Андрей Цаплиенко - P.O.W. Люди войны
Это было так называемое мусульманское подразделение, укомплектованное выходцами из среднеазиатских республик бывшего СССР. Предполагалось, что эти люди, привыкшие к местному климату и знакомые с обычаями, будут лучше воевать в условиях Афганистана. Но в действительности все было наоборот. Именно в таких подразделениях были особенно сильны неуставные взаимоотношения и командиры эффективно управлять своими людьми не могли. А иногда и просто не хотели. Левенцу очень крепко не повезло. В своем полку у него не было друзей, кроме земляка Валерия Кускова. Они были единственными украинцами в своем подразделении и, как говорится, часто попадали «под раздачу» именно на национальной почве.
Валера, видимо, был большим конформистом, чем Левенец. Левенца пытались «сломать», но безуспешно. Он шел на конфликт, отказываясь выполнять глупые и, по его мнению, унизительные приказы. Неоднократно дрался. Однажды в драке отнял у офицера пистолет и в очередной раз загремел на «губу». «Наверное, Бог мне тогда помогал», – говорил после Левенец. Его командир пришел на гауптвахту, освободил солдата и отправил его в автопарк ремонтировать машину. Дело было ночью. В парке, кроме часового, солдата младшего призыва, не было никого. Саша попросил его позвать Валеру Кускова. Когда друг пришел в парк, Левенец объявил ему, что уходит на ту сторону. «Пойдем со мной», – предложил он Кускову. Тот отказался. Понимал, что идет на предательство. Но Левенец был настроен решительно. «Если хочешь, оставайся, пойду один». И пошел через минные заграждения вокруг расположения полка. «Для меня это не было проблемой, – рассказывал позже Ахмет. – Наш полк был саперным. Мы сами ставили минные заграждения. Я знал, что уйду рано или поздно, поэтому хорошо запоминал, куда ставил мины».
Менее решительный Кусков моментально взвесил свое положение. Оно было грустным. Саша уходит. Валерий остается единственным украинцем в части. Теперь Кускова будут бить «за двоих». Но кроме того, на нем будет лежать клеймо «друга предателя». Часовой «стуканет» землякам, об их ночном разговоре станет известно офицерам, и Валерий наверняка попадет под трибунал за то, что «знал, но не сообщил». Вот как примерно думал Валерий. Он посчитал, что уйти, стать перебежчиком лучше и безопаснее, чем оставаться во враждебном окружении. Тогда Александру Левенцу и Валерию Кускову было по двадцать лет.
Валерий догнал Александра уже за минным полем. Еще до рассвета парни были в ближайшем кишлаке. Их встретили люди полевого командира Амирхалама и привели в кишлак Ургоблаки. Моджахеды никакого насилия не проявляли, да в этом, собственно, и не было нужды. Солдаты вполне добровольно шли вслед за вооруженными бородачами. Их привели в глинобитную хижину, накормили, напоили и поставили охрану, больше, конечно, для виду. Боевики понимали – эти парни никуда не сбегут. Вскоре появился полевой командир. Его небольшой отряд контролировал несколько селений под Кундузом. В отряде несколько человек немного знали русский. Они перевели командиру пожелание пленных «шурави» – присоединиться к моджахедам. Командир не долго думал. «Примете ислам, тогда будете с нами», – сказал он. Что же будет в том случае, если они откажутся, командир не сказал. Но парни даже и не задумывались, насколько печальной может быть альтернатива. Они хотели стать мусульманами. Переход в религию Пророка был кратким. Трижды Саша и Валера прочитали калиму, изречение «Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед есть Пророк его». Командир сказал: «Ну вот, теперь вы мусульмане». И выдал парням по автомату. Беглецы сменили свою форму на шарвар-камизы. С этого момента они перестали бриться. «А как зовут тебя?» – спросил командир Александра. «Саша», – ответил Левенец. «Неправильное имя, – вздохнул боевик. – Отныне будешь Ахметом».
* * *«Сейчас Ахмет должен быть в Кундузе», – говорят охранники. В Афганистане ни в чем нельзя быть уверенным. Мы приедем в Кундуз, и может оказаться, что Левенец уехал в неизвестном направлении или даже погиб в какой-нибудь «разборке» бывших моджахедов. От Саланга до Кундуза ехать часа три. Цепи нам уже не нужны. Мы останавливаемся возле придорожного духана. Нужно поесть и согреться. Мы дрожим от холода, несмотря на теплые горные куртки. Духанщик приносит хлеб, рис и горячий чай. Вот чего мне хотелось всю дорогу. Скрестив ноги, мы сели на помост возле железной печки. Какое счастье! Тепло и простая еда расслабляют нас. Рис едим руками. На двоих одна тарелка. Порции хватило бы на четверых, не то что на двоих. Охранники с улыбкой смотрят на то, как неловко мы подбираем хлебом рис, и один из них – Гюльзар – кличет духанщика. Через минуту перед нами стоят вилки и ложки в ассортименте.
С едой мы справились быстро. Афганский рис, пожалуй, лучший в мире. Рассыпчатый, длинный, вот в таких придорожных духанах он обычно поедается в огромных количествах. Перед входом в заведение бородатый помощник хозяина готовит кебаб. Нарезает куски баранины, нанизывает их на шампуры и ставит на огонь. Я подношу руки к мангалу. «Гарм?» – хитро улыбается мне бородач с большим ножом в руках. «Гарм», – улыбаюсь я в ответ. «Бали», – водитель решительно открыл дверь «тойоты». Поехали. Он прав. Чем темнее, тем больше риск нарваться на бандитов. Уже стемнело. А до Кундуза еще ехать и ехать. Впрочем, остаток пути был вполне спокойным. Мы доехали до конечного пункта уже ночью. Не сразу поняли, что уже в городе. Глинобитные стены по обеим сторонам дороги были такими же серыми, как и в кишлаках, через которые мы до этого проезжали. Но это был Кундуз. Крупный город, центр одноименной провинции.
К Ахмету мы отправились уже утром. Ночь провели в доме у человека, который и должен был нас проводить к украинскому моджахеду. Насрулла, так звали нашего хозяина, возит в Кундуз бензин из соседнего Таджикистана. Он уложил нас на полу в гостевой комнате, а рано утром поднял и накормил завтраком – чаем и вареньем из сладкой моркови. Никогда не пробовал подобного. Было вкусно. Мы сидели на полу. Стаканы с чаем дымились у наших ног. Нас никто не торопил, но я постарался побыстрее закончить утренние посиделки. «Идем к Ахмету». Охранники вскочили и взяли автоматы.
Из Кундуза до кишлака Ургоблаки доехали за четверть часа. Определить по домам, где кончается город и начинается сельская местность, невозможно. Кундуз наполовину состоит из таких же глинобитных домов, как и окрестные кишлаки. Только в центре города есть немного двухэтажных каменных зданий. Они выстроились в линию вдоль центральной улицы. Первые этажи домов – это сплошь лавки, в которых торгуют всякой всячиной. Есть даже такие, в которых без проблем можно купить оружие и наркотики. Конечно же, легкие. Например, насвар, стимулирующее зелье зеленого цвета. Насваром торгуют прямо на центральной площади Кундуза. Расфасованный в полиэтиленовые кульки зеленый порошок лежит на лотке у ног старика-торговца. Нам он готов отдать полкило своего товара за пятьсот афгани. Это десять долларов. Рядом, прямо на улице, десятки других лотков. С одних торгуют крупой и мукой, на других разложена одежда. Тут же босые башмачники ремонтируют чужую обувь. Но больше всего клиентов у чистильщиков. В Кундузе покрыты асфальтом только несколько улиц. Остальные после дождя превращаются в глиняное месиво. Поэтому те, кто претендует на звание местного среднего класса, вынуждены по нескольку раз в день чистить свои башмаки.
Мы уткнулись в блокпост афганской армии. Нашу машину быстро проверили и выпустили из Кундуза. «Тойота» свернула с асфальта на проселок и тут же забуксовала. Колея была размыта февральскими дождями. Машина, разгребая колесами грязь, все же с трудом преодолела метров двести и снова встала у арыка, за которым неровной линией тянулся глинобитный забор. Возле забора стоял невысокий человек с рыжеватой бородой. Насрулла вышел из машины и спросил его, где можно найти Ахмета. «Здесь много Ахметов, – ответил человек. – Какой именно вам нужен?». «Тот, который из Украины», – уточнил Насрулла. «Я из Украины», – ничуть не изменившись в лице, сказал бородач. Это и был тот самый человек, которого мы искали. Александр Левенец.
* * *«Ну, заходи, земляк», – Ахмет-Александр указал на железные ворота зеленого цвета. Я зашел во двор первым. За мной оператор и охранники. Двор квадратный, не очень большой. В углу глинобитный сарай с нехитрым сельским инструментом. Рядом обычная водяная колонка с помпой. Посреди двора старая, двадцатилетняя «тойота-корола». «Мой заработок, – кивнул на нее Александр. – Купил ее за три тысячи долларов. Теперь я таксист». По двору туда-сюда снуют три девчонки. «Дочки?» – спрашиваю. «Дочки», – кивает Левенец. «Здесь три, – считает он и, кивая на дом, подбирает русские слова. – А там есть и четвертая. Она маленькая еще. Четыре месяца». Мы заходим в дом. Он, конечно, выглядит намного лучше той глинобитной развалюхи, на фоне которой Саша-Ахмет фотографировался много лет назад, ремонтируя «газик». По крайней мере, дом каменный, достаточно просторный. С закрытой верандой, со стороны которой мы заходим в гостевую комнату. Такая есть в каждом афганском доме. Здесь собираются мужчины. Садятся на полу, ведут неспешные разговоры. Мы гости, поэтому нам отводят лучшие места. Старшая дочка Саши, двенадцатилетняя Хатиджа, приносит чай и сладости. Сначала угощение она ставит перед нами, потом предлагает остальным. Мы говорим о том, что случилось с Сашей, когда он оказался на той стороне, или, вернее, на этой.
