Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №1 (2002)
Сколько жертв она поглотила, жертв, которые не ожидали ее, пребывая в довольстве и благополучии... Сколько жертв она унесла, когда те спали, предаваясь приятным сновидениям... Сколько жертв она унесла, когда они пребывали в веселье и совсем не думали о ней... Не ждите от смерти жалости или пощады, она никогда не пойдет вам навстречу, не посчитается с вашими мольбами. Ваша жизнь ничто для нее, она отрывает младенца от груди матери, она запускает руку в материнское чрево и убивает находящийся там плод. Она похищает в брачную ночь жениха или невесту. Уносит родителей, оставляя в живых детей. А бывает, делает и наоборот.
Мой отец был упорным бойцом, так же, как и смерть; в боях с итальянцами он решил стоять до конца; в одном из сражений его бойцов обуяла жажда, и он попросил своего дядю Хамиса достать воду; дядя атаковал тогда итальянский обоз, груженный водою. Но смерть оказалась быстрее его, пуля попала Хамису в правое надбровье, и он пал в бою. Отца обуял гнев, он поднялся из окопа и решил сражаться стоя; он бросил вызов смерти, крикнув: “Я — Ауляд Муса, и если ты, Смерть, знаешь это, то выйди, трусливая, ко мне, и давай сразимся!!!” Смерть не приняла вызов, а ответила шквальным огнем. На призыв отца отозвалась группа смельчаков, закричавших: “Мы — Ауляд аль-Хаджж... Мы — Ауляд аль-Хаджж”. Они бесстрашно, не пригибаясь под пулями, атаковали смерть, отец бросился к ним, чтобы принять участие в атаке, но смерть вновь опередила его, и прежде чем он успел добежать до них, они были убиты. Когда товарищи отца увидели, что смерть следует за ним по пятам, они попросили его не приближаться, чтобы и до них не добралась смерть, уже унесшая Хамиса и Ауляд аль-Хаджж, аль-Атраша и Ас-Сухби, Мухаммеда бен Фараджа и других; отец же сражался со смертью с утра и до ночи; в конце концов силы смерти истощились, ее решимость ослабла, и она удалилась, но лишь для того, чтобы вернуться позже; на теле и одежде отца насчитали восемь следов от пуль, которые, однако, так и не смогли нанести ему смертельную рану.
Я говорю вам: бывает, смерть терпит поражение и обращается в бегство, но она не стыдится неудачи и не сожалеет, поскольку знает, что, несмотря на поражение, победа в конечном счете будет за нею, а неудачи останутся в прошлом.
Не прошло и трех лет, как смерть вернулась, надеясь на победу. И между ними началась битва более жестокая, чем описанное выше сражение у Кардабийи. На этот раз смерть избрала местом противоборства район Кияфа, а ее оружием были поддерживавшие итальянцев сенуситы из Сирта и Адждабийи. И если смерть в этот день бросала вызов, гордясь числом своих жертв и будучи уверенной в победе, то отец ответил вызовом на вызов, и хотя он уступал ей в гордыне, он превосходил ее в смелости. Смерть хохотала, когда он увидел солдат Сенуси, многочисленных, как саранча, и собиравшихся штурмовать теснины, окружавшие впадину Кяляя, находившуюся поблизости от соляных копей; пустыня из желтой превратилась тогда местами в черную, а местами — в белую, будучи заполненной массой солдат в униформе этих цветов; сотни людей были мобилизованы ради смерти, отец же видел, что с ним немного бойцов из Ас-Сабаиа и еще меньше из других племен. То был роковой день. Смерть находилась в полной готовности. Отец же призвал на помощь все свое мужество. Смерть была окружена полчищами солдат-сенуситов, а вокруг отца сплотилась горстка храбрецов. Позиция была неудачной, положение — отчаянным, борьба — неравной, и отец решил сражаться, не щадя себя. Он сказал себе, что не будет думать о смерти и ее армии, а там — будь что будет. Он не вырыл себе окопа, решил, что будет вести стрельбу не лежа, а с колена или стоя. В его душе перемешались чувства мужества и отчаяния, а что может быть лучше такой смеси! И что может быть более ужасного в жизни!!! Однако смерть поражала своими ударами его товарищей, не трогая его, совсем как в сражении у Кардабийи. Вот пал Абу Исбаа, которому пуля попала в сердце. Вот Каддаф ад-Дамм испустил последнее дыхание, вот... Но тут солнце стало клониться к земле, как будто его сразила шальная пуля. Скоро наступит темнота, и появятся шансы выжить. И тут смерть окончательно разбушевалась, разгневавшись на отца, который с самого утра бросал ей вызов, она направила на него одну из полученных сенуситами от русского царя винтовок Мосина, стремясь поразить его прямо в сердце, но взяла неверный прицел, и пуля пронзила навылет левое плечо.
Я говорил вам: не все удары смерти попадают в цель, она то промахивается, то поражает жертву, то берет верх, то терпит неудачу; и если она и лишила отца возможности продолжать бой, она не лишила его жизни.
Я говорил вам: смерть не всегда демонстрирует мужество и не всегда готова к противостоянию. Иногда она проявляет малодушие. Она наносит удар в спину, жалит снова и снова, прячется в земле. В сражениях у соляных копей и Кардабийи сопротивление ей бойцов в конце концов утомило смерть. Она так и не сумела одолеть отца, но, повторяю, проклятая смерть не отчаивается, не оставляет своего противника в покое, даже если тот победил в схватке; она может принять обличье змеи в безводном уэде, в непроглядной тьме ночи скрывавшейся под стволом старой, усеянной страшными колючками акации и ужалившей отца в пятку.
Когда смерть бросает вызов открыто, она является на черном или белом коне. Смерть бесстрашно обнажает свой меч, столкнувшись даже с величайшими вождями. А бывает, она скрывается из глаз, подкрадывается сзади, не вступая в открытую схватку, поражает снизу, а не сверху, кусает, а не наносит удар, сжимается в комок, скрывшись из виду, ранит в пятку, а не в шею. Итак, в тот раз смерть, ужасом перед которой охвачен весь мир, воплотилась в ядовитую змею, но отец раздавил ее ногой; тем не менее, она успела ужалить его, и смерть решила, что ее хитрость удалась. После того, как она не сумела одержать верх в открытом бою, она прибегла к коварству. После схватки среди бела дня она ударила из засады. Она сделала ставку на сахарскую змею, которая ужалила одинокого человека в отдаленном уэде, где никто не придет ему на помощь и он неизбежно погибнет. Таковы были расчеты смерти, гордящейся своей неизбежной победой, но от нее ускользнуло, что воля к жизни разрушит ее планы, что в качестве противоядия будут использованы обычный горячий чай без сахара и кое-какие рвотные средства и что отец поднимется на ноги, победив всего несколько мгновений назад торжествовавшую смерть, насмехаясь над ней и попирая ногами змею, в которую перевоплотилась смерть в этом отдаленном уголке пустыни.
Однако смерть — как мы уже знаем из этого рассказа — не отчаивается, какие бы поражения она ни потерпела. Она по-прежнему сильна и продолжает парить над местом схватки. Смерть выскользнула из-под раздавившей змею ноги отца и воплотилась в другую змею, поджидавшую его на пути к дому; когда отец протянул руку к засохшему кусту, который был нужен ему, чтобы разжечь огонь в очаге, он ухватился за прятавшуюся там вторую змею, и та ужалила его. Он уже не находился в пустынной отдаленной местности; но смерть была уверена, что именно это сработает в ее пользу, поскольку отец лишится той воли к сопротивлению, которая была у него, когда он был вдали от дома в одиночестве, и собственная гибель в силу этого представлялась ему особенно трагичной; все это побудило его тогда бороться за жизнь, используя любые возможности. На этот раз вокруг него были люди, и надежда, что можно положиться на них, что они помогут, должна была размыть его волю к борьбе; смерть ожидала, что этот упорно сопротивляющийся противник теперь не ускользнет от нее, однако она не поняла, что избранный ею метод глуп: ведь она укусом первой змеи сделала отцу прививку против яда, сама того не осознав. Второй укус поэтому заставил его страдать, но не оказался смертельным.
Отец продолжал жить. А смерть продолжала свои усилия. Отец продолжал сопротивляться ей. А смерть продолжала охоту за ним.
Дойдя до этого места в нашем повествовании, мы можем сказать: смерть во всех предыдущих случаях поступала как мужчина, а затем поступила как женщина. Но здесь возникает подозрение. Даже когда она воплотилась в змею, сопротивляться ей надо было так, как будто это — мужчина. Ядовитая змея — заклятый враг, и поскольку она враг, то, следовательно, подобна мужчине. Она сражалась, как сражались эритрейские или итальянские солдаты у Кардабийи. Относительно сути смерти мы вновь повторяем вопрос, с которого начали этот рассказ: мужчина это или женщина? Мы уже отмечали: если это мужчина, то следует сопротивляться ему до конца, а если это — женщина, то следует в последний момент уступить ей.
И все-таки я в конце концов убедился, что смерть — женщина, поскольку отец сдался ей в последний момент 8 мая 1985 года, как будто он имел дело не с всадником с обнаженным мечом, вид которого у мужественного человека — каким был отец — породил бы желание биться.
