Кнуд Ромер - «В Датском королевстве…»
— А ты правда с ней был? — удивлялся Вильям.
— Она была со мной, не путай, — Мэдс Мэдсен расправил широкую спину. — Мы с Эммой очень подходим друг другу. Мы, так сказать, гармоничная пара.
— А, вот как, значит, — Вильям смущенно отвел глаза и уставился на дверь.
Он не знал, были ли они с Суфией гармоничной парой.
— Именно так. — Мэдс Мэдсен вытащил нож из ножен и принялся ковырять им в зубах.
— Скажи-ка, Мэдс Мэдсен, а у тебя есть еще право на Эмму? — поинтересовался Вильям.
Мэдс Мэдсен вынул нож изо рта и принялся разглядывать прилипшие к нему волокна мяса.
— Конечно. Эмма — верная душа. Она будет ждать меня, сколько потребуется. Необыкновенная девушка, Вильям.
Сам того не зная, Мэдс Мэдсен растревожил душу Вильяма. Если раньше все помыслы его напарника были направлены на Суфию, то теперь он стал томиться по Эмме. Не слишком увлекаясь, конечно, и втайне. Ему никак не удавалось прогнать мысли о розовокожей Эмме, и, укладываясь спать, Вильям стал брать ее с собой в постель. Там он подолгу наблюдал за предметом своих воздыханий и через какое-то время пришел к выводу, что изучил ее основательно. Он жадно разглядывал аппетитное тело, тысячекратно утопал в голубизне прекрасных глаз. Проведя так с Эммой пару недель в постели, Вильям стал брать ее с собой, когда отправлялся проверять ловушки. Он немного нервничал из-за Мэдса Мэдсена, ведь, как никак, это была его женщина.
Поездки у них получались замечательные. Вильям воображал, что Эмма, в его новой оленьей шубе, сидит на нартах, опершись о стойку, а сам он бежит рядом и изредка щиплет ее за пухлые щечки. Черный Вильям представлял себе и разное другое. На открытом воздухе она принадлежала только ему, здесь они могли вести себя так, как это и свойственно молодым людям. Он совершенно позабыл о Суфии, что было нехорошо с его стороны, но Суфия от этого не страдала. Она давно вышла замуж за своего друга детства и позабыла Вильяма. Но одно Вильям помнил крепко: Эмма была девушкой Мэдса Мэдсена. Он говорил с ней об этом, и они вместе оплакивали свою горькую участь, и вот однажды вечером, вернувшись из поездки к Губбе-фьорду с добычей в мешке — шестью лисами и нерпой, — Вильям решился, наконец, начистоту поговорить с Мэдсом Мэдсеном.
Они поели, выпили чаю с ромом, поиграли в «червей» и уже собрались укладываться, когда Вильям спросил:
— Скажи-ка, Мэдс Мэдсен, эта твоя Эмма, у тебя по-прежнему есть на нее право?
Мэдс Мэдсен выглядел удивленным.
— Эмма? — спросил он. Мэдс Мэдсен давным-давно про все позабыл.
— Да, Эмма, с тряпкой, ну ты знаешь.
— Ах Эмма! — Мэдс Мэдсен лихорадочно рылся в воспоминаниях, пока, наконец, не выудил оттуда туманный образ девушки, которая, возможно, была Эммой. — Ну да, наверное, можно так сказать, — произнес он.
Вильям поерзал на стуле.
— Если так, — произнес он нервно, — и если ты не против, я хочу попросить, чтобы ты уступил мне это право.
— Ни хрена себе! — Мэдс Мэдсен испуганно уставился на юного напарника. — А зачем тебе это?
— Ну, понимаешь, — промямлил Вильям. Мочки его ушей заалели, — понимаешь, у нас с ней отношения, у меня с Эммой. Так уж вышло.
— Ни хрена себе, — Мэдс Мэдсен прикладывал неимоверные усилия, чтобы вспомнить Эмму. Тем не менее ему удалось изобразить оскорбленные чувства. — Ты что, за моей спиной встречаешься с моей девушкой? — пробурчал он зло.
— Так получилось, — проблеял Вильям, — само собой, можно сказать. Отдашь мне свое право, Мэдс Мэдсен?
Тот забарабанил пальцами по столу.
— Это так неожиданно, — проворчал он. — Мне бы хотелось хорошенько все обдумать. Нельзя же так сразу отказаться от своей девушки, понимаешь? — Образ Эммы постепенно начал вырисовываться перед его внутренним взором.
— Я тебе за это свой «Стивенс 30/30» отдам, — легкомысленно пообещал Вильям. — И пять коробок патронов в придачу.
Мэдс Мэдсен уставился на черную дверцу духовки.
— Оба ствола? — пробурчал он.
— И винтовочный, и ружейный, — с готовностью согласился Вильям.
Мэдс Мэдсен завел глаза к потолку.
— Ты сказал, десять коробок патронов?
— Пятнадцать, — поспешил набавить Вильям.
— И к тому еще охотничьи нарты и парус, как я понимаю.
— Конечно, — Вильям тяжело дышал от возбуждения. — Мой новый парус получишь.
Мэдс Мэдсен оперся локтями о стол и, уткнувшись лицом в ладони, принялся ерошить бороду. Вильям напряженно за ним следил. Для возлюбленных момент был решающий.
— Ну что, надумал? — спросил он нетерпеливо.
Мэдс Мэдсен покачал головой.
— Дай мне еще подумать, — произнес он строго и звучно. — Непростое это решение, Вильям.
— Конечно-конечно, — взгляд Вильяма блуждал по комнате в поисках чего-то, что может повлиять на решение напарника. — Давай выпьем, — предложил он. — Знаешь, в голове даже как-то проясняется, когда выпьешь с товарищем.
Они выпили, и как только содержимое бутылки подошло к концу, Мэдс Мэдсен определился.
— Ну что ж, пусть будет по-твоему, — произнес он кротко.
— Как?
— Неси ружье, мой мальчик, со сменными стволами. И захвати двадцать коробок патронов.
— Я сказал пятнадцать.
— Ты сказал двадцать, мой мальчик.
— Вот и нет, — запротестовал Вильям, — я сказал пятнадцать, я точно помню.
Мэдс Мэдсен огорченно покачал головой.
— Как хочешь, я ведь не настаиваю. Если ты считаешь, что Эмма не стоит больше пятнадцать коробок, я не стану торговаться еще из-за пяти. Но тогда уж ей лучше остаться со мной.
— Ну ладно, пусть будет двадцать. — Вильям вскочил и принес вещи. — Я не потому, что хочу сбить цену, — объяснил он, — просто точно помню, что сказал пятнадцать.
— Теперь уж все равно, — ответил Мэдс Мэдсен. — Девчонка, во всяком случае, стоит всех двадцати, — и протянул руки, в которые Вильям и вложил ружье.
— Тонкое, изящное и простое в обращении, — рассмеялся Мэдс Мэдсен. — Прямо как Эмма.
Этим вечером Черный Вильям отправился спать счастливым. Он взял с собой Эмму, и они долго лежали, перешептываясь о том, что произошло, и о том, что ждет их в будущем. Впервые, с тех пор как Вильям повстречал Эмму, он чувствовал себя в своем праве. «Все законно», — пела его душа, и он сделал с Эммой то, что сделал бы на его месте любой влюбленный юноша.
Мэдс Мэдсен совершил прекрасную сделку. Богатая фантазия преподнесла ему почти новый «Стивенс», который хорошо ложился в руку, да еще со сменным стволом в придачу, а потому пригодный для разных целей. Он посвящал новому оружию не меньше времени, чем Вильям — Эмме, и не прошло и недели, как с двадцати шагов уже мог попасть в лоб изображенному на спичечном коробке Торденскьолю[53].
Мэдс Мэдсен немного беспокоился за Вильяма и пообещал себе, как только представится случай, поговорить об Эмме с ближайшим соседом Бьёркеном.
Вильям был счастлив со своей женщиной. Первый месяц они провели в любовном угаре, и Мэдс Мэдсен явно был здесь третьим лишним. Но потом их отношения вошли в более спокойное русло, уступив место привычным повседневным заботам. Теперь Вильям нередко отправлялся на охоту в одиночестве, как встарь, бывало, что он засыпал, не приласкав Эммы. Иногда случалось ему и пожалеть о ружье, но он утешал себя тем, что у него есть право на Эмму, которого не было ни у одного другого мужчины. Так все и шло, пока не появился Бьёркен.
С Бьёркеном происходило что-то неладное. Вильям это сразу заметил. Что-то угнетало долговязого, бледного мужчину, взгляд у него был отсутствующий, ничего не выражающий. А еще Бьёркен не снял исландский свитер, не предприняв ни малейшей попытки продемонстрировать огнедышащего дракона, который красовался на его спине. Вильяма немного сердило, что Мэдс Мэдсен уехал проверять ловушки: не каждый день увидишь Бьёркена в таком состоянии, хотелось поделиться впечатлением с напарником.
— Ты случаем не заболел, Бьёрк? — озабоченно спросил Вильям. — Неважно выглядишь.
Бьёркен ссутулился. Тяжело кивнув, он произнес измученным голосом:
— Можно это и болезнью назвать, если лучше ничего не придумаешь, — и ударил себя в грудь. — Вот здесь оно сидит, Вильям, и не хочет выходить.
— Ну и дела, — Вильям завороженно уставился на гулко отозвавшуюся на удар грудь Бьёркена. — Надо тебе дать чего-нибудь горячительного.
Они приняли горячительного, и оно так здорово помогло Бьёркену, что тот даже расправил плечи. Приняв еще пару стаканчиков, он вывалил свои проблемы на Вильяма.
— Я конченый человек, — признался Бьёркен. — Мне никогда не стать прежним. Если все это меня не убьет, я, наверное, сам себя порешу.
Вильям кивнул.
— Для человека, вроде тебя, это вряд ли возможно, так что, думаю, я знаю, в чем причина твоих страданий.
