Дмитрий Быков - Статьи из журнала «Компания»
19 января 2007 года,
№ 2(447), 22 января 2007 года
Новое порно
Ахти нам, журнал «Мулен Руж» проиграл антимонопольному комитету России дело о рекламе. Московский арбитражный суд признал законным запрет на муленружевский плакат, изображавший известную модель Ольгу Родионову, едва задрапированную изысканным бельем. При этом антимонопольный комитет и арбитражный суд руководствовались не столько нормами закона (каковых на этот случай пока нет), сколько цитатами из Нагорной проповеди, где, в частности, сказано: «Всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем». Арбитражный суд предположил, что вся читающая, ездящая и ходящая Россия посмотрит на Ольгу Родионову с вожделением и, соответственно, начнет прелюбодействовать с нею в сердце своем, а это аморально. Мнения Сергея Родионова никто не спросил, хотя Родионов как раз был инициатором именно этой рекламы — как и всего «Мулен Ружа».
Собственно, свое решение антимонопольный комитет принял не просто так, а исходя из обращений граждан. Нашлись, значит, некие граждане, которые не захотели в сердце своем прелюбодействовать с Ольгой Родионовой, — или же их нравственное чувство было оскорблено тем, что начнут прелюбодействовать другие. У нас полно социально активных граждан, озабоченных чужой моралью: на инспектора ГАИ, берущего взятку, на врача, отказывающего пациенту в помощи, на солдата с отбитыми кишками они смотрят без возмущения и даже со скрытым одобрением, но когда на фоне всей этой порнографии появляется красивая полуголая женщина, рекламирующая глянцевый журнал, — кипит наш разум возмущенный, вскипел Бульон, течет во храм.
Ничего не поделаешь — раз наши сограждане стали так возбудимы, а антимонопольные службы купно с арбитражем начали жить по шариату, будем приноравливаться. В конце концов в Коране, действительно, сказано, что «раздеваться без надобности и ходить голым — грех». Из нашей рекламы никак не следует, что Ольге Родионовой прямо в тот момент припала прямая надобность раздеться, и доказать это в суде Издательский дом Родионова не смог. Будем рекламировать издание в соответствии с новыми требованиями. Я почему так интересуюсь этим вопросом-то? Потому что я — креативный редактор этого самого «Мулен Ружа». Лозунг у нас с прошлого года — «политика в глянце» (www.moulin-rouge.ru). Когда-то мы писали всякие штуки про секс, а сегодня все больше про политику, почему Родионов и захотел переориентировать издание. Очевидно, пора ускорить переход на новые рельсы. Вот, например, у нас там иногда появлялись голые женщины, но теперь мы решительно откажемся от фотографий обнаженной натуры. Пусть читатель возбуждается от текстов. И в самом деле, сегодня столько тем, способных до дрожи в позвоночнике возбудить самого пресыщенного развратника! В массы все глубже ПРОНИКАЕТ уверенность в завтрашнем дне, Семаго с Селезневым ВЫДВИГАЮТ и ВДВИГАЮТ ОБРАТНО законопроект о запрете митингов, глаза телезрителей УВЛАЖНЯЮТСЯ при виде представителей власти, вертикаль которой нерушимо СТОИТ… А с нашими правами, свободами и инициативами на наших глазах КОНЧАЮТ так убедительно, что никакой порнографии не надо — и так кругом сплошное неприличие.
Что до рекламного плаката «Мулен Ружа», то я, как его непосредственное креативное начальство, обещаю подумать над серией билбордов, изображающих офицера спецслужб при полном параде, вице-спикершу в парандже и темных очках, представителя антимонопольного комитета при галстуке, члена арбитражного суда, произносящего перед рекламным сообществом Нагорную проповедь… Конечно, это довольно неприличные картинки, и я не уверен, что миллионам сограждан понравится на них смотреть. Зато все будет высоконравственно. Вряд ли россиянам захочется прелюбодействовать со всеми этими персонажами в сердце своем. Они и так имеют нас круглые сутки за здорово живешь.
26 января 2007 года
№ 3(448), 29 января 2007 года
Мачехины дети
Илья Кормильцев — автор множества поэтических формул, вошедших в наш язык, текстовик «Нау» и «Урфин Джюса», блистательный переводчик с английского, французского и итальянского, поэт, прозаик-фантаст, главный редактор нонконформистского издательства «Ультра. Культура» — тяжело болеет в Лондоне. У него диагностирована запущенная опухоль позвоночника. На лечение Кормильцева нужно много денег — день его пребывания в клинике стоит тысячу фунтов. Он не гражданин Англии, в Лондоне находился по работе, страховки у него нет.
Деньги собирают тысячи людей — кто сколько может. Миллион рублей перечислил Альфа-банк. По пятьсот шлют поклонники из Екатеринбурга — Кормильцев не из тех авторов, чьи фанаты наживают состояния. Впрочем, его песенки времен «Наутилуса» наверняка хорошо известны многим российским олигархам, и никто не мешает им помочь человеку, написавшему «Скованных одной цепью» или «Мы лежим на склоне холма».
Дело в том, что Кормильцев — один из немногих ныне живущих поэтов, составляющих гордость русской культуры. Это фигура такого же масштаба, такой же универсальности дарований, как и Цой, Гребенщиков, Шевчук. Просто так получилось, что он не пожелал вписываться в истеблишмент — и даже рассорился с давним другом-соавтором Бутусовым, когда тому вздумалось спеть песни «Нау» перед тусовкой «Наших» на Селигере. Никакими антиправительственными акциями Кормильцев не занимается, он просто честно пишет все, что думает о бедах и пороках Российского государства — о маниакальном стремлении запрещать, тащить, не пущать, о паническом страхе перед умными, о привычном вывихе репрессий, о неискоренимой серости масскульта, о недоверии к человеку и страшном дефиците человечности… И вот этот человек, в чьем переводе мы прочли Ника Кейва, Льюиса, Стоппарда, стихи Уэльбека, эссе Берроуза, человек, чьими словами мы признаемся в любви и ненависти, — нуждается в срочной помощи, а государство делает ему бонусный подарок, закрывая его издательство.
Вот я и думаю: утвердить свой позитивный имидж в глазах мирового сообщества на самом деле очень просто. Для этого вполне достаточно помочь человеку, который — согласен он с твоей политикой или нет — составляет славу твоей страны. Ее большому поэту и крупному культуртрегеру. Иной вопрос, захочет ли Кормильцев принять помощь от сегодняшнего государства Российского. Это его частное дело и личный выбор. Но давно пора подумать о создании всенародной, негосударственной, общественной организации, которая могла бы помогать нашим гражданам, оказавшимся в беде за границей. Эта же организация могла бы распределять и анонимную помощь больным детям, чтобы опять-таки не отдавать святое дело в частные, не всегда чистые руки. Мы нуждаемся в некой общественной инстанции, которая могла бы спасать лицо страны. Ибо и государство, и частные благотворители у нас скомпрометированы давно.
Не может такого быть, чтобы один из самых честных, умных и талантливых людей России был до такой степени не нужен Родине. Пушкин не был таким уж фанатом самодержавия, однако Николай I платил его долги — ибо считал себя государем-рыцарем. Лицо государства определяется не тем, сколько у него придворных трубадуров, а тем, как это государство бережет своих лучших людей, согласных или несогласных с ним. И тот факт, что представители российского посольства не бросились помогать Кормильцеву в тот самый день, когда стало известно о его госпитализации, — говорит о России куда больше, чем все выпуски пропагандистского канала Russia Today.
К сожалению, Россия остается Родиной-матерью только для тех, кто нравится нынешним мужьям этой Родины. Для всех остальных она мачеха. Как хотите, а что-то здесь не так.
2 февраля 2007 года
№ 4(449), 5 февраля 2007 года
Лицо Родины
Сходя с трапа в аэропорту Домодедово или Шереметьево после долгого международного перелета, всякий гражданин России испытывает непроизвольную радость. «Но Родина есть предрассудок, который победить нельзя», — сказано у Окуджавы, и возразить нечего. Жив, не разбился, долетел, снежком пахнет, дома ждут, сейчас будем раздавать конфеты и сувениры — словом, есть, есть чему тихо порадоваться. Но уже через десять минут возвратившийся гражданин начинает тихо стервенеть, потому что Родина показывает ему лицо.
Я не уверен, правда, лицо ли это. Я видел глаза Родины и улыбку Родины, и это всякий раз выглядело совершенно иначе. Но если не лицом, то чем же встречать иностранца и уроженца, пересекающего твою границу? Не могу же я допустить, что ко мне нарочно поворачиваются задом, «чтобы никто уже надежды не питал»? Полагается все-таки в первые минуты продемонстрировать самое характерное и дорогое. И тут выясняется, что самое дорогое и характерное в нашем случае — это полнейшее неумение организовать любой процесс, недоверие ко всякому, кто к нам приехал, и тотальная убежденность в том, что как бы мы себя ни вели — все нам сойдет с рук, потому что мир нас обязан терпеть любыми. Это наиболее неприятные черты русской ментальности и политики — и уже в аэропорту они явлены нам с обескураживающей полнотой.
