Светлана Бондаренко - Неизвестные Стругацкие. От «Града обреченного» до «"Бессильных мира сего» Черновики, рукописи, варианты
Ася захохотала, а Тойво, очень довольный, ударил в ладоши, помыл руки воздухом и повторил:
— „В третьем градусе, голубка моя! Отрава!“ А ты при этом смущенно потупляла бы глазки и лепетала: „Да, Магистр. Яволь. Натюрлихь…“
Ася распахнула окно, села на подоконник и стала глядеть вниз, в двухкилометровую сине-зеленую пропасть.
— Да, это было бы здорово, — продолжал Тойво. — Но отец вовремя сказал мне с жестокостью фанатика: „Какой из тебя дегустатор? Ты — едок!“
Он заложил руки за голову и откинулся на спинку кресла.
— И отец был прав. Дегустатор я никакой, а едок — вполне на уровне эпохи. Никто не жалуется.
— Я боюсь, что мне придется лететь на Пандору, — сказала Ася задумчиво-деловым голосом.
— Надолго? — сейчас же спросил Тойво.
— Не знаю. Может быть, и надолго.
— А зачем, собственно? — спросил Тойво осторожно.
— Ты понимаешь, в чем дело… Магистр считает, что здесь у нас проверили все, что возможно. Значит, не в порядке что-то на плантациях. Может быть, пошел новый штамм… а может быть, что-то происходит при транспортировке…
— Ты уже один раз летала на Пандору, — сказал Тойво, помрачнев. — И сидела там полгода…
— Ну что же делать…
Тойво поскреб пальцем щеку, покряхтел и сказал:
— Не знаю я, что делать… Я знаю, что полгода без тебя — это ужасно.
— А два года без меня? Когда ты сидел на Гиганде?
— Ну, вспомнила! Когда это было! Я был тогда молодой, я был тогда дурак… Я тогда был Прогрессор! Железный человек! Нервы, мышцы, маска, челюсть!.. А может, не полетишь? Пусть твоя Соня летит, она молодая, глупая… Красоточка, замуж там выйдет, а?
— Соня, наверное, тоже полетит, — сказала Ася. — А других идей у тебя нет?
— Есть. Пусть летит Магистр. Он эту кашу заварил, он пусть и летит.
Ася только посмотрела на него.
— Магистр? На Пандору?
— Беру свои слова назад, — быстро сказал Тойво. — Ошибка. Просчет.
— Да ему Свердловск нельзя покидать! Он за городом четверть века не был!
— Учту! — тарахтел Тойво. — Не повторится! Сморозил! Пусть летит Бруно.
Ася еще некоторое время жгла его негодующим взглядом, а потом снова стала смотреть в окно.
— А Бруно-то здесь при чем? Бруно вроде тебя. Ему этот новый букет даже нравится… помойка эта… Я-то думала, ты другое предложишь! — Она снова стала смотреть на Тойво. — Ага! Помрачнел! А еще ноешь: „Полгода… Без тебя…“
Тойво поднялся, пересек комнату и сел у ног Ас и на пол, положив голову ей на колени.
— Тебе все равно в отпуск пора, — продолжала Ася. — Ты бы там поохотился, съездил бы в Дюны, плантации бы наши посмотрел… Ты ведь даже представить себе не можешь, что это такое — наши П-плантации!
Тойво молчал и только все крепче прижимался щекой к ее коленям. Тогда она тоже замолчала, и некоторое время они не говорили, а потом Ася спросила:
— У тебя что-то происходит?
— Почему ты так решила?
— Не знаю. Вижу.
Тойво глубоко вздохнул, поднялся с пола и тоже сел на подоконник.
— Правильно видишь, — угрюмо произнес он. — Правда, еще ничего не произошло, но я боюсь, что вот-вот произойдет.
— Что?
Тойво прищурясь разглядывал черные полосы облаков, перерезающие медно-багровое зарево заката. Сизо-черные нагромождения лесов у горизонта. Тонкие черные вертикали тысячеэтажников, встопорщенные гроздьями кварталов, Медно отсвечивающий, исполинский ячеистый купол Форума слева и неправдоподобно гладкая поверхность круглого Моря справа. И черные попискивающие дротики стрижей, срывающиеся из висячего сада этажом выше и исчезающие в листве висячего сада двумя этажами ниже,
— Что произойдет? — повторила Ася.
— Я боюсь, что количество у меня вот-вот перейдет в качество.
— Все-таки ты решил с ним поссориться, — сказала Ася.
— С кем? — Тойво поглядел на нее удивленно.
— Не надо, не притворяйся. Я этого давно жду. Я никогда не могла понять, что ты против него имеешь, но я всегда это чувствовала… И я никогда не понимала, как ты можешь работать с человеком, которого не любишь… Подожди, дай уж я договорю, раз уж мы начали говорить об этом! Я не знаю, чего ты с ним не поделил, это не мое дело, хотя я никогда не понимала, как можно не поделить что угодно с таким человеком, как Максим Каммерер. Я тебя много раз спрашивала, и каждый раз ты более или менее ловко уклонялся от ответа. И пускай. Это не мое дело. Но если ты наконец решился идти на разрыв, то очень хорошо. Нельзя работать с человеком, который тебе антипатичен. Это дурно, это дурной поступок. Так что можешь себя не мучить.
— Вот тебе и на-а-а! — протянул Тойво, растерянно улыбаясь. — А я-то льстил себя надеждой, что умею владеть собой! Неужели это так заметно?
— Что ты не любишь своего шефа? Еще бы! Он к тебе всей душой, а ты ему — фр-р-р-р! Я и видела-то вас вместе всего раз десять, но этого было вполне достаточно… Я знаю, откуда это у тебя. Это Майя Тойвовна тебя настроила!
— Ну уж прямо!.. — произнес Тойво неуклюже.
— Да у нее губы белеют, когда она о нем говорит, я сама видела, своими глазами!
— Да, — сказал Тойво. — Это верно, мама его не любит. И ты знаешь, представления не имею — почему. Насколько мне известно, они и не встречались-то с ним ни разу. Единственное, что у них общего, это то, что когда-то несколько лет они работали здесь, в Свердловске. Мама тогда была сотрудником Музея Внеземных Культур — знаешь, на Площади Звезды… Потом она заболела, уехала отсюда, и теперь ее в Свердловск калачом не заманишь. Я ее раз спросил: в чем дело? И она ответила мне примерно так: „С этим человеком у меня связаны самые неприятные воспоминания, хотя лично мне он ничего плохого не сделал. Он выполнял свой долг, как он это понимал“. Странно, правда?
— А он? — спросила Ася.
— Что — он?
— Он никогда с тобой не говорил о Майе Тойвовне?
— Нет, конечно. Но ты правильно говоришь: относился он ко мне всегда очень хорошо. Может быть, даже незаслуженно хорошо.
— То есть он чувствует свою вину перед мамой и старается ее загладить, ты так думаешь?
— Не знаю… не уверен. Тора не похож на человека, который чувствует себя перед кем-либо виноватым. Он, знаешь ли, из тех, кто не ошибается. Потому и жив.
Ася сказала с горечью:
— Ты бы послушал себя со стороны! С какой болезненной неприязнью ты о нем говоришь…
— Да, наверное, — сказал Тойво. — Тут все дело в том, что он — настоящий Прогрессор.
— Какой он Прогрессор? — вскричала Ася. — Что ты говоришь?
— Он — настоящий Прогрессор, высокого класса, профессионал! Мы все не любим Прогрессоров, но ВЫ представления ведь не имеете, что такое Прогрессор! Для вас это без пяти минут убийца, костолом, живущий среди зверей и поэтому сам почти зверь. Это все верно, в пиковые моменты он таков, деваться некуда. Но вам и в голову не приходит, что самое страшное в Прогрессоре совсем не это. Настоящий профессиональный Прогрессор — это прежде всего мастер лжи! Ложь — это непременное условие его существования, если он не лжет, не лицемерит каждую минуту, каждым словом, каждым жестом, он погиб.
— Но это же там, только там!
— Верно. Но ты сама подумай — вариться в кровавой каше несколько лет, а то и десятки лет, и вернуться на Землю таким же, каким ушел! Они же ведь не роботы! Каждый ловкий финт, каждая удачная интрига, каждый изящный выверт — они же тебя радуют, ты же ими гордишься, и навсегда остается в душе маленькая сладостная царапинка, которую ты будешь лелеять и здесь до самой смерти…
— А как же рекондиция?
— Всякая деформация остаточна, — сказал Тойво жестко. — Проходила в школе? Так это про них.
Ася, закусив губу, смотрела на него.
— И Сандро тоже?
— Тоже. Спроси его, он, наверное, с удовольствием расскажет тебе о кое-каких своих шалостях. Уверяю тебя, несмотря на изысканнейшую форму изложения, ты будешь несколько шокирована, а он, повторяю, будет рассказывать с удовольствием… Ты вот это постарайся понять: с удовольствием!
— Нет, — решительно сказала Ася. — Не верю.
— И слава богу, — сказал Тойво.
— Но ты же его любишь, я знаю!
— Люблю, — согласился Тойво.
— Сандро любишь, а Максима не любишь? Не понимаю. Они надолго замолчали. Стемнело. Тойво смотрел, как внизу сквозь густую листву садов, сквозь сизоватые сумерки засветились разноцветные огоньки. И искрами огней обсыпались черные столбы тысячеэтажников.
— Ну, хорошо, — сказала наконец Ася. — Но Максим-то здесь при чем? Он же никогда не был Прогрессором… Во всяком случае, в нынешнем смысле этого слова…
— Понимаешь, — сказал Тойво, — это все очень неточные слова— люблю, не люблю… Не обращай внимания, я просто погорячился. По всем человеческим меркам, Тора — человек замечательный. Более того, это живая легенда. В обоих КОМКОНах спроси любого мальчишку. „Легендарный Мак Сим! Непревзойденный Белый Ферзь! Организатор операции „Тигр“, после которой сам Президент стал звать его Тора…“ Меня еще на свете не было, а он на Саракше подрывал лучевые башни и дрался с фашистами… Я был еще школьником, а он проник в Островную Империю, в их столицу, первый из землян… да и последний, кажется… Так что он, конечно же, Прогрессор в самом современном смысле этого слова. Но, несмотря на это, он даже у меня не может не вызывать восхищения. Я же все вижу. Он дьявольски умен, он добр, он обаятелен, и очень понятно, почему ты влюбилась в него по уши… И в то же время!
