Станислав Лем - Раса хищников
Январь 2006
Киты и политика{111}
Поскольку «Тыгодник повшехны» стараниями Кшиштофа Козловского[395] и Михала Зелинского[396] в предыдущем номере весьма ловко разделался с новой командой, оказавшейся у власти, я могу позволить себе не касаться событий, происходящих в Польше. Я займусь тем, о чем у нас мало говорят и пишут.
Президент Ширак[397] публично заявил, что не исключает возможности нанесения Францией ядерных ударов по государству, которое будет способствовать распространению терроризма. Это заявление страшно напугало немецкую политическую элиту. Политики по очереди рассуждали перед камерой, какая это губительная, бессмысленная и вредная концепция, и призывали, чтобы Ширака убедили от нее отказаться. Еженедельник «Шпигель» в преддверии визита Ангелы Меркель[398]во Францию уверял, что госпожа канцлер подвергнет своего коллегу суровому осуждению за эти слова. Однако госпожа Меркель, выступая вместе с Шираком, выразила ему свое одобрение, сочтя подобное заявление обоснованным.
Корень этой проблемы — как можно затормозить иранскую ядерную программу. Американцы пытались (пока безрезультатно) создать новый тип ядерных зарядов, которые помещаются на несколько метров в грунт и вызывают глубинный подземный взрыв, что позволило бы уничтожить иранские ядерные базы. Некоторые говорят, что уже в следующем году, другие — что только через два года Иран будет располагать достаточным количеством урана. С политической точки зрения атака на Иран, даже достигшая своей непосредственной цели, вызвала бы бурю на Ближнем Востоке и способствовала бы усилению антиамериканских настроений. А работы над созданием иранской атомной бомбы удалось бы приостановить лишь на некоторое время. Будь жив товарищ Сталин, он быстро навел бы там порядок; мне представляется, как по его приказу в Сибирь были бы сосланы какие-нибудь 10–15, а может, и 20 миллионов иранцев, чтобы у них мозги встали на место. Ситуация по-настоящему патовая: в голове у нынешнего президента Ирана бродят совершенно безумные идеи, он хочет уничтожить Израиль или переселить его на Аляску. К тому же самый отважный израильский стратег, Ариэль Шарон[399], тяжело болен, и хотя еще жив, но в политику уж точно не вернется. А выборы в Палестинской Автономии выиграл Хамас[400]… Интересно, что в мире все время царит нестабильность.
Может быть, поэтому на минувшей неделе меня в основном занимала грустная (по крайней мере для меня) история с утконосым китом, который по пути из Атлантики в Северное море случайно попал в воды Темзы и доплыл аж до Лондона, шестьдесят километров от устья! Англичане предпринимали грандиозные усилия, чтобы спасти его, а огромные толпы зевак глазели на это с берегов и мостов. Не слишком большого (разумеется, по сравнению с другими китами), шестиметрового кита, который весил около шести тонн (столько же, сколько весят слоны!), с помощью понтонов подняли на палубу корабля, который направился в сторону моря, потому что само животное было не в состоянии вернуться обратно. Впрочем, кит был болен, ранен и истекал кровью. По оценкам бригады медиков и ветеринаров, его шансы выжить равнялись 50 процентам, но почти в самом конце пути кит все-таки умер. Наблюдение по немецкому телевидению за развитием этой истории полностью вышибло у меня из головы наши польские политические перипетии: захваченный судьбой кита, я не успевал отслеживать, что происходит в Польше.
Однако вернемся к политике: мне очень нравится стиль руководства госпожи Меркель. Вместо того чтобы плестись в хвосте немецких дел, она проявляет инициативу, и остается только молиться о том, чтобы во главе нашей страны оказался бы кто-то, столь же разумный. К сожалению, с этим дела у нас обстоят не слишком хорошо. Я был не самого худшего мнения о новом премьере, но на него продолжают вешать всех собак. Боюсь, братьев Качинских[401] — или по крайней мере Ярослава — погубит жажда власти. Слишком мало сейчас говорится о важнейших вещах — таких, как диверсификация источников энергии, — все заняты сиюминутными политическими играми. Радек Сикорский[402] посулил резко повысить уровень модернизации наших вооруженных сил, однако он хочет осуществить это за счет средств из бюджета. Из этой затеи ничего не выйдет; в лучшем случае удастся прикупить два-три суперсовременных самолета и, возможно, еще какую-нибудь канонерку.
Когда зимними вечерами мы заканчиваем ужинать, жена и ее сестра рассказывают, что творилось во время войны в имениях, где они провели детство: в Ягельнице у Ланцкоронских, потом в Кавенчинах, где их отец арендовал землю, и, наконец, в Гайке, в поместье у дедушки и бабушки, руины которого находятся сейчас под толщей воды Добжицкого залива. Мне кажется удивительным, что в Польше до сих пор не было опубликовано (хотя, может, я ошибаюсь?) солидное исследование под названием «Гибель польского крестьянства после 1945 года». Ведь с каждым годом все меньше людей, испытавших это на собственной шкуре! Мои знания элементарны и отрывочны, однако я понимаю, что потери были страшными. Может быть, при новой власти кто-нибудь подготовит подобный труд?
Когда я написал о вновь возникшей ядерной угрозе, один из читателей прислал мне письмо, в котором пишет, что атомная война невозможна, поскольку это означало бы конец цивилизации, а следовательно, никто не отважится ее начать. Именно в это время госпожа Меркель поддержала в Париже президента Ширака… У Буша мало сил, он растратил их, неизвестно зачем выслав войска в Ирак. К тому же вновь объявился Бен Ладен, которого несколько раз уже успели похоронить. Давать прогнозы, как будут развиваться события — дело необычайно трудное; лучше уж заниматься только китами.
Январь 2006
Голоса из сети*{112}
Я хотел написать о неприятностях, которыми чреваты наметившиеся в последнее время в Польше крайне правые тенденции, но вдруг получил пятьдесят два сообщения российских пользователей Интернета, которым один тамошний портал предложил задавать мне вопросы[403].
Трудно на это не отреагировать, тем более что авторы — люди в основном молодые, лет двадцати с небольшим. Меня совершенно ошеломил град похвал, хоть я и догадываюсь, что эти высказывания были выловлены из гораздо большего числа вопросов. Я узнал, что мои книги считаются в России «культовыми», а мои российские читатели просто в восторге от того, что я такой, какой есть. Сплошные дифирамбы и панегирики. Положение немного неловкое, тем более что не такой уж я замечательный, как им кажется. Кроме того, я не люблю, когда меня слишком хвалят, и охотнее всего признал бы большую часть этих похвал недействительными.
«Пан Станислав! Не может быть, что это происходит со мной!!! Никогда не думал даже в фантазиях своих, что Вам можно будет задать вопрос!!!» — восклицает в экстазе Андрей. «Книги с Вашими произведениями уже затерла до дыр, — признается двадцатитрехлетняя Маша. — Короче, спасибо без всяких вопросов». «Фотографию на фоне вашего дома в Кракове храню как реликвию», — пишет Сергей. И еще одно высказывание: «Я Вас люблю с первой прочитанной мной в юности сказки роботов и до конца моих дней, и никаких вопросов. Всегда и во всем Ваш».
«Я действительно благодарю Бога за то, что есть Интернет, и я имею возможность задать вопрос человеку, книгами которого зачитывалась с детства!» — пишет Ангелина и тут же спрашивает, что такое сепульки, появляющиеся в одном из путешествий Ийона Тихого. Не она одна — этим интересуется и Андрей Бовыкин: «Всю жизнь, с самого детства, меня занимает один вопрос: что же такое сепульки и в чем заключается их порносферичность?» А чтоб им пусто было! Я и сам понятия не имею!
Есть и вопросы чисто предметные — например, знаком ли я с творчеством молодых российских писателей-фантастов. Мне очень жаль, но я их просто-напросто не читаю — я очень давно перестал читать научную фантастику. Дмитрий хотел бы узнать, как я отношусь к творчеству братьев Стругацких. Что ж, думаю, это уже история, хотя история прекрасная. Еще кто-то сообщает мне, что в московской квартире Владимира Высоцкого находится экземпляр моих «Сказок роботов» с посвящением: «Володе. Март 1965» — и спрашивает о моей встрече с Высоцким, который тогда был еще не слишком популярен. Я не очень хорошо помню эту встречу, но припоминаю, что он спел мне «Песню о нейтральной полосе». Я относился к нему с уважением, независимо от того, насколько он был знаменит. Поэтому, когда он умер, меня не удивило, что русская молодежь ломала над его могилой гитары.
«Должно ли человечество пытаться узнать правду о существовании жизни после смерти? Верите ли вы в такую жизнь сами, верите ли в то, что она вечна?» Что ж, на такие вопросы я не отвечаю. Еще один пользователь Интернета сначала восклицает: «Боже!!!! Я не могу поверить!!! ИноСМИ все же смогли уговорить Вас ответить на вопросы посетителей сайта», — после чего цитирует мое высказывание о том, что мир нужно менять, иначе он неконтролируемым образом начнет изменять нас самих. В заключение автор дает к этим словам свой собственный комментарий: «Не буду отвечать за весь мир, но меня Вы изменили — это точно. В лучшую сторону, конечно!»
