Виктор Топоров - Жёсткая ротация
— А вот представьте себе, — со старческой мудростью возразил ему я, — что именно этот фрагмент прокручивают Путину. Или Сечину. Или хотя бы Суркову. Кто прокручивает? Министр культуры в борьбе со Швыдким. Сам Швыдкой в борьбе с Голутвой. Кто угодно. Вот, мол, какое кино снимают у нас на народные денежки! Поэтому вам и говорят: уберите лишние сорок минут. А на деле надо убрать всего две…
Но молодые люди из хороших кинематографических семейств (Илья сын знаменитого аниматора) бывают и максималистами. И бывает, их максимализм торжествует. Как и произошло в случае с фильмом «4». А вот судьба спектакля «Нос» сложилась печальнее.
В начале ноября мне позвонили с REN-ТВ и попросили принять участие в съёмках сюжета, посвящённого полному и окончательному запрету «Носа», увы, уже — вопреки июльским заверениям — состоявшемуся. В сюжете мне отводилась роль комментатора, рассуждающего о цензуре вообще и о самоцензуре в частности. Благо, опыт советских десятилетий подсказывает, что самоцензура, или, как её ещё называют, внутренняя редактура, куда страшнее. «Лишь бы о нас плохо не подумали!» — и каждый начальничек, сидя на своём шестке, отрубает любимой собачке малюсенький кусочек хвоста. «А раз так, то пропади оно всё пропадом!» — думает селекционер — и выращивает собаку бесхвостой. И тогда ей — по малюсенькому такому кусочку — начинают отрубать лапки.
Обо всём этом я и сказал в сюжете REN-ТВ. Упомянув, наряду со спектаклем «Нос», и фильм «4» как единственный по сей день известный мне пример вмешательства цензора (внешнего или внутреннего) в творчество современных художников. И подчеркнув решающую роль в этом вопросе нашего собственного страха — внутреннего редактора, не выдавленного по капле раба.
Вы будете смеяться, но сюжет в эфир не выпустили. Не только мой монолог, но и сюжет про запрет спектакля «Нос» вообще.
Так что в следующий раз, когда меня пригласят поговорить на аналогичную тему, я расскажу не о двух случаях самоцензуры, а о трёх.
2005
Осеннее построение телевидения
В обывательском представлении пресловутая борьба за рейтинг сводится к конкуренции одних аналитических программ с другими, игр с играми, «мыла» с «мылом», кинокартин с кинокартинами и так далее. То есть к конкуренции контента. И по осени каждый уважающий себя канал должен предложить нечто новое. А если старое — то непременно высококачественное или хорошо забытое. А главное, чтобы было лучше, чем у ближайшего соседа. У соседа по рейтингу и по целевой аудитории. И точь-в-точь в то же время. Всё это взятое вместе называется контрпрограммированием.
Это и так, и не так. Потому что качество контента волнует руководство каналов лишь во вторую очередь. Даже в третью, если вспомнить, что решающим фактором благополучного существования канала является приток рекламы, а реклама нынче приходит на канал (или уходит оттуда) лишь по тайной отмашке властей. Но в первую очередь (или, с учётом вышесказанного, во вторую) канал обязан предъявить по осени грамотно выстроенную сетку вещания. Или, на профессиональном сленге, — линейку. Здесь зарыта собака, здесь ключ от квартиры, где деньги лежат, здесь сокровища Аладдина и доблести телевизионного паладина.
Само по себе слово «линейка» наводит на милые сердцу воспоминания. Лето, пионерлагерь, торжественное построение на поляне, звонкий горн, подъём флага… Вот вышел на линейку Первый отряд, вот Второй. Чем они отличаются друг от друга, так сразу и не поймёшь, — и борются они в развесёлой лагерной жизни по всем направлениям и фронтам лишь промеж собою и называют это, понятно, контрпрограммированием. И это ведь не просто безупречно воспитанные подростки (по ночам они, правда, шалят и крутят у себя в палате порнушку, но им можно, им это прощают), а будущие вожатые, будущие инструктора, будущие воспитатели и, чем чёрт не шутит, лауреаты и депутаты — одним словом, кадровый резерв Партии. А Партия у нас как была, так и остаётся одна.
Вот Третий отряд, некогда созданный как экспериментальный, но и теперь слывущий самым ярким, самым талантливым и вместе с тем самым хулиганистым. Не зря же тут то и дело меняют воспитателей — и самые озорные давным-давно присмирели. А яркие и талантливые разбрелись кто куда. Тем более что улучшенное питание и дополнительный муз- и спортинвентарь — главные фишки былого эксперимента — перестали быть эксклюзивом Третьего: начальство признало этот разрыв нецелесообразным и подравняло условия с особым упором на Первый и на Второй.
Вот Четвёртый. Здесь собраны футболисты, хоккеисты и прочие теннисисты. Настолько увлечённые мячом, шайбой и мячиком, что гоняют их круглыми сутками. Впрочем, круглосуточная жизнь кипит с недавних пор во всём лагере — и остаётся загадкой, когда эти пионеры спят. Взять хотя бы того гадкого мальчика лет шестидесяти, который сильно после полуночи принимается нести унылую похабщину и несёт её до рассвета.
Вот Пятый отряд. Его, впрочем, на торжественное построение до поры до времени не пускают, и соревнуется он исключительно с самим собой. Неизменно рапортуя по инстанции, что всё у него тип-топ. Здесь заикаются утром, писают в постель ночью и, давясь, едят под одеялом варёную сгущёнку в тихий час. Но у Пятого могучая воспитательница — единственная в своём роде — и спортивного вида вожатая, так что своих задохликов они никому в обиду не дадут. Ни обритого налысо толстяка, ни похожего на жука местного умника, ни раз и навсегда расшибшего себе голову о штангу бразильских ворот переростка… Разве что переведут куда-нибудь с повышением саму воспитательницу или поймают за руку вожатую — но поди поймай, поди догони выпускницу Института физкультуры!
В Шестом и Седьмом музицируют. Музицируют как умеют. Но отряды эти пользуются бешеной популярностью, и попасть туда — особенно на все три смены (это называется горячей или жёсткой ротацией) — можно только за очень большие деньги. Конкурируют они тоже исключительно друг с дружкой.
А вот Восьмому и Девятому подобное самоограничение чуждо. Здесь играют — в салочки, в жмурки, в бутылочку, — строят «Содом» и «Содом-2», именуют вожатых — зажатыми (спать, спать по палатам пионерам и зажатым!), хотя те, наоборот, взять хоть дочь петербургского мэра, предельно раскованны; смотрят кино, устраивают завалинку на ситкоме и невинно кокетничают с прекрасной няней. На торжественное построение их пускают, но они ленятся — кто снять крест, кто надеть трусы. У Десятого нынче большие неприятности. Здесь собрались очкарики, и привыкли они вести вольготную жизнь под крылом у еврейской воспитательницы, которую все в отряде называют Мамой. И вдруг Мама вышла замуж — да не за иностранного бизнесмена, как объявила заранее, а за туземного мордоворота-купца! Причём есть подозрение, что купец он только согласно легенде, а по основной профессии, как у нас с некоторых пор водится, силовик. Впрочем, еврейским мамам не привыкать брать в ежовые рукавицы и скручивать в бараний рог силовиков — не только отставных, но и действующих! Даже песня на эту тему сочинена: «За что ж вы Клима Ворошилова?» — и так далее.
Есть ещё отряды с Одиннадцатого по Восемнадцатый — но там собралась такая мелюзга, что на линейку её выводят, а говорить о ней всё равно нечего. Пусть сперва подрастут!
В нынешнем сезоне лагерь ожидают большие перемены. Начиная с Начальника. То есть Начальник как раз останется прежним, а вот сам лагерь, по слухам, объединится с другим, соседним. Скорее формально, но всё же объединится. И белорусские пацаны, привыкшие к чистоте в лагере и вообще к чисто лагерной дисциплине, покажут нашим избалованным городским подросткам кузькину мать. Такое вот ожидает нас всех контрпрограммирование.
В Первом и во Втором по этому поводу уже ликуют, в Десятом негодуют, в Третьем присматриваются, в Пятом наступил тихий час, а остальным — и на белорусов, и на самого Начальника забить болт! Хотя и забивание болта может оказаться началом исправительно-трудового воспитания.
В нашем лагере стартует новый сезон. Просим всех — или почти всех — на линейку!
2005
Проверка на швыдкость
«Школа злословия» перешла на НТВ с канала «Культура» — или, как его, с оглядкой на куратора неизящных искусств Михаила Швыдкого, именуют, с Культурки — и, несомненно, в значительной мере сохраняет ауру, колорит и приоритеты места происхождения.
Критики передачи утверждают, будто, перебравшись с канала на канал, она потеряла формат, но это не так.
Потеряно другое: общаясь на «Культуре» с людьми яркими, но не сановными, соведущие не стеснялись говорить им гадости в глаза и особенно за глаза. Теперь же, наедине с «генералами от…» (от политики, от искусства, от спорта) — а ведь других персонажей метровому каналу не надо, — Авдотья с Татьяной не то чтобы оробели, но начали проявлять разумную осмотрительность. То есть вместо гадостей принялись говорить замаскированные под гадости комплименты. Тогда как собственно гадости — а без них этих дам в передаче, да и самой передачи просто не было бы — отныне адресованы третьим лицам. Известным, но, разумеется, не сановным.
