Мирон Долот - Голодомор: скрытый Холокост
По дороге на площадь мы должны были спеть песню, специально разученной по такому событию. Ещё мы несли большой красный флаг и стандартные коммунистические плакаты, такие как «Да здравствует Коммунистическая партия!», «Да здравствует Советская власть!» и «Спасибо нашей Коммунистической партии за нашу счастливую и процветающую жизнь!».
Первое, что я увидел, приблизившись к площади, были какие-то котлы, развешанные над кострами. Вокруг этих шипящих котлов в оцеплении стояла милиция и охраняла их как какое-то сокровище. Все милиционеры были вооружены. Сельская администрация толпилась недалеко от котлов, а вокруг самих котлов суетилось несколько женщин. Огромная толпа голодных участников Первомайской демонстрации держалась на некотором расстоянии от котлов, отделённая от них колонной тракторов.
Сцену, увиденную мной на площади, нельзя забыть. Буквально сотни изнурённых людей устремили свои взгляды в одну точку: на котлы с кипящей горячей едой. Кто-то из смотрящих стоял самостоятельно, кого-то, слишком ослабленного, поддерживали родственники или друзья. Многие другие могли только лежать на земле. Толпа странно и покорно молчала, но чувствовалось напряжение от ожидания, как будто что-то должно что-то произойти.
Когда товарищ Тысячник взобрался на трактор, чтобы начать праздник своей обычной говорильней, все завороженные взоры, которые до этого неотрывно смотрели на кипящие котлы, повернулись к нему. Он начал с того, что поздравил всех с праздником. Затем он напомнил, что отмечая Первое Мая, мы должны (он подчеркнул «должны») показать солидарность со всем пролетариатом. Что это значило? Под конец своей длинной речи он торжественно заявил, что, отметив Первомай, наш колхоз начинает компанию по весенней посевной. А чтобы достойно отметить эти два выдающиеся события, он посоветовал присоединиться к социалистическому соревнованию по перевыполнению рабочих норм на полевых работах.
К этому времени изголодавшаяся аудитория начала проявлять нетерпение. Сотни голодных глаз давно потеряли всякий интерес к тому, кто напыщенно произносил шаблонную речь, и снова устремили свои взоры на котлы. Они больше не могли ждать. Очень медленно, но уверенно, куча народа начала продвигаться вперёд, оказываясь всё ближе к шипящим котлам.
«А сейчас, — приступил товарищ Тысячник к заключению своего выступления перед собравшимися. — Сейчас, благодаря нашей дорогой Коммунистической партии, мы можем отметить праздник тарелкой традиционной горячей гречневой каши!».
Голодная и оборванная толпа не стала дожидаться заключительных слов. Мужчины, женщины, дети, все, у кого ещё оставались силы, с криком, визгом и руганью, ринулись к котлам. Сотни ног топтали ослабленных людей, лежавших на земле, и пытавшихся из последних сил доползти до заветных котлов.
Но никому не удалось добраться до них. В тот самый момент, когда уже казалось, что обезумевшая масса людей вот-вот наброситься на драгоценные котлы, прозвучал выстрел, затем — другой.… Это, однако, не остановило стихийного потока. Один отчаянный мужчина взобрался на трактор и стал что-то выкрикивать. Раздался третий выстрел. Мужчина на тракторе на секунду взмахнул рукой и упал. Этот фатальный последний выстрел, наконец-то, привлёк внимание толпы, и буйство улеглось.
Товарищ Тысячник, до этого момента стоявший на тракторе в полном замешательстве, теперь снова обрёл хладнокровие. Презрительно глядя на толпу народа со своего возвышения, он зло закричал: «Прекратите вести себя как скоты!».
А затем продолжил: «Вы все должны построиться в очередь. И первыми получат кашу те, кто способен работать в поле». Сказав это, он спустился с трактора и занял место радом с котлами, чтобы наблюдать за раздачей пищи.
Постепенно порядок был восстановлен. Голодные люди образовали длинную очередь. Некоторые ещё стояли, некоторые лежали в очереди. Каждый имел при себе тарелку, миску или кружку. Товарищ Тысячник снисходительно кивнул головой, разрешая приступить к раздаче первомайского блюда. Каждый получил две большие ложки гречневой каши. Никого не забыли и не пропустили.
После еды, товарищ Тысячник снова взобрался на трактор, чтобы сделать важное заявление. С этого момента, сказал он, члены колхоза, работающие на посевной, будут ежедневно получать по полкило хлеба и две тарелки горячего в день. Затем он приказал тем, кто мог, сразу же отправляться в поле и приступить к работе.
Лишь немногие смогли пойти в поле. Гречневая каша не сотворила чуда. Люди были настолько ослаблены, что многие просто оказались не в силах подняться с земли. Они оставались сидеть или лежать на сельской площади, слизывая остатки каши со своей посуды.
Мы, школьники, и наши учителя последними получили свою порцию каши. Пока изголодавшиеся люди жадно заглатывали свою долю, мы должны были распевать патриотические первомайские песни, прославляя и благодаря Коммунистическую партию и Советское правительство за счастливую и сытую жизнь. Всё это время мы страшно мучались, наблюдая за теми, кто уже ел свою кашу.
Убитого мужчину, который после выстрела упал с трактора и лежал у всех на виду, оттащили в сторону. Немного позже я заметил, что к телу подбежал голодный пёс, тщательно его обнюхал и принялся лакать сочившуюся из раны кровь.
Глава 18
Битва за урожай 1932 года на Украине стартовала за два месяца до жатвы. В конце мая в нашем селе стали появляться какие-то чужие люди. Постепенно мы узнавали, кто они такие были. Партия мобилизовала 112 тысяч наиболее активных и преданных членов для организации ускоренной уборки урожая и обеспечения его быстрой и надёжной доставки в закрома государства. Вскоре этих членов партии стали называть «Стотысячниками» или тоже просто «Тысячниками». В нашем селе их оказалось девять человек, один — на каждую Сотню, и их общий руководитель, ставший нашим новым Тысячником. Бывший Тысячник, товарищ Черепин, вместе со своей свитой был переведён на работу в другое село. Не теряя времени даром, новый Тысячник набросился на село как коршун на добычу, направо и налево раздавая приказы и распоряжения.
Фамилия нового Тысячника была Лившиц. Мы звали его товарищ Лившиц, или просто — товарищ Тысячник. Никто точно не знал, откуда он прибыл, но очевидно — из какого-нибудь большого города. У него были манеры городского жителя, и хотя он разговаривал на плохом украинском языке, но всё же старался говорить вежливо и элегантно. Он имел волосы черного цвета без следов седины, хотя на вид ему было уже лет пятьдесят. Роста он был среднего. Мы думали, что он женат, потому что он носил золотое кольцо, но мы так никогда ничего не услышали о его жене или семье. Он являлся типичным городским жителем, и в его наружности не было ничего необычного. Однако выражение его глаз и манера разговора с нами выдавали неприязнь и даже ненависть к людям, которыми он должен быть руководить.
Товарищ Лившиц и его «коллеги» без промедления взяли полноту власти на селе в свои руки. Уже на следующий день мы узнали, что они восстановили сельскую административную систему, созданную ещё товарищем Цейтлиным в 1930 году. Нас опять загнали в болото казённых подразделений, состоящих из Сотен, Десяток и Пятёрок. Снова мы оказались невольными участниками бесконечных собраний и пустой пропагандисткой говорильни. Ещё один раз нас заставили участвовать в «социалистическом соревновании» между разными подразделениями. Нас обязали возобновить хождение по селу от хаты к хате, как раньше «протаптывать тропинки», потому что новое начальство подозревало, что мы все утаиваем запасы пищевых продуктов.
Новый Тысячник в дополнении к существующей системе информаторов ГПУ установил новую шпионскую сеть, которая была очень примитивной, но в тоже время и эффективной. Эту сеть составили селькоры, или сельские корреспонденты. Работала она следующим образом: обычные жители села, чаще всего комсомольцы или просто школьники, назначались сельской партийной организацией или лично Тысячником в качестве репортёров. Внешне им вменялось в обязанности освещать текущие дала на селе. На самом же деле, эти селькоры получали указания выискивать предателей и саботажников. В частности, их непременной обязанностью стало доносительство на тех жителей села, кто скрывает от государства продукты, и тех, кто выражает своё недовольство в отношении партии и правительства. Иными словами, они должны были шпионить за своими же односельчанами, а затем давать отчёт о наблюдениях и разоблачениях в местной газете. Чего эти селькоры не знали, так это то, что все их отчёты направлялись на изучение в соответствующие органы: ГПУ и милицию. Если в отчёте имелась какая-то зацепка для органов, то агент ГПУ или милиционер прибывал в село и проводил дополнительное расследование.
Таким образом, была подготовлена сцена, на которой разыгралась новая драма, представленная новоявленными исполнителями по «сценарию» новоиспечённого Тысячника. Прелюдия этой драмы происходила на нашей улице: Степана Шевченко выселяли из собственного дома.
