпатии. Стас старался отгонять распухавшую привязанность к девушке своим статусом, еще больше раздражая в себе половые азарты. Однако Настю мало заботила суета мужских инстинктов нового знакомого. Адвокат ей нравился просто и честно, но серьезные отношения со скандальным правозащитником пока были вне ее понимания, другие же варианты не допускались воспитанием.
Она зачем-то снова вышла на улицу. Припорашивало белой крупой, редкой и рыхлой. Настя подняла голову. Снежинки жидким пухом застревали в ресницах, мокрым бисером проскальзывая в большие серые глаза. Девушка зажмурилась, стало вдруг уютно и тепло, но очень одиноко и немного страшно.
— Настя! — надменно буркнуло взади.
— Добрый день, Станислав, — отчего-то стыдливо улыбнулась девушка.
— Как у вас дела? — дежурно бросил адвокат.
— Нормально. Только из комнаты выгоняют. Хозяева хотят ремонт делать и сдавать нашу коммуналку иностранцам. Так что придется скоро справлять очередное новоселье.
— Плохо, — Стас попытался спрятать равнодушие в прищур и неожиданное перешел на «ты». — Какие у тебя вопросы?
— Несколько по фашикам и парочка общеполитических. Короче, как обычно, — улыбнулась девушка.
— Надо бы куда-нибудь присесть, — заерзал адвокат, разглядывая окрестности и стараясь не пересекаться взглядом с Настей.
— Станислав, а давайте в кино сходим, — девушка сама опешила от собственной смелости.
— Сейчас? — растерялся адвокат.
— Ну, а почему бы и нет? Или после интервью, — зарумянилась Настя.
— Я сегодня, к сожалению, очень ограничен во времени, — дежурно выпалил Стас, тут же пожалев об этом.
— Как хотите, — журналистка пожала плечами.
— А что ты хочешь посмотреть? — Маргелов смягчился в лице и пошел на попятную.
— Да какая разница, — адвокатская чопорность все-таки успела поцарапать женское самолюбие. — Пойдемте уж куда-нибудь. Я замерзла.
Она повернулась спиной и двинулась к кофейне, но Стас остановил ее, слегка прихватив за локоть.
— Настя, ты меня неправильно поняла. Я с удовольствием схожу с тобой. приглашу тебя в кино завтра или даже сегодня вечером. Идет?
— Не знаю, — потянула, насупившись, девушка, стараясь не переиграть. — Не уверена насчет вечера. — лукавые огоньки бесиками прыгали в ее странных глазах, подразнивая адвоката.
В метрах десяти за спиной Стаса она увидела парня: высокий, крепкий, мужественные черты лица, точнее выдававший таковые волевой подбородок — рассмотреть выше мешала надвинутая на глаза кепка. Руки он держал в карманах просторной куртки. Насте показалось, что парень испуган, словно от кого-то бежит. Она с гордостью посмотрела на Стаса: «Каков адвокат! Хорош! Зачем ему мышцы, он всех уничтожит своим презрением. Никого не боится, а передо мной, похоже, робеет. А этот.». Настя уставилась в надвигающуюся на них кепку, наконец вырвав из-под нее взгляд незнакомца. Она рассмотрела страх или обреченность, которая, как известно, бывает двух сортов. Первый — это смирение духа перед насилием трусливого разума. Второй — это задушенные волей человеческие инстинкты, в том числе и самосохранения. Отчаяние — это всегда пропасть, в которую предстоит нырнуть. Пропасть между человеком и животным, или пропасть между человеком и Богом.
Они встретились глазами, что-то трагическое и светлое метнулось между ними, но тут же было погребено под угрюмым серым козырьком. Парень сбавил шаг, остановился. Насте показалось, что он разворачивается, но парень лишь метнул из-под плеча взгляд в сторону храма и перекрестился, не снимая кепки. На мгновение он замер, словно о чем-то передумав, однако резко, засунув правую руку в карман, продолжил свой путь.
Словно завороженная, Настя не могла оторваться от парня, отвлекавшего ее от чопорного бормотания адвоката.
Рука незнакомца взметнулась к голове Стаса. Раздался сухой хлопок — лицо адвоката скукожилось уродливой гримасой. Колючие глаза, моргнув, оцепенели, бледные губы возбужденно жевали пустоту. Качнув головой, словно крылом сбитого истребителя, Стас непреодолимо стал проваливаться в асфальт. Убийца выстрелил еще раз, уже в упор, контрольным для надежности. Стас носом плюхнулся в дорожную жижу, забрызгав грязью новые Настины джинсы. Голова скатилась на правую щеку. Веки сломанными шторками застыли посередине багряного зрачка. Рот и скулы пронзила судорога, обезобразившая блестящую надменность. Кровь, сочащаяся из-под серых краешков мозга, навернувшихся на отверстиях в черепе, медленно поедала темно-русые волосы адвоката.
У Насти заложило уши, она ничего не слышала кроме собственного дыхания и сердечного боя. Все стало кружиться медленно и плавно, распадаясь на тусклые кадры. Обмякший Стас, похожий на выброшенную куклу, медная гильза, покатившаяся от его разбитой челки, задранные брюки, торчащие из-под них разные носки, баба в стриженной норке с нарисованным на лице визгом. А еще пистолет, бледный, сальный, от которого струйкой венозной крови била дрожь. Разглядеть это было сложно, и вряд ли это удалось Насте. Но одержимая адреналиновым приступом, она сумела почувствовать эту оторопь. Многие животные по запаху распознают страх, тут же нападая на противника. В экстремальных ситуациях это бывает свойственно людям. Уловив испуг, Настя со слезным рыком бросилась на убийцу. Ее волосы споткнулись о ствол, жизнь споткнулась о веру, любовь споткнулась о смерть. Ни боли, ни страха, только глаза матери, счастливые, другие она забыла. И снова снег и долгий взгляд, заметающий серое небо.
