Барбара Маккафферти - Домашние Жучки
Я мог бы долго бродить по узким проходам, разыскивая Бойда, вставать на цыпочки и вытягивать шею — с тем же успехом, с каким я ранее искал Мельбу. Но на мое счастье, Бойд маячил неподалеку от входа, рядом с обшарпанным гардеробом и жутковатой газонокосилкой.
Бойд был очень занят. Он тестировал черную кушетку, явно названную в его честь — лентяйка. В коричневых саржевых штанах и клетчатой рубашке, Бойд растянулся на лентяйке, руки за головой, глаза закрыты.
Словом, трудился не покладая рук.
— Бойд! — позвал я. — Можно с тобой поболтать?
От неожиданности Бойд дернулся, его правый глаз неохотно приоткрылся.
— Чего?
— Надо поговорить.
Длинноногий, длиннорукий, жилистый, Бойд Арнделл был обладателем вытянутого, худого лица, длинного прямого носа и толстых губ. Губы были настолько пухлыми, что казались поддельными, вроде игрушечных, на липучках, с какими детишки разгуливают на Хеллоуин. Густые черные волосы Бойд зачесывал назад. В те редкие моменты, когда он их вообще куда-нибудь зачесывал. Сейчас они лезли ему в глаза. Но он даже не шевельнулся, чтобы убрать их. Он минут пять зевал и сладко потягивался, пока, наконец, не соизволил ответить:
— О'кей, Хаскелл, — говорил он так медленно, словно рот его был склеен тягучими сладостями. — Тебе чего, мебель понадобилась?
Это что, заготовленная рекламная речь?
— Нет, — я лицемерно улыбнулся ему, как незадолго до этого улыбался Ленарду. — Мне понадобилось задать пару вопросов про тебя и Руту Липптон.
Бойд даже бровью не повел. Он ещё разок зевнул и потянулся, затем сел. Волосы он так с лица и не откинул, смотрел на меня сквозь космы, как из-за черных занавесок.
— Про меня и миссис Липптон? Не пойму, о чем ты.
— Да брось, Бойд. Я все про вас знаю. Рута мне сама рассказала.
Это, кажется, слегка освежило его память. Но не слишком огорчило. Он нехотя пожал плечами и протянул:
— А чё говорить-то? Я просто вел себя как джентльмен, защищал репутацию дамы, так сказать. — Толстые губы растянулись в кривой усмешке. Я, конечно, предпочитаю молоденьких, и Рута для меня старовата, но какой мужик упустит случай позабавиться с её дыньками! — Тут он подмигнул мне и самодовольно ухмыльнулся. — Эх, Хаскелл, видел бы ты эту старушку в постели.
Тьфу ты, право слово. Вот уж действительно, истинный джентльмен.
Бойд потряс космами и присвистнул.
— Ох, пару раз мне казалось, старушка Рута себя до инфаркта укатает.
Так-так, понятно. Похоже, Бойд, в отличие от Руты, не был «очень, очень, очень» влюблен. Бедная Рута. Джентльмены, с которыми повязала её жизнь, отнюдь не были джентльменами.
Может, и не стоило говорить того, что я сказал, но мне безумно захотелось стереть с лица Бойда эту мерзкую, наглую ухмылку.
— Мне ты можешь не рассказывать. Я имел счастье послушать вас в записи.
Ухмылочку и вправду как рукой сняло. Ага, наконец-то заволновался.
— Что… ты что хочешь сказать? В какой такой записи?!
— А Рута тебе разве не рассказывала? Вас записывали, на диктофон.
Теперь Бойд по-настоящему испугался.
— Что-о-о? — и рухнул на лентяйку, уставившись перед собой невидящим взором.
— Думал, ты знаешь, — сказал я, небрежно пожимая плечами. Рута, наверняка, поделилась секретом с этим Ромео. Хотя она, конечно, понимала, что он вряд ли обрадуется. — Под кроватью был спрятан диктофон.
Бойд наконец-то откинул с лица волосы.
— Нет, не знал я! — в его глазах закипала ярость. — Эта чертова старуха ничего мне не сказала!
И я поверил ему. По одной простой причине: Бойд слишком ленив, чтобы разыгрывать удивление. А тем более, ярость.
Воспользовавшись его растерянностью, я задал ещё один вопрос:
— Ты слышал, что Филлис Карвер убили?
— Ну слышал, — непонимающе отозвался Бойд. — А какое это имеет отношение к…
— Она оставила предсмертную записку, — и я показал ему копию.
Теперь Бойд, похоже, был в полном замешательстве.
— Семь? — он перевел взгляд на меня. — Чего-то не пойму. А мы с Рутой тут при чем? И какая сволочь запихнула нам жучок в кровать? И каким образом эта запись попала к тебе?
Отвечать я не стал. — Где ты был вчера? С половины одиннадцатого до четверти четвертого?
Похоже, даже такому обленившемуся мозгу не требуется много времени, чтобы понять, что к чему.
— Слушай, не пойму, к чему ты клонишь, но я был на этом самом месте. Я вчера даже на обед не уходил. Целый божий день вкалывал.
Честно говоря, с трудом верится, чтобы Бойд хоть один день в жизни целиком проработал, но говорил он убедительно. По его словам, с девяти утра до шести вечера он провел вчера в магазине. Наверняка тестируя черную лентяйку.
— Я и не знал толком эту Карвер, — убеждал он меня. — С чего ты решил, что у меня могло быть с ней что-то общее?
— Эй, я ничего не решал. Я просто задаю вопросы.
Бойд одарил меня долгим пристальным взглядом.
— В таком случае, и у меня найдется к тебе парочка вопросов. Кто подложил жучок? И где это чертова кассета?
— Не волнуйся ты так, Бойд. Ленарду я показывать её не собираюсь, если ты этого боишься.
Почему-то особого облегчения на лице Бойда я не увидел. От одного упоминания имени Ленарда его пухлые губы заметно съежились.
Пожалуй, самое время удалиться, подумал я и быстро вышел за дверь.
Могу поспорить, что не успел я миновать Иисуса с зайцами, как Бойд уже набирал Рутин телефон.
Глава 12
После разговора с Бойдом я места себе не находил. Теперь уже двое в городе считают, что у меня есть записи, которых на самом деле у меня нет. Кто-то из них запросто мог проговориться об этом Верджилу, и тогда мне не избежать пренеприятнейшего объяснения. Хотя, обмолвиться обо мне значит — и о себе обмолвиться, а Рута и Бойд вряд ли стремятся к огласке.
Я показывал записку Филлис всем подряд, но народ только бровями шевелил в изумлении. Что же пыталась сказать Филлис, накарябав семерку? Если это действительно семерка. Но что же еще?
Может, не дожидаться, пока в школе закончатся уроки, и поговорить с Уинзло прямо сейчас? Все-таки расследование убийства — причина достаточно веская, чтобы прервать на пять минут занятия. К тому же, при везении, можно отловить Уинзло в перемену.
Я вскочил в пикап и покатил к школе Пиджин-Форка. Она располагается примерно в шести милях от Главной улицы, если повернуть влево на единственном в городе светофоре. Невозможно проехать мимо голого двухэтажного каменного здания с высокими, узкими окнами. Оно стоит немного в стороне от дороги, напротив магазина «Видео напрокат». Во времена моей юности ученики единодушно прозвали школьное здание тюрьмой.
И с годами я этого мнения не изменил.
Днем можно оставлять машины прямо перед школой, на площадке, выделенной для остановки школьных автобусов. Я захлопнул дверцу автомобиля и двинулся к подъезду Внутри, как и снаружи, ничего не изменилось. Серый линолеум все так же отдавал желтизной от частого мытья, а стены были выкрашены в тот же цвет, что и в мой выпускной год. Цвет, надо сказать, не слишком веселый. Мышиный, под стать линолеуму. Как будто у школьного начальства не хватило смелости сменить его на более жизнерадостный.
Не потребовалось даже усилия, чтобы вспомнить, где находится кабинет директора. Ноги сами вынесли меня прямо к его дверям, поскольку я неоднократно посещал его во время своей академической, так сказать, карьеры. Не то чтобы я слыл хулиганом и скандалистом. Веселый сорванец вот кем я себя считал. Учителя же придерживались обо мне явно другого мнения. Преподаватель английского, встретив меня на праздновании десятилетия со дня окончания, признался, что крайне удивлен тем, что меня взяли на службу в полицию. Он так и не поверил, что нашлись глупцы, давшие мне в руки оружие, да ещё заряженное.
Но вообще-то этот тип никогда мне не нравился.
Хрупкая секретарша с огромным рыжим осиным гнездом на голове подарила мне полный сочувствия взгляд поверх очков в перевязанной проволочкой оправе.
— Очень жаль, но мистер Рид нынче сказался больным.
От удивления я немного опешил. Придя в себя, развернулся и поплелся к машине. Выруливая со стоянки, я еле поборол неодолимое желание подбросить в школьный подвал дымовушку. Эх, старые добрые времена!
По пути обратно в Двенадцать Дубов, я злился, что не догадался сразу заскочить к Ридам — сэкономил бы массу времени и сил.
Машины Уинзло перед крыльцом не оказалось, но это ничего не значило. Гараж Испанского замка был закрыт, кто знает, может, хозяин и дома. В его болезнь верилось с трудом.
Еще больше я удивился, когда дверь открыла Джун. Значит, и она взяла отгул? Неужто осталась ухаживать за смертельно больным мужем? Или они оба подхватили какую-то заразу? Эти микробы такие прилипчивые.
Джун, однако, больной мне не показалась. Блестящие каштановые волосы она забрала назад с помощью широкой черной ленты, надела кружевную белую блузку с коротким рукавом и липучие, тягучие черные лосины со штрипками. Никогда не был поклонником лосин. По мне, так они слишком напоминают эластичный черный бинт. А иногда кажется, что женщина попала ногами во что-то липкое и вязкое, и теперь никак не может стряхнуть. Хотя при виде Джун я склонен был изменить свое отношение к этим тянучкам. Ее ноги казались невероятно длинными и гладкими.
