Захар Прилепин - Книгочёт. Пособие по новейшей литературе с лирическими и саркастическими отступлениями
…Я еще долго так могу писать. И он сможет.
Перепалка
Клинический реализм в поисках идентификации
Заметки об одной литературной группировке
Пояснительная
По существу заданных мне гражданином редактором вопросов о «новых реалистах» хочу пояснить, что с писателем Шаргуновым С. я познакомился в 2003 году на съезде Национал-большевистской партии, где передал ему свой первый роман «Патологии» для прочтения. Шаргунов был ломкий, юный, молодой, бросал быстрые взгляды, все подмечал и, как выяснялось, помнил потом. В следующий раз мы пересеклись в одной подмосковной гостинице, Шаргунов был весел и не совсем трезв. Мы подсели за полупустой столик к одинокому небритому мужику, который что-то печатал в ноутбуке. «Работаете? Вы кто вообще? – набросал сразу вопросов Шаргунов. – Физик? Тогда сделайте нам бомбу!» – И ударил кулаком по столу так, что бутылка пива физика, подпрыгнув, упала на стол. Согласно законам все той же физики, пиво полилось вниз, на пол.
С писателем Сенчиным Р. я познакомился на литературном семинаре в Липках в 2005 году. В составе небольшой группы литераторов я пришел к нему в номер, где Роман очень страдал с бодуна и лежал лицом вниз. Я сидел на подоконнике, разливал и тостовал. На третьем тосте Роман неожиданно засмеялся в подушку моей нехитрой остроте, поднялся с кровати и сипло сказал: «Я тоже выпью». Он был в свитере и в черных брюках, в них, замечу, Сенчин ходит по сей день. Притом что он безупречно аккуратен и вообще не имеет человеческих запахов. По-моему, Сенчин мумия.
Впоследствии мы неоднократно встречались в компании писателя Сенчина Р. и Шаргунова С., иногда к нам присоединялся Елизаров М., впрочем, последний старался много не пить в нашей компании и вообще держался особняком.
С писателем Елизаровым М. я познакомился на книжной ярмарке в Москве в 2008 году, вскоре после получения им «Букера». Всякий раз, когда я видел Елизарова, его сопровождала новая блондинка. Елизаров всегда ходил с ужасным ножом на кожаном ремне и порой показывал его интересующимся. Однажды с Елизаровым пытались побороться на руках несколько моих знакомых писателей, и он поборол одного за другим четырнадцать человек. После чего я стал подводить к Елизарову охранников той гостиницы, где проходило спонтанное соревнование, и Елизаров поборол всех охранников тоже.
С писателем Самсоновым С. я познакомился в тот же день, когда Елизаров борол писателей и охранников гостиницы. Так как я считаю роман Самсонова «Аномалия Камлаева» шедевром, я немедленно предложил ему выпить, но Самсонов отказался, ссылаясь на занятость. Возможно, что ситуацию осложнило наличие рядом со мной двух возбужденных и бритых наголо нацболов, которые, указывая на Самсонова, но не глядя на него, спрашивали о нем в третьем лице: «Кто это?» С тех пор с писателем Самсоновым я не встречался.
С писателем Даниловым Д. мы познакомились по дороге в США в 2008 году. В США было уютно. Мне особенно запомнилось, как в день нашего отбытия на Родину, за четыре часа до вылета, я заглянул к Данилову в номер выпить по рюмке виски перед дорогой через океан. Литровая бутылка была едва почата. Мы опрокинули по 50 грамм, и я ушел собирать вещи. Спустившись через пятнадцать минут в фойе, я там Данилова не обнаружил, хотя было пора. Я снова поднялся к нему в номер и обнаружил, что Данилов успел в течение, максимум десяти минут выпить минимум 800 грамм виски – то есть опустошить бутылку. Чтоб, видимо, не оставлять ее в гостинице.
Удивительно, но его все-таки удалось поднять, довезти живым до аэропорта и пройти с ним (точнее будет сказать: пройти им) паспортный контроль.
Всякий раз, встречаясь с указанными писателями, мы говорили о необходимости свержения существующей власти.
Не говорили об этом только с Самсоновым, но уверен, что и он был бы «за».
О необходимости изменения существующего порядка вещей мы продолжаем говорить по сей день и очень надеемся, что рано или поздно свобода нас встретит радостно у входа и братья меч нам отдадут.
Хотя у Елизарова, говорю, уже есть оружие.
Других, кроме указанных выше, оснований для существования литературной группировки «новый реализм», к которой, говорят, мы все имеем отношение, не существует в природе.
Брошка на груди
Теперь серьезней.
«Новый реализм», как к нему ни относись, имел место, как имели место декаденты разных мастей в начале прошлого века, или почвенники во второй его половине, или, или, или. Страничка в истории литературы обеспечена, и если у власти будут наши – красно-коричневые консерваторы и прочая сволочь, – то даже три странички. А если не наши – в смысле либералы и тому подобная демократическая гнусь, – то пару снисходительных абзацев на тему «было и такое».
Выглядеть это будет примерно так (представьте себе учительницу литературы в тугой юбке и красивых очках, которая строгим голосом обращается к вам, тайно разглядывающим вырез в ее блузке).
«Новый реализм» – литературное течение, зародившееся в начале «нулевых» годов, в рамках которого работали такие писатели как С.Шаргунов, Р.Сенчин, Г.Садулаев, А.Рубанов, З.Прилепин и некоторые другие. Для «нового реализма» были характерны критическое отношение к действительности, пересмотр постмодернистских критериев восприятия социума и культуры и отчасти возврат к советскому реалистическому канону. Характерно, что С.Шаргунов выступил в качестве исследователя биографии А.Фадеева, а З.Прилепина – биографии Л.Леонова – писателей, к тому времени прочно забытых и фактически исключенных из литературного обихода. Так «новые реалисты» пытались осуществить воссоединение литературной традиции, якобы разорванной в девяностые годы.
Начало «нового реализма» относят к программной статье С.Шаргунова «Отрицание траура» (2001), расцвет его связан с выходом таких романов, как «Ура!» С.Шаргунова (2004), «Русскоговорящий» Д.Гуцко (2005), «Я – чеченец!» Г.Садулаева (2006), «Сажайте, и вырастет» А.Рубанова (2006), «Санькя» З.Прилепина (2006), «Аномалия Камлаева» С.Самсонова (2008), «Горизонтальное положение» Д.Данилова (2010).
Традиционному на тот момент «сведению счетов с прошлым» – «новые реалисты» предпочли «сведение счетов с настоящим». То есть критика советской системы в их текстах уступила осмыслению постсоветской действительности. На раннем этапе для «новых реалистов» была характерна антиревизионистская и порой агрессивно-наступательная эстетика.
Работы «новых реалистов» получили адекватное освещение в критических статьях А.Рудалева, В.Пустовой, А.Ганиевой.
К концу «нулевых» оптимистический заряд «новых реалистов» фактически исчерпал себя, что уже заметно в произведениях Д.Данилова или в романе Д.Гуцко «Домик в Армагеддоне» (2010).
Подводящим итоги краткой эпохи «нового реализма» стал роман Р.Сенчина «Елтышевы» (2011), пронизанный сумрачным настроением и навязчивой идеей безысходности и социального распада. Знаменательно, что, будучи последовательно номинирован на все крупные литературные премии («Большая книга», «Национальный бестселлер», «Русский Букер» и «Ясная Поляна»), роман «Елтышевы» так и не получил ни одной из них, что, по мнению специалистов, охарактеризовало, как скоро «новый реализм» исчерпал свои ресурсы.
Кодой эпохи «нового реализма» стала статья писателя В. Ерофеева «Отсебятина», посвященная антологии «Десятка», в которую вошли сочинения десяти наиболее известных «новых реалистов». В статье указывалось на дальнейшую бесперспективность «новореалистического» метода.
…Петров, что вы такое увидели у меня на груди?
Бородатые предтечи
На самом деле все было куда сложнее. Проще говоря: все было не так.
Для начала, новый реализм появился как минимум десятью годами раньше.
В середине восьмидесятых весь литературный процесс накрыла волна «возвращенной литературы». Соперничать с Булгаковым, Гроссманом и Шаламовым было крайне сложно, но вослед «возвращенной» могла более-менее успешно пристроиться литература «ревизионистская» – заново переосмысляющая итоги «красного века».
Тем более что многие здравствующие писатели проходили одновременно и по разряду «возвращенной» и по разряду «ревизионистской»: в России издали Солженицына, вышли «Дети Арбата» Анатолия Рыбакова, над которыми он работал давно, но издавать не решался, вернулись из-за кордона Аксенов и Войнович – сначала со своей зубодробительной литературной антисоветчиной, а потом и сами лично пожаловали. Прозвучала книга «Генерал и его армия» Георгия Владимова. Радикально переосмыслил свою собственную судьбу и судьбы Родины Виктор Астафьев в последних книгах. Даже Юлиан Семенов – и тот вдруг издал роман о Штирлице, которого, согласно незамысловатому сюжету, Сталин хочет повесить на Красной площади в ходе огромного процесса над евреями.
