Дмитрий Коваленин - Коро-коро Сделано в Хиппонии
Ибо, как выяснилось после первых же тостов, Вселенский Кайф как явление природы заканчиваться не собирался. Уже через полчаса БГ пошушукался с Котом. Тот сгонял в машину за гитарой. И вот, сидя на татами в окружении японо-русско-американских сотрапезников, Борис Борисович взял инструмент и негромко запел на международном ямайском языке:
I remember when we used to sit
In a government yard in Trenchtown
Observing the hypocrites,
Mingle with the good people we meet…
Есть на свете вещи, от которых люди улыбаются одинаково в любой части света. Величайшая в мире версия «Бабы с возу» была подхвачена каждым из присутствующих вне зависимости от пола, возраста, гражданства, вероисповедания — и исполнена хором с особой прочувствованностью вопроса:
Good friends we have,
Oh, good friends we have lost
Along the way —
In this great future,
You can’t forget your past
So dry your tears, I seh…
Everything’s gonna be alright,
Everything’s gonna be alright…
В ответ на это немолодой, потертый жизнью японец, попросив у мэтра гитару, красивым простуженным голосом исполнил Колыбельную Японского Дальнобойщика.
Борис Борисович не остался в долгу и спел хулиганскую песню про то, как «мне говорят не пей, а я буду».
— Ого, — задираю я бровь. — А это откуда?
— Домашние заготовки… — скромно улыбается Боря. Одну из таких «заготовок» мы успели заснять на видео — и уже дома попробовали расшифровать. Вот что у нас получилось (сильно не бейте — камера была любительская, а песня очень скоростная):
Я беспечный русский бродяга,
Родился на брегах реки Волги,
Пил, что попало, и ел, что Бог пошлет,
Под песни соловья и иволги.
Я пил в Петербурге и пил в Москве,
Пил в Костроме и в Рязани,
Пил (?) и пил (?),
Закусывал травой и грибами.
…ребятки я был совсем (?),
Ближе к Барнаулу стал резвый,
И худшее похмелье, что было у меня, —
Когда я восемь суток был трезвый.
Я упал в Енисей — я выплыл из Невы,
Хотя, может быть, это была Припять,
И я вышел (внезапно?) сухим из воды
И немедленно нашел, с кем здесь выпить.
Я один родился и один я умру,
Чтобы в мире не заблудиться,
В каждом вагоне, что едет по земле,
Работает одна проводница.
А так по жизни я — анахорет, —
Молитвеннен и беззаботен,
В обычный день я спасаю двух-трех,
А в правильную ночь — до трех сотен.
Я беспечный русский бродяга…
Потом были какие-то ирландские напевы на английском, еще немного сакэ, еще что-то неслыханное из гребенщиковских кладовых, потом еще немного сакэ…
Расползались за полночь.
* * *Взгляните внимательнее на карту — и вы сразу поймете, в чем главная особенность Канадзавы.
Хребет «японского дракона» — горная цепь Хакусан, пробегающая вдоль всего острова Хонсю. По «эту» сторону гор, к Тихому океану, — пузо дракона. По «ту», к Японскому морю, — спина. «Захребетную» часть страны называют Ура-Нихон — «изнанка Японии». Или, если мыслить нашими категориями, местное «Зауралье». Где жители еще не задумываются о том, как они выглядят в глазах иностранцев. Где люди еще мало обременены пониманием того, что на свете бывают другие способы жизни. Где — в отличие от унылых небоскребов Токио или святынь Киото — можно увидеть Японию как она есть.
А именно Канадзава (побратим Иркутска, кстати говоря) — неофициальная столица «захребетной» японской реальности.
История Канадзавы началась в XVI веке. Сперва это была деревушка, жители которой добывали золото, отчего ее и назвали «золотые болота». Но в ходе нескончаемых феодальных войн могущественный клан Маэда смекнул, что истинное богатство этих мест — не столько золото, сколько отменный рис, и устроил здесь базу для провианта. Ведь на этих землях собирали до миллиона коку (1 коку = примерно 150 кг зерна), а богатство в те годы исчислялось не золотыми монетами, а мешками риса.
Так в 1583 году возник замок Канадзава — лакомый кусок власти, красоты и благодати, которым то и дело пытались овладеть завидущие феодалы-соседи. Падкие до пряностей и излишеств враги неоднократно сжигали замок дотла, но всякий раз он отстраивался заново.
Последняя реставрация замка была завершена всего год назад по чертежам XVII века. Работами руководил господин Ёсии — старожил города, специалист по замковой архитектуре (есть такая профессия), а заодно и наш сегодняшний гид по Канадзаве и окрестностям.
Ёсии-сан очень гордится тем, что именно его коллектив восстановил внутренний замок — «сердце» родного города. Ведь буквально до недавнего времени от него сохранялись только внешние стены. А поскольку внутри оставалось много свободного места, отцы города решили устроить там учебные корпуса Канадзавского университета. И сами же за свое решение поплатились. В 1960-е годы по всей стране прокатились знаменитые студенческие бунты. Древние стены и сами подходы к замку были спроектированы так безупречно, что местной полиции пришлось штурмовать замок несколько суток, чтобы вышибить оттуда юных пацифистов-бунтарей.
И только в начале 1990-х университет переехал в другую часть города, а Ёсии-сан и его команда принялись за работу.
Но все же канадзавцам трудно определиться, что более для их матери-Истории ценно: сам замок или то, что создавалось у его стен два века подряд, — национальное сокровище, парк Кэнрокуэн.
Парк решили разбить вокруг замка, на высоком холме. Но классический парк — это прежде всего пруды, ручьи и водопады. Как же загонять туда воду, если ближайший естественный водоем — аж за несколько километров? И вот в 1632 году специально для парка Кэнрокуэн лучшие местные инженеры разработали уникальную дренажную систему, которая прекрасно работает и по сей день с совсем небольшими усовершенствованиями.
Три Бориса. Парк Кэнрокуэн, Канадзава, апрель 2004 г.
«Кэнрокуэн» переводится как «Парк Шести Элементов». Согласно теории китайского паркостроения, это шесть элементов Гармонии — Емкость, Уединение, Рукотворность, Античность, Обилие воды и Многоплановая перспектива (применимо не только к паркам, не правда ли?).
По огромной площади — более 14 км2 — в тщательно продуманном беспорядке разбросаны сады, пруды, мостики, домики для чайных церемоний. Уже за вторым поворотом начинаешь забывать внешний суетный мир, из которого сюда пришел. Так и кажется, будто именно здесь — настоящая реальность. А может, так оно и есть.
Час спустя Ёсии-сан выводит нас на смотровую площадку. Внизу под холмом раскинулся город, за которым проступает полоска Японского моря.
— Прямо по курсу — Владивосток, — машет наш гид рукою за горизонт. — Всего за тысячу километров…
Пару секунд все русские, словно очнувшись, молча смотрят в одну сторону.
Ох уж эта мне пара секунд.
* * *По серпантину из древней брусчатки спускаемся в город.
С брусчаткой, кстати, своя история. До середины 90-х годов замок и парк соединялись древним мостом из плотно пригнанных друг к другу камней. Когда же начали реставрацию замка, мост решили разобрать, укрепить фундамент, обновить — и снова собрать. Для чего каждый камень пересчитали и пронумеровали. Но, как ни бились, заново собрать этот средневековый «паззл», увы, не смогли. Так и пришлось на его месте строить мост из бетона — «простого, а не золотого».
Погода сегодня — просто чудо. На лужайках вокруг замка мамы выгуливают детей, стайки студентов на экскурсии щелкают разовыми фотокамерами, пенсионеры с пивом нежатся под сакурами на солнышке. Вдоль дороги галдят, зазывая прохожих, лавочки с едой и прочей местной экзотикой.
Покупаем Саше Васильеву японскую панамку, Ирине — мороженое из зеленого чая, а нам с Каневским — по шашлычку из осьминогов в тесте. Больше для счастья на данный момент никому ничего не требуется.
Под восстановленными стенами замка Канадзава. Апрель 2004 г.
В ходе прогулки посещаем еще два уникальных заведения: музей местных красок для кимоно (кага-юдзэн) и галерею «канадзавского палеха» — лаковой росписи посуды (маки-э). Каждому из ремесел — по несколько сотен лет.
— Нет, какие цвета! — только и вздыхают обе наши дамы. — Просто марсианское что-то…
С цветами здесь и правда все иначе. В древности у японцев было всего три прилагательных цвета: красный, желтый и «цвет морской волны». Белый и черный цветами не считались, ибо это — отсутствия цвета как такового. А остальное воспринималось лишь как оттенки все тех же трех: коричневый — это «темно-желтый», голубой — «небесно-морской» и так далее.
