Александр Силаев - Гуманная мизантропия
Любой политический протест казался бы мелкотравчатым рядом с протестом онтологическим. Ну сравните: факт, что человек смертен, и факт, что кто-то умыкнул природную ренту или там прибавочную стоимость…
Подчас же человек сам не знает: то ли его мутит с таких вещей, как, например, «принципиальная не гарантированность понимания» — то ли ему всерьез обидно за природную ренту. Подчас одно выражает себя через другое. Подчас бывает полезно перекодировать свою мутоту в иной способ выражения.
Ну, например, рваную экзистенциальную рану залечить радикальной политической деятельностью, вымутить революцию — и себе, как говорится, и людям… Или, наоборот: глухую социальную обиду перевести в какой-то общий бытийный план, посетовать на Вселенную в целом, и утешится вполне себе религиозным способом. Главное — индивидуальный подход.
Смерть, проживающая жизньУ Гегеля, цитированного Батаем или Кожевым: «Человеческое существование есть смерть, проживающая человеческую жизнь». Если сказать: «человек, существуя человечески, должен прежде всего отличаться, и прежде всего — от себя» — будет ли это понятнее? И самое главное, будет ли оно о том же? Или так: «подлинно живем, когда внутренне умираем» — понятнее? о том же?
Свобода-для-себяМерещится некоторое разделение на свободу-для-других и свободу-для-себя. Носители первой выражаются социально как творящие причины самих себя, это свобода к деятельности, само-созидание, и т. д. Тут все ясно. Второе подразумевает контроль человека над тем, что его волнует путем помещения внешнего мира внутрь своего внутреннего, или, точнее, вписанности внешнего в глобальные имманентные смыслы, контролируемые изнутри. Наверное, можно считать это своеобразной «религиозностью». Очень практичной религиозностью. Ибо «захватить мир» можно только так. Кстати, если «волю к свободе» счесть тезисом, отрицающем несвободную действительность, а «волю к действительности» — антитезисом, отрицающем человеческую свободу, то наша штука будет синтезом. С такой «религией», привитой или придуманной, можно что-то значить по жизни, не чувствуя при том от нее зависимость. Если же впадать в иронический тон, то можно сказать, что это врачевание нашего общего обыденного невроза — путем добавления в себя психотических элементов. Главное ведь не изжить эти элементы, а именно уравновесить.
Смерти больше нетЕсли бы мне надо было поделить всех людей метафизически на два типа… То есть мне не надо, но если было бы надо… Я бы начал с проблемы смерти и загнул на две основные традиции работы с ней. То есть неважно, сколько там традиций — я бы загнул на две. Если бы надо было найти три типа, нашел бы вам три, но же пока о двух тренируемся?
Основная проблема жизни, что жизни на решение большинства проблем не хватает. Более возвышенно: бесконечное восприятие каждого конечного человека вынуждено знать о своей конечности, и как-то самоопределяться с этим. Короче, человек смертен — знает бытовой рассудок. И вся метафизика про то, что это не так. Но это не так может быть двумя основными способами.
«Человек смертен» — это неправда. Почему? Либо потому, что «нет человека», либо потому, что «нет смерти». Либо Я — ложная структура сознания, и его проблемы снимаемы вместе с ним, либо мы имеем некие гарантии личностного спасения. Либо «Атман есть Брахман» (сюда же, полагаю, и веданта, и буддизм, и дохристианские культы Запада, и линия Спиноза — Гегель), либо авраамический путь, откровение и какой-то рационализм постфактум (сюда скорее Декарт, Кант, и русские, прости боже, космисты). Если ботать по дискурсу… Одно можно обозвать имманентным субстанционализмом, другое — трансцендентным персонализмом. Это не только какие-то содержания мышления, но и сам его стиль. Добровольный выбор основания, который ничем нельзя доказать — можно просто выбрать, и все. И некий, наверное, стиль жизни, следующий отсюда. Этика. Эстетика. Политика, самое главное.
Нельзя сказать, что кто-то больший рационалист, кто-то меньший. Просто они разные, рационализмы. И разный иррациональный план, приставляемый к ним.
Можно долго про это.
Можно и книгу целую. «Личностное спасение и его враги». Или наоборот: «План имманенции и его друзья».
Но мы тезисно.
Просто линия раздела.
Антропофилия и антропофобияАнтропоцентризм приводит к элитаризму. Если полагать человечество божьей тварью, все мы, по большому счету, никто. В творении последний хмыренок мало отличен от хмыря номер один… Онтологическая периферия уравнивает. Все убоги — все равны. Все твари братья и сестры. Но если человечество лезет в центр мира, если оно претендует на космогонический статус, если оно «звучит гордо», и по гордости подбирается к известному архангелу… дистанция между первыми и последними — абсолютна. Нет того абсолютно внешнего, что ничтожит любую нашу дистанцию, и дистанция правит бал. Если человечество — главная ценность, то презентовать оную могут только «первые лица», только за ними признается в финале достоинство. Все остальное — ресурс. С ним можно поделиться, можно не поделиться… Олигархия в таком случае не обязательный строй, но самый естественный. Если напрягаться, возможен социализм, но текущее само по себе тут будет олигархическим. И кому-то очень даже антропофобским.
Затесь про текущее кредоСознание есть атрибут субстанции, а не модус, т. е. разум в космосе строго необходим. Прежде всего, для того, чтобы бытие получило именование (версия Ильенкова, что разум необходим для начала Вселенной, кажется скорее факультативной). Скажем так: Вселенная создала человечество, чтобы увидеть сама себя. То есть главная функция — дление себя как глаза в созерцании и именовании, сознающее себя бесконечным. Это базис космогонического присутствия человечества.
Бесконечность интеллектуального созерцания ставится под сомнением наличием самой природной среды как фактора нестабильности (в чистом виде человек никогда не остается с этим фактором один на один, но в остаточном виде тоже страшно). Ноосфера как совокупность мощи и связности энергетических потенциалов в роли прокладки от фактора.
Коррелятом развития ноосферы последние века была совокупная стоимость чистых активов. Живое время, переработанное в отчужденные деньги, есть, всего прежде, ресурс создания ноосферы. Откуда гарантированное самовозрастание совокупной стоимости при человечестве? Не столько даже новые технологии, сколько повышение качества и количества отчуждаемого времени, поступающего в реакцию. Касательно количества: экономика начала 21 века отчуждает, в отличие от 19 столетия, не только рабочее, но и свободное время. Касательно качества: оно прямо пропорционально валентностям человеческой особи, чье время сливается в котел символический экономики. Количество связей, объем информации на входе и выходе, вхожесть в круги, число телефонных звонков за день, мобильность в передвижении по планете, и т. д. Это к тому, чем офисный яппи качественнее в статусе объекта эксплуатации. Он носитель большей валентности, чем крестьянин, и тем ценнее. Вот это и есть «общество потребления», если взять его не в потреблении, а в главном.
И оно должно быть уничтожено весьма скоро — по его же имманентной логике, выписанной выше. Ибо корреляция между усилением ноосферы и ростом активов все более проблематична, как и сам их рост. Мы же помним — откуда он? Это переработанное в «труде» время человеческих особей, но максимизировать этот ресурс все более проблематично — новых плацдармов для повышения отчуждения, что качественно, что количественно, не остается. Уже все время офисного человека, кроме разве что сна, приписано к символической топке — больше с этой овцы ничего не состричь. И саму эту доходную породу численно не увеличить. «Среднего класса» на планете ровно столько, сколько может быть вообще.
Часть населения России можно было бросить туда, его бросили — но это мы помним, что это было за население? Оно было образованное, прошедшее школу городской культуры, индустриальной организации, там было много, спасибо СССР, учителей, врачей, инженеров и т. д. Это, мягко говоря, не обезьяны, слезшие с дерева. Не жители фавелл, не люмпены, и не носители традиционной культуры. Их не надо было готовить — бери и впрягай. Современный третий мир таким ресурсом не располагает. И никто ему не поможет в становлении такого ресурса. Более того, во всех странах, некогда прошедших Модерн, ныне идет порча человеческого материала (с точки зрения, по крайней мере, самого Модерна). Ну, например: падает качество образования во всем мире, по крайней мере, во всем его развитом Севере. Общее место: современный школьник знает меньше, чем школьник 1970 года. И это тренд, это линия падения: 1970–1980–1990–2000… Берем ли мы некий «фактаж по наукам», берем ли способность к обобщению вообще. Берем ли Россию, или США, неважно.
