Литературная Газета - Литературная Газета 6558 ( № 27 2016)
Памятуя о неприятностях мессера Буондельмонти, в коих была и доля вины семьи его будущей супруги, Данте навязанное ему обещание жениться сдержал. Точную дату свадьбы, в отличие от даты помолвки, установить пока не удалось. Есть предположение, что семейная жизнь Данте началась, когда ему не было и двадцати. Ни про эту жизнь, ни про свою жену он нигде не упоминает, что невольно наводит на мысль, что Джемму он не любил, а оковы Гименея терпел с трудом. Чем ему не угодила представительница состоятельной аристократической и весьма влиятельной семьи, мы никогда не узнаем, можем лишь предположить. Данте был типичным флорентийцем, то есть никогда, никому и ничего не прощал. Возможно, ему не нравилось, как Джемма стирала его нижнее бельё, или она не разделяла его восхищения Вергилием, а может быть, просто-напросто была брюнеткой, а ему нравились блондинки. Но как бы там ни было, Джемма выполнила основное условие брачного контракта – родила сына-наследника Якопо и на всякий случай ещё одного мальчика Пьетро и девочку Антонию. Она тихо сидела дома, вела хозяйство, воспитывала детей и, наверное, гордилась успехами мужа на политическом поприще. Зря она это делала, как мы увидим позже. Кроме упомянутой выше черты истинного флорентийца – не прощать – Данте обладал и другими достоинствами жителей этого города. Был он гордым, самолюбивым, непреклонным, честолюбивым, умным, хватким, непримиримым, категоричным, несговорчивым, бескомпромиссным, недобрым, что не мешало ему одновременно быть верным другом, быть честным, порядочным и прекрасно образованным. Судя по оставленному им литературному наследию, боюсь, что и с чувством юмора у него имелись проблемы.
Где точно учился Данте, неведомо, но, безусловно, от своего первого наставника – известного в то время поэта и учёного Брунетто Латини – молодой человек получил познания в античной и средневековой литературе, а также в естественных науках. Был он знаком и с еретическими учениями, за пропаганду которых могли тогда и поджарить; во всяком случае, катары, богатые еретики из Лангедока, заплатили за свою веру самую дорогую цену – их полностью истребили.
Каждый уважающий себя юноша из хорошей семьи во все времена непременно самовыражался, упражняясь в стихосложении. Данте не был исключением. Он прекрасно разбирался в поэзии, близко дружил с известным в литературных кругах поэтом Гвидо Кавальканти и сам писал в стиле, получившем название stilnuovo – «новый стиль».
Недолго, всего лишь года два, Данте изучал юриспруденцию и философию в университете Болоньи, который приютил в своих научно-культурных стенах трубадуров и труверов из Прованса и Лангедока, чудом уцелевших после массовых религиозных чисток. Их куртуазная поэзия на изысканной латыни широкий круг читателей не волновала. Она нравилась эстетствующему меньшинству образованных людей припозднившегося Средневековья, таких как Дант, например. Он не только высоко оценил её, не только проникся её традициями, но и реанимировал угасающий культ «прекрасной дамы». Его Дама не просто воспарила над окружающим миром – она вознеслась на недосягаемую высоту и оказалась в Раю «Божественной комедии».
Дама существовала во плоти, звалась Беатриче и посещала с родителями ту же церковь, что и семья Алигьери. Будучи отроком, Данте видел её несколько раз, словом с ней не обмолвился, но после знакомства с творчеством трубадуров воспылал к ней платоническими чувствами неслыханной силы. Он наделил её высокой духовностью, ангельским характером, прелестной внешностью и всеми возможными добродетелями. Он создал прекрасный образ несуществующей идеальной женщины и неистово ему поклонялся. Беатриче ничего этого не узнала, потому что не подозревала о чувствах юноши и умерла молодой в возрасте 23 лет.
Как считают некоторые, лучшие любовные отношения – это те, которых никогда не было в реальности, и жизнь Данте отличное тому подтверждение. Беатриче позволила, с одной стороны, проявить поэту свой дар и игру воображения, а с другой – помогла человеку и мужчине реализовать себя в том, чего ему больше всего не хватало в личной жизни, чего он был лишён – необыкновенных, возвышенных чувств и неведомых платонических наслаждений. Прекрасная и недоступная Дама Беатриче – это попытка преодоления превратностей судьбы, это протест против вмешательства в личную жизнь и возможность самоутвердиться. Бедная Джемма! Наверняка «добрые люди» рассказали ей про измену мужа, пусть и существовавшую всего лишь на бумаге, либо она сама прочла в 1291 году «Новую жизнь» – книгу, состоящую из сонетов, канцон и прозаического рассказа о любви автора к Беатриче. Иногда слова ранят не хуже кинжала, и рана от них никогда не заживает. Возможно, ревность и оскорблённая женская гордость заставили Джемму остаться во Флоренции и не последовать за мужем в ссылку.
Мой знакомый флорентиец Маттео высказал свою версию относительно отсутствия у Джеммы синдрома жены декабриста. Она пренебрегла супружескими обязанностями и вернулась в родительский дом не из-за финансовых трудностей, не из-за сложного характера мужа и его индифферентного к ней отношения, просто она настолько сильно любила Флоренцию, что и помыслить не могла с ней расстаться и жить вне крепостных стен родного города. Он, Маттео, не смог. Несколько месяцев ему пришлось работать на острове Капри, и всё это время он страшно страдал, плохо спал, потерял аппетит и в конце концов впал в глубочайшую депрессию. Чтобы не свихнуться, он вернулся в Тоскану, прервав карьерный рост и потеряв приличную зарплату.
Позже, находясь в Вероне, Данте вызвал к себе старшего сына Якопо (а вовсе не Джемму – ну не хотел он её, и точка), который прижился в городе, приютившем отца. Здесь он женился, получил титул графа и оставил наследников. До сих пор в славном граде Вероне живут потомки Данте Алигьери.
Так почему же всё-таки Данте оказался в ссылке? Ах, всё произошло от неудовлетворённости и из-за великого флорентийского тщеславия, с моей точки зрения, конечно.
Первое упоминание о Данте как общественном деятеле относится к 1295 году. Ему уже тридцать, он признанный в Тоскане лирический поэт, женат, отец троих детей. Ему хочется чего-то другого – необычного, сильного; как у нас на Руси говорилось, «выйти в чисто поле пострелять, руку правую потешить». В конце концов, почему бы и отечеству не послужить – родной Флорентийской республике? Опять же за деда поквитаться с гибеллинами и прочими чёрными гвельфами. Он входит во вкус политической деятельности, делает карьеру и через пять лет становится одним из семи приоров Флоренции, что весьма ответственно и престижно. Но чем выше пост, тем он и опасней, тем больнее падать с его высоты. В ноябре 1301 года в результате интриг, доносов и клеветы (любимые занятия всех флорентийцев от нобилити – аристократов – до пополанов – простого народа) происходит очередной внутрипартийный переворот, и к власти приходят чёрные гвельфы. И вот уже белые с Данте и его сторонниками в опале. Поползли слухи (безусловно, на основании узаконенного республиканским режимом доноса), что приор Алигьери замешан в финансовых махинациях с целью присвоения государственных средств, а это тогда считалось самым ужасным преступлением. На площади обнародован обвинительный акт: когда Дант вернётся в родной город, то «пусть его жгут огнём, пока не умрёт». Хорошенькая благодарность за пять лет бескорыстной службы!
Нашему герою здорово повезло: во время всей этой заварушки и вынесения обвинительного вердикта он находился в командировке в Риме по республиканским делам, и кто-то его вовремя предупредил. Данте попытался выяснить причины столь страшного обвинения и в ответ услышал: «Все об этом знают». Против клеветы и лома и в Тоскане нет приёма. Будущий автор «Божественной» счёл более благоразумным не подвергать свою жизнь смертельному риску и добровольно принял мученический венец изгнанника и страдальца. Однако в глубине души Дант всегда был твёрдо уверен, что Флоренция образумится, произойдёт очередная политическая перестановка и он под фанфары и барабанную дробь победно въедет в город на белом коне. Не случилось.
Его ожидали без малого двадцать лет скитаний и унизительного статуса хоть и известного, но бедного гостя, которому некуда больше идти. А что самое страшное – его обуревали жгучая обида смертельно оскорблённого гордеца и всепоглощающая жажда мести. Что ж, целых два десятилетия он посвятил удовлетворению сего разрушительного чувства, в чём блестяще преуспел. Мы должны быть бесконечно благодарны чёрным гвельфам, подвергшим Данте столь жестокому, а главное – несправедливому наказанию за не только недоказанное, но и несовершённое преступление. Ведь если бы не изгнание, подогреваемое мечтой о реванше, вряд ли бы лирический поэт Алигьери написал свой трагический и страшный триллер – «Божественную комедию».
