Бартон Бланш - Тайная жизнь сатаниста. Авторизованная биография Антона Шандора ЛаВея
Анклав Бувери со своей стороны устроил ЛаВею встречу с Джозефом Коттеном и его женой Пэт Медина, которая однажды помогала ЛаВею затолкать упрямого Тогаре в машину, когда здоровенный лев решил, что он не желает покидать поместье. По словам Коттена, ЛаВей «в первую очередь циркач, настоящий артист, со зловещим восприятием мира и человеческой натуры. Его роль не случайность и не одно только актерство».
Как и следовало ожидать, ЛаВей обнаружил, что теперь он может общаться со сливками общества и, без сомнения, эти люди могли оказать мощную поддержку. «Одной поддержки недостаточно, — признается ЛаВей, — главное — это понимание. И ты не можешь добиться этого без хотя бы толики сознания. Я не ценю, когда меня поддерживают по ошибке или какой-то дурацкой причине, без уважения к основным мотивам, — это практически бесполезно. Мне не нужны тела, чтобы заполнить церковные скамьи, пополнить ряды членов или получить пожертвования. В большинстве случаев из меня высасывают витальную энергию, а не я из них.
Мне хотелось бы думать, что президенты и мировые лидеры должны быть признательны тому, кто на самом деле понимает их роль — давление, избиратели, которых они должны устраивать… Это требует сатанинской проницательности или сообразительности. Даже если лидер всегда хорошо понимает тех, кто его поддерживает, предан или симпатизирует ему, эти люди могут иметь очень низкий уровень понимания и сопереживания. Когда лидер опускается до их уровня, у меня появляется интуитивное чувство, что я лучше понимаю Папу, чем кого-то вроде Джона Кеннеди, например. Я не чувствую, что я мог бы установить с ним контакт. Когда все идет верно, то можно обойтись без обсуждения того, что мы обладаем сходными пристрастиями или антипатиями в области музыки, кино, литературы( путешествий, — мы можем говорить практически односложно. С Кеннеди для меня такое невозможно. Я могу симпатизировать бремени его позиции, но не человеку как таковому. Так часто бывает».
В середине 1970-х годов ЛаВей проводил много времени в Лос-Анджелесе, где жил в «Розовом дворце» Джейн Мэнсфилд на Сансет-бульваре, 10 100, который после смерти Джейн купил другой член Церкви Сатаны. Сотрудничество Антона с киноиндустрией с годами становилось все более тесным, в его окружение стало входить все больше актрис, актеров, сценаристов, режиссеров и продюсеров. Кинозвезды обнаружили, как легко им приобщиться к ЛаВею и его философии: актеры всегда более склонны к эксперименту, чем обычные люди. ЛаВей нашел очень дружественную атмосферу откровенного восхищения, которую создавали люди, отдававшие дань драматическим театральным эффектам, использовавшимся ЛаВеем. Голливудская элита могла симпатизировать ЛаВею потому, что его обвиняли в позерстве, хотя на самом деле он был просто честен с собственным «я». ЛаВей же в свою очередь обнаружил, что его подпитывает энергия близкого знакомства и дружбы с Голливудом.
Двое голливудских друзей ЛаВея — режиссер Мило Франк и его жена, актриса Салли Форрест, владели домом, который был печально знаменит тем, что в нем жил во время мэнсоновских убийств Джей Себринг. Они познакомились с ЛаВеем, намереваясь поменять этот дом на его резиденцию, чтобы использовать знаменитый теперь викторианский особняк ЛаВея в Сан-Франциско для съемок. Как раз в это время, на фоне нескольких смертей в окружении ЛаВея, он попал под пристальное внимание и чувствовал, что продолжать отношения с репортерами ради еще большей популярности было бы неразумно. Позже ЛаВей сожалел, что не воспользовался этим предложением. Кажется, этот дом в Голливуде тоже нес на себе какое-то проклятье, в нем были потайные ходы и его история могла соперничать с дурной славой викторианского особняка, принадлежащего Ла-Вею. Впрочем, и другие дома в Голливуде были открыты для него как в те времена, так и до сих пор. ЛаВей укрепил свою резиденцию в Сан-Франциско и разъезжал по побережью иногда по два-три раза в неделю. Карла и Зина в основном оставались в Сан-Франциско под присмотром кого-нибудь из членов организации. Карла лет с двадцати пошла по стопам отца: она читала лекции по сатанизму и получила степень по криминологии.
Положение представителя Дьявола на земле открывало ЛаВею не только двери в дома знаменитостей, но также их умы и сердца. Ему становились известны секреты, те секреты, которые, не боясь быть отвергнутым или осужденным, человек может поведать только Дьяволу. Мнение о том, что хранитель Врат Ада, воплощение зла, должен нести бремя человеческой злобы, скрытое от других смертных, — всегда было частью мифов. ЛаВей не отказывался и от этой стороны своей роли. К тому же, верный своему неписаному кодексу преисподней, он не склонен был раскрывать то, что он полагал должным оставить тайной. «Я не могу высунуть наружу шею и рассказать, что я знаю; я стал бы непопулярен.
Одно время мне хотелось разоблачать мифы. Но настоящий ужас у людей вызывает просвещение. Мифы — не столько пугающи в сравнении с тем, что случается, когда я пытаюсь их развенчивать».
В 1973 году, через год после выхода в свет «Сатанинских ритуалов», издатели решили, что публика объелась сатанизмом. Когда агент ЛаВея представил его новую книгу «Записки Дьявола» на ежегодной международной книжной ярмарке во Франкфурте, за рукопись предложили хорошую цену. Но сразу по возвращении в Нью-Йорк редакторы издательства практически забыли о книге ЛаВея. Части из неизданной книги несколько лет публиковались в сатанистском издании Cloven Hoof, но большинство издательских домов посчитали ее слишком вызывающей для широкой публики. Один издатель, прочитав главу о ликантропических трансформациях, воскликнул: «Если это будет опубликовано, по улицам потекут реки крови!»
Количество членов Церкви Сатаны постоянно увеличивалось. ЛаВей старался посещать отделения своей Церкви по всему миру, повсюду, где он путешествовал, благословляя их папскими визитами в их пещерах, где его встречали с помпезностью и в непременных черных одеяниях. «В конце концов это стало довольно стеснительно. Я сходил с трапа самолета, а они уже все были там, столпившись вместе, чтобы приветствовать меня, в черных бархатных одеяниях и капюшонах с гигантскими Бафометами на шеях. Многие из наших рядовых членов имеют ограниченные представления о стиле и декоруме. Я пытался создать культурный, изящный образ, а у них все сводилось к протесту и шокированию публики и еще к тому, что они надевали свои «тайные регалии» даже для того, чтобы сходить в ближайшую забегаловку».
В это же время Антон начал на себе испытывать негативные последствия того, что он стал публичной фигурой. Его осаждали как противники, так и фаны, которые создавали проблемы уже просто тем, что все время шлялись вокруг. После публикации в Paris Match фотографий и описаний Рюбена, уродливого деформированного скелета, принадлежащего ЛаВею, доктор, лечивший человека с болезнью Паже до его смерти, обратился в медицинский центр университета Сан-Франциско и потребовал, чтобы ему вернули скелет. Хотя руководство госпиталя колебалось, стоит ли это делать, доктор устроил такую шумиху, что они были вынуждены забрать Рюбена у ЛаВея. «Это был настоящий позор. Этот скелет привлек куда больше внимания из-за Церкви Сатаны, чем когда-либо смог бы получить в другом случае. Мы спасли его! Возможно, его бы уничтожили вместе с останками. Даже в музее он был бы всего лишь одним из сотен. А с нами он был чем-то особенным».
ЛаВей уже имел подобный несчастливый опыт с Тогаре, своим нубийским львом. Тогаре был его постоянным спутником на протяжении трех лет и предметом восхищения местной прессы и школ, которые Тогаре часто посещал для пропаганды доброго отношения к диким зверям. Соседи приводили своих детей к странному дому ЛаВея, чтобы те могли поиграть со львом. Но вскоре после основания Церкви Сатаны небольшая группа соседей ЛаВея потребовала, чтобы городские власти избавились от Тогаре. Их жалобы состояли в том, что Тогаре представляет потенциальную опасность для общества и замусоривает задний двор ЛаВея огромными вонючими костями. Они давили на полицию, чтобы арестовали ЛаВея за то, что тот позволяет льву издавать «громкие странные звуки».
В итоге в 1967 году ЛаВеев принудили пожертвовать 500-фунтового Тогаре зоопарку Сан-Франциско. Разлука была мучительной для обоих — и для человека, и для льва, — и ЛаВей наложил проклятие на виновных. В течение года несколько соседей, наиболее активно высказывавшихся против Тогаре, переехали, умерли или исчезли. Тогаре произвел много детенышей — и в зоопарке, и на ранчо актрисы Типпи Хедрен в Эктоне, где он прожил последние годы своей жизни. В своей книге «Кошки Шамбалы» Хедрен описывает Тогаре как «хорошего, но сурового родителя». Тогаре умер в 1981 году, в Вальпургиеву ночь.
В начале церковной деятельности ЛаВей открыто печатал свой адрес и номер телефона на плакатах, выпускал свернутые фальшивые купюры (чтобы раскидывать на улицах в качестве хитроумного рекламного трюка) и разрешал репортерам публиковать его адрес, если они того хотят. «Я не думаю, что был наивен тогда. Я просто хотел, чтобы Церковь Сатаны была честной, открытой и искренней. Я также мечтал, что смогу работать дома, как большинство моих друзей, писателей и артистов. Я воображал, как замечательно скатиться с кровати, и вот твоя работа уже здесь, ждет тебя, и нет нужды забираться в машину и ехать в офис или куда-то еще. Я не думал, что это неразумно. Но я не понимал, какими ненадежными могут быть люди». Зина и Карла, которые росли, восхищаясь отцом и его организацией, вспоминали, что их единственным страхом был страх перед посторонними людьми, которые угрожали тому, что пытался делать отец, или просто стремившиеся навредить ему. Зина помнит, как она однажды пришла из школы, а у дверей дома стоял какой-то безумец с мясницким ножом в руках. Родители объяснили ей, что в случае подобной опасности нужно проходить мимо, притворившись, что ты здесь не живешь. С тех пор ЛаВей, как и большинство знаменитостей, установил границы своего мира, в которых он мог уединиться так, чтобы его больше не тяготила популярность.
