Маргарет Тэтчер - Великая. История «железной» Маргарет
В нашем доме всегда много трудились, отчасти потому, что праздность считалась грехом, отчасти потому, что всегда было много работы. Как я упоминала, когда было необходимо, я помогала в магазине, а благодаря моей матери, я узнала, что значит управляться с домашним хозяйством так, чтобы все работало как часы, даже если целый день она провела за прилавком, обслуживая покупателей. Хотя перед войной у нас была горничная, а после войны помощница на пару дней в неделю, мама всегда много трудилась по дому сама, а это требовало гораздо больше усилий, чем в современном доме. Она научила меня правильно гладить мужские рубашки и вышитые изделия. Огромные утюги нагревались на открытом огне, а чтобы придать идеальный вид белью, смазывали утюг свечным воском. Как ни странно для тех лет, в средней школе мы изучали домоводство – все, от правильной стирки до управления семейным бюджетом. Тем самым я была вдвойне подготовлена к управлению домашним хозяйством.
Дом на Норт Парэйд мыли не только ежедневно и еженедельно: ежегодная капитальная весенняя уборка позволяла вычистить те уголки, до которых обычно не добирались. Ковры выносили на улицу и выбивали. Мебель красного дерева, всегда хорошего качества, которую мать покупала на аукционах, мылась теплой водой с уксусом, а затем полировалась. Поскольку весной также проводилась инвентаризация магазина, у нас не было и минутки отдыха.
В доме ничего не выбрасывалось, мы всегда жили строго по средствам. Худшее, что можно было услышать о соседях, это что они «живут с размахом». Поскольку мы были привычны к экономному режиму, мы справлялись с ограничениями военного времени, хотя мы обычно записывали передаваемые по радио рецепты таких скучных блюд, как «Картофельный пирог лорда Вултона» (дешевое блюдо, названное в честь министра пищевой промышленности времен войны). Мама прекрасно готовила. Дважды в неделю она пекла хлеб, кексы и пироги, особенно славился ее хлеб и грэнтемские имбирные пряники. До войны по воскресеньям мы готовили жаркое, которое в понедельник подавалось как холодная закуска, а во вторник превращалось в тефтели. В годы войны воскресное жаркое превратилось в суп почти без мяса или макароны с сыром.
В маленьких провинциальных городках в те дни была своя сеть частной благотворительности. Накануне Рождества в нашем магазине были готовы 150 пакетов, содержавших консервы, рождественский торт и пудинг, джем и чай – все купленное для бедняков клубом «Ротари»{ Ротари-клуб – международная неправительственная ассоциация, возникшая в 1905 г. Объединяет людей вне зависимости от национальной, расовой принадлежности, вероисповедания, политических взглядов. (Прим. ред.)}. Всегда что-нибудь из того, что мама пекла в четверг или воскресенье, посылалось одиноким старикам или тем, кто заболел. Как владельцы магазина, мы всегда знали об обстоятельствах наших покупателей.
Одежда никогда не была для нас проблемой. Моя мать была профессиональной швеей и шила для нас почти все. В те дни существовало две компании, производившие хорошие выкройки, «Вог» и «Баттерик», а на распродажах мы покупали хорошие ткани по сниженным ценам. Так что мы были недорого и, по грэнтемским стандартам, довольно модно одеты. Когда отца избрали мэром, мама сшила для нас, своих дочек новые бархатные платья – голубое для моей сестры и темно-зеленое для меня, а для себя муаровое платье из черного шелка.
Но во время войны дух бережливости стал почти одержимостью. Даже моя мать и я были ошеломлены одной из наших подруг, которая сказала, что никогда не выбрасывает шитые нитки, а использует их заново. «Я считаю, это моя обязанность», – сказала она. После этого так стали делать и мы. Мы ведь были методистами.
У меня было меньше свободного времени, чем у других детей. Отдыхала я во время долгих прогулок, часто в одиночестве. Грэнтем лежит в небольшой лощине, окруженной холмами, тогда как в других местах Линкольншира рельеф очень плоский. Иногда я уходила из города по Манторпской дороге, шла по северной стороне и возвращалась по Большой северной дороге. Мне нравилось подниматься на холм Холле, где во время войны, освобожденные на неделю от школы, мы собирали шиповник и ежевику. В снежные дни с этого холма катались на санках.
Я не была спортивным ребенком, хотя научилась плавать и в школе несколько эксцентрично играла в хоккей. Дома мы обычно играли в такие игры, как «Монополия» и «Пит» – шумная игра, основанная на принципах Чикагской товарной биржи. Позднее, приехав в Америку, я посетила биржу, но мой интерес к торговле тем и закончился.
Появление кино в Грэнтене очень скрасило мою жизнь. Нам повезло иметь среди покупателей семью Кэмпбелл, владевшую тремя кинотеатрами в Грэнтеме. Они иногда приглашали меня к себе домой послушать граммофон. Там я познакомилась с их дочерью Джуди, ставшей впоследствии известной актрисой, сыгравшей с Ноэлем Кауардом в комедии военного времени «Настоящий смех». Благодаря знакомству с Кэмпбеллами кино стало для нас доступным развлечением. Родители были рады, что я могу смотреть «хорошие» фильмы, определение, которое включало мюзиклы Фреда Астера и Джинджер Роджерс и фильмы Александра Корды.
Каждую неделю показывали новый фильм, но если он не вызывал интереса публики, то его заменяли уже с четверга. Так некоторые смотрели два фильма в неделю, но в нашем доме это не одобрялось. Возможно, это ограничение было правильным, ибо я была просто околдована романтическим миром Голливуда. За девять пенсов ты получал удобное место в темноте и смотрел сначала отрывок из фильма, который должен выйти на экран, затем новости британского кино с их радостно-оптимистичным комментарием, после короткий фильм на социальную тему типа «Преступления не оплачиваются» и, наконец, собственно фильм.
Смотрела я приключенческие фильмы («Четыре пера», «Барабан»), изящные комедии, такие как «Женщины», мелодрамы с Барбарой Стэнвик («Стелла Даллас») и Ингрид Бергман. Кино формировало и политическую позицию. Так, подтверждение моим взглядам на Французскую революцию я увидела благодаря игре Лесли Говарда и чудесной Мерль Оберон («Алый цветок»). Проявление верности своим принципам я увидела в фильме Джеймса Стюарта «Мистер Смит едет в Вашингтон». Я с удовольствием наблюдала, как осмеивается советский коммунизм в фильме «Ниночка». Там Грета Гарбо, игравшая роль сурового комиссара, не может устоять перед изящной шляпкой.
Думаю, какое это счастье, что я родилась в 1925 г., а не на двадцать лет раньше. До 1930-х у девочки, живущей в маленьком провинциальном английском городке, не было бы возможности соприкоснуться с таким диапазоном таланта, драматической формы, человеческих эмоций, сексуальной притягательности, зрелищности и стиля. Грэнтем был маленьким городком, но, посещая кино, я попадала в сказочные царства воображения. Это воспитало во мне решимость однажды окунуться в реальность.
Для моих родителей значимой реальностью было «здесь и сейчас». Для них зрелищное развлечение отличалось от развлечения, организованного своими силами. Родители считали, что развлечение, требующее собственных усилий, предпочтительнее позиции пассивного зрителя. Временами меня это раздражало, но я понимала их точку зрения.
Когда мы с мамой и сестрой ездили вместе на каникулы, обычно в Скегнесс, важным считалось быть активным, а не сидеть целый день в бездельной мечтательности. Мы обычно останавливались в гостевом домике с кухней, что гораздо дешевле, чем гостиница, и первым делом по утрам я выходила с другими детьми на физкультурные занятия, организованные в общественном парке. Нам было чем заняться в отпуске, и, конечно, были и пляж, и ведерки, и лопатки. По вечерам мы ходили на эстрадные представления и ревю, с комедиантами, жонглерами, акробатами, певцами из «старых времен», чревовещателями, и большая часть аудитории присоединялась к актерам, чтобы спеть недавний хит Генри Холла «Приглашение друга». Родители считали такие представления допустимыми, хотя мы бы никогда не пошли на эстрадный концерт, пока была жива бабушка Стивенсон, жившая с нами до моих десяти лет.
Пусть никто не подумает, что она была слишком суровой. Ее теплота была частью моей жизни и жизни моей сестры. Одетая «по-бабушкински» в стиле тех дней: в длинном черном сатиновом платье с бисером, летними вечерами она приходила в наши спальни и рассказывала истории из своего детства, а еще пугала нас небылицами о том, как уховертки заползают под кожу. Ее смерть в возрасте восьмидесяти шести лет стала первой смертью, с которой я соприкоснулась. По обычаю тех дней, я пробыла в доме друзей до конца похорон, и все вещи бабушки были убраны из дома.
По сути, жизнь для ребенка складывается из повседневности, и я оправилась довольно быстро. Но мы с мамой ходили ухаживать за могилой бабушки, когда работали неполный день. Я никогда не знала своих дедушек, которые умерли до моего рождения, а бабушку Робертсон я видела лишь дважды, когда мы навещали ее в Рингстеде, Нортэмптоншир. Она была активной старушкой, содержавшей прекрасный сад. Мне особенно запомнилось, что она хранила запас красно-оранжевых яблок в комнате наверху, куда мы с сестрой были приглашены, чтобы выбрать лучшие.
