Владимир Бардин - В горах и на ледниках Антарктиды
Тем, кто работал в районах горного оледенения, не сразу понятно то, что приходится наблюдать в Антарктиде. К примеру, на Кавказе современное оледенение находится наверху и увеличивается по мере спуска вниз по долине. В Антарктиде же в горах, возвышающихся над поверхностью ледникового покрова, наоборот: подножия массивов заполнены льдом, и при росте оледенения лед наступает на горы снизу вверх. Я стоял в средней части склона, ниже у кромки льда лежали сравнительно молодые морены, выше, подбираясь к темным склонам у самых вершин,- древние. Создавалось впечатление, что гигантская волна оледенения, существовавшего здесь в прошлом, едва-едва не поглотила под собой весь горный массив. Я загорелся желанием спланировать маршрут так, чтобы убить сразу всех зайцев: пройти склон от подножия до вершины. В первый же день увидеть весь срез ледниковой истории района. Это было бы отлично! Начать решил сверху, с самой вершины или хотя бы с той части склона, которого достигали древние ледники в пору своего апогея. Одолею ли подъем к вершине? В начале маршрута сил было в избытке. Потому и решил я начать сверху.
Еще раз внимательно оглядевшись, сориентировался по аэрофотоснимку. Снял отсчет с барометра-анероида. Громоздкую коробку этого архаичного устройства я таскал в рюкзаке для определения высот, портативный альтиметр мне достать не удалось. Сделал запись в полевом дневнике. Вот и начался первый маршрут!
Подъем несложен. Поверхность морены, по которой я шагал, была плотной. Местами крупные обломки словно сами собой собирались вдоль узких канавок - морозобойных трещин, образовывая фигуры многоугольников. Их размеры достигали, десятка метров в поперечнике. Когда я поднялся на уступ, с которого открывался хороший обзор, представилось, будто гигантская сеть была наброшена на склон. Попеременное замерзание и оттаивание грунтов на поверхности, растрескивание их в результате колебаний температур, вымораживание каменных глыб, словом, сложная деятельность криогенных процессов, свойственная этим суровым местам, создали такую экзотическую картину.
Камни, по которым я шагал, почти сплошь покрывала коричневая пленка, похожая на окалину. Это был так называемый пустынный загар - признак чрезвычайной сухости, резкой континентальности климата. Многие тысячелетия принесенные льдом обломки подвергались воздействию сил антарктической природы. И в результате на каменистой поверхности, как на лице старого человека, появились характерные черты пережитого. Я шагал, очевидно, по самой старой морене горы Мередит. Оставалось найти ее верхний край, тот предел, которого достигал в прошлом ледниковый покров.
Склон делался все круче и круче. Становилось ветреней и холодней. Морозобойные трещины почти повсюду были запорошены снегом, и оттого их «сеть» стала еще приметней. Встречающиеся на пути здоровые валуны не оставляли сомнения: везде здесь хозяйничал ледник. Долго еще продолжался монотонный подъем, и наконец валуны исчезли. Я вышел к подножию скалистых уступов, остановился, вынул из рюкзака анероид, аэрофотоснимки, карту. Я поднялся на 350 м, а над подножием горы находился на высоте около 600 м. Значит, примерно на такую величину великое оледенение прошлого было в этом месте мощнее современного! Не тороплюсь ли я с выводами? Сразу в первом маршруте хочу решить одну из главных проблем: определить масштабы колебаний ледникового покрова во времени. Не лучше ли пройти выше, посмотреть, что делается там? Смотрю на часы. Нет, если я сейчас попытаюсь достичь вершины, то не успею спуститься к подножию горы. А ведь оттуда снова подниматься на середину склона, где меня будет ждать вездеход. Время встречи-19.00, и его нельзя изменить.
Вот как бывает, когда гонишься за несколькими зайцами.
Отбираю образцы скальных пород. Потом по мере спуска возьму пробы песка и гальки из древней морены. Лабораторные анализы дадут этому материалу объективную характеристику. А пока для себя, в полевом дневнике, я называю эти древние осадки мореной «какао». Окраска валунов напомнила мне незабываемый напиток детства… И вниз, вниз под горку к сияющим льдам ледника Ламберта.
Ниже уровня первой точки, как только кончилась морена «какао», пошел такой хаос каменных глыб, что мне пришлось резко сбавить темп. Среди валунов здесь попадались крупные глыбы песчаников, совершенно отсутствующие в морене «какао». Цвет этой новой волны валунов был серовато-бурый, и мне ничего не оставалось, как назвать ее мореной «кофе».
Подножие склона в том месте, где я спускался, прикрывал длинный снежник. Возможно, он скрывал от меня еще одну самую молодую морену горы Мередит, которая по цвету должна была быть еще более светлой, чем морена «кофе», ведь материал, недавно вытаявший из льда, имеет обычно светло-серый, белесый оттенок.
Снежник привел меня к замерзшему озеру, окаймлявшему эту часть горного массива. Первые шаги я сделал с осторожностью, пока не понял, что опасаться решительно нечего - толщина льда была значительной. Мне предстояло пройти километра два до приметной на аэрофотоснимке лощины. По ней я намеревался подняться как раз к тому месту, где меня будет ждать вездеход.
Иду, внимательно оглядывая склон. В нижней части он крут, если и были тут молодые осадки, то они погребены под сползающим сверху материалом. Даже здесь в Антарктиде следы ледниковой деятельности могут быть завуалированы или стерты современными склоновыми процессами. Об этом тоже должно помнить палеогляциологу, чтобы не допустить ошибки.
Лощина, по которой мне надо подняться, забита снегом. Хорошо, что я в шипованных ботинках, но даже в них прямо в лоб склон не взять, приходится идти зигзагами. А откуда-то сверху уже доносится до меня гул вездехода.
Прибавляю хода. Но не очень-то это удается. Хотя и не слишком много набрал я образцов в первом маршруте, «буксую» на крутом склоне. Пот заливает глаза. Отпущенное мне время истекло. Еще совсем немного, но эти последние сотни метров тянутся так медленно. Не рассчитал я маршрут, опаздываю, задерживаю ребят. Им-то от моих «открытий» ни холодно ни жарко, особенно Будкину, которого интересует космическая геология. И все же каковы первые итоги? Чтобы время не тянулось так томительно, я задумываюсь над этим. Похоже, мне удалось уловить ход основных событий, разыгравшихся на склоне горы Мередит. Древний, самый мощный ледник оставил свои осадки - морену «какао» в 600 м над современной поверхностью льда. Это был его «девятый вал». Потом лед отступил и через какое-то время вновь нахлынул на склоны горы. Но этот «вал», отмеченный мореной «кофе», был уже не столь мощным. Где-то в самом низу, возможно под присклоновым снежником, должны находиться следы еще одного «всплеска» оледенения - самого недавнего. Обнаружить их пока не удалось, но я наблюдал в своей прошлой экспедиции именно три ступени разновозрастных морен на склонах расположенной поблизости горы Коллинз. Есть все основания предполагать, что на горе Мередит ледниковые события развивались сходным образом. Колебания материкового льда имеют, как правило, единый, общий характер, хотя размах их и меняется от места к месту.
Еще одна современная краевая морена находится на самом льду. Но до нее сегодня руки, а если буквально, ноги не дошли. Итак, складывается общая картина ледниковых событий: четыре их этапа. Есть данные и об изменениях мощности ледников, окаймлявших горный массив. Неплохо для первого маршрута, хотя радоваться особенно нечему. Мало установить ход ледниковых колебаний, важно определить, когда, сколько тысяч или миллионов лет назад произошло то или иное событие, иначе ход ледниковой истории можно сжимать или растягивать как гармошку…
Медленно даются мне последние метры подъема. Впереди, высоко надо мной из-за валунов показываются три маленьких человечка. «Ребята вышли навстречу»,- думаю я, и это прибавляет мне бодрости, Прокричав что-то нечленораздельное, человечки исчезают. И снова я ползу один по склону. Но вот появляется грузная фигура Михалыча - он спускается мне навстречу. Никто другой из молодых, даже не Гриша, мой дружок по работе в горах Шеклтона, а Михалыч, ветеран Антарктиды, идет на выручку. Я, конечно, отказываюсь от помощи, сам донесу свои образцы, одолею подъем, не растаю, не сахарный. Но, честно говоря, приятна забота товарища. Здесь, в Антарктиде, каждый жест внимания, равно как и неприязни, остро воспринимается.
Ребята у вездехода корят меня за опоздание, но дают кружку чая - Иван на газовой горелке вскипятил. А я, вместо того чтобы спокойно, по-человечески перекусить, бегу к ближайшему холму - образцы последние взять, мне нужно замкнуть маршрут. Да и озеро тут небольшое образовалось, как раз по контакту морен «кофе» и «какао»: пробы воды обещал я привезти в Москву гидрохимикам.
Мой научный энтузиазм только усиливает всеобщее недовольство. Будкин ворчит, он вообще к моей программе относится скептически. Ребята выговаривают Михалычу: переработали они в маршруте больше 8 часов, налицо нарушение трудового законодательства.