Газета Завтра - Газета Завтра 245 (84 1998)
А.П. Вот тоже интересный момент. У меня многие спрашивали: одни язвительно, другие с укоризной, а третьи просто не могли понять, шахтерское движение началось с 1988-89 года. Мне рано открылась трагедия, к которой вела политика Горбачева, и мне казалось, что шахтерские протесты той поры, когда они вышли с лозунгами отставки, были протестами против безумного горбачевизма. Казалось, что это движение наше, противогорбачевское, но в результате в Кремль посадили Ельцина.Это сделали, конечно, не шахтеры - там была задействована мощная технология, но шахтеры очень помогли “демократам”. Мы все получили это чудовище, и за семь лет его правления сознание почти у всех очень сильно изменилось.От лозунгов “Даешь Ельцина!” и “Долой союзный центр!” дошли до “Ельцина - на рельсы!” Какие этапы были пройдены, как шла эволюция общественного сознания?
В.С. Я участвовал в первой шахтерской забастовке. Это март 1989 года. Что тогда происходило? Мы вышли с экономическими требованиями, поскольку уже тогда начинали понимать, что нас где-то обрезают. По нашим расчетам получалось, что шахтерам здорово недоплачивают из центра.Поэтому сразу мы перешли на требование отмены шестой статьи Конституции. Кого защищала партия? Рабочих или своих же начальников? Мы ведь прекрасно знали, кто как живет, и в этой партийной структуре увидели своего врага. Пошла информация более-менее расширенная. Съездили шахтеры за границу, посмотрели на тамошние условия труда, на зарплату шахтеров. Получалось, что мы здесь живем, ничего не имея, а при смене власти можно жить намного лучше. Вот эта новая информация очень сильно повлияла на умственные настроения. Человек должен жить в нормальных условиях, а не в тех, что нам предлагали. Человек должен покупать то, что он хочет и когда хочет, а не искать, где талоны отоварить. И когда требование наше отменить шестую статью было выполнено, когда пошла демократизация и на горизонте появился Ельцин с его выступлениями против номенклатурных привилегий - мы его поддержали. Ведь горношахтное оборудование уже 15 лет не менялось, люди поэтому травмировались и гибли. И с Ельциным появилась надежда на улучшение ситуации. Ведь тогда у нас на каждый добытый миллион тонн погибал один шахтер, средняя продолжительность жизни у нас была 49,5 лет, то есть мало кто доживал до пенсии. Яркий пример мой тесть - двадцать дней не дожил до рождения первой внучки, о которой мечтал. В 48 лет его завалило на той же шахте “Северная”. И вот за ту соломинку, что появилась, трудно было не ухватиться. Мы согласились на программу реструктуризации, которую предложило правительство в 1993 году, Чубайс ее подписал. Да, поверили, и наши профсоюзы согласились на это. Когда мы поняли в 1990 году, что ВЦСПСпродала интересы рабочих, то создали свой независимый профсоюз горняков, тогда еще союзный. Предрекали нам и гибель через год-два, но ничего - живем до сих пор. Поэтому началась борьба: и межпрофсоюзная, она до сих пор тянется, государственная система шмаковская отказалась вместе с нами выступать. В 1996 году ситуация уже была довольно сложная, уже задержки зарплаты шли, Ельцин перед выборами подписал указ, который мы пробивали пять лет. Я ему лично руку в шахте пожал, где встреча была. Нас туда не хотели пускать, но мы все равно прорвались. Два года прошло - по этому указу ничего не сделано, пять голодовок прошло, я в них участвовал. Что-то удавалось сделать, что-то сдвигалось с места, но основная проблема не решалась. И вот последнюю голодовку мы провели в ноябре 1997 года в Москве. Поставили мы себе задачу: если ничего не добиваемся, то готовим акцию уже против режима, против Ельцина. И было мною написано письмо на имя президента, что мы объявляем борьбу против него и его режима. Такое письмо я ему направил в начале 1998 года. Я был в списках на встречу в апреле с Ельциным, но Лившиц меня вычеркнул, чтобы я не мог воду мутить. И поэтому мы с февраля готовили эту акцию протеста. Начали со съезда работников угольной промышленности Тимано-Печорского бассейна, но там нас было меньше, чем представителей госпрофсоюза, и эту инициативу там заблокировали. То же было и в Москве, на всероссийском съезде работников угольной промышленности, который мы пикетировали.И в конце концов по инициативе низовых организаций было решено начать акции протеста.
Деньги для нашей поездки в Москву собирала вся Воркута. И первыми откликнулись пенсионерки, инвалиды даже - те, кто сейчас живет последней надеждой на нашу победу. А из 180 тысяч населения Воркуты таких 75 тысяч. Те, кто остался заложником этого режима, не имеет никакой возможности выехать из Заполярья. Все прекрасно понимают, что нынешнее правительство беспомощно, не может защищать интересы народа. Уринсон нас спросил, как прекратить уход денег за границу… Все 15 шахтеров, которые пошли на встречу с ним, слышали это своими ушами. И мнение о беспомощности утвердилось, когда мы пришли в Инте на встречу с правительством Республики Коми. Там были руководители всех силовых структур: ФСБ, милиции, прокуратуры. И в их присутствии у нас попросили помощи, чтобы мы справились с мафией, которая сидит на нашем угле. Они или не могут, или не хотят прекратить то обворовывание рабочих, которое сейчас происходит. Это люди, которые паразитируют на теле государства, на теле страны, а вовсе не правительство.
А.П. Как происходило врастание вашего шахтерского городка, вашего городка в Москву? Как строились отношения с населением, с милицией, с журналистами, с представителями политических партий, с местной и центральной властью?
В.С. После той бурной встречи на Ярославском вокзале, после этого шествия по Москве (а надо сказать, что шли мы смело и никого не боялись, в том числе и милицию, которая пыталась нас на тротуары загнать) - первое время на мосту было напряженным, потому что нас обвиняли: дескать, вот пришли протестовать те, кто Ельцина двигал… Ситуация была очень сложная: с одной стороны, жара, с другой - давление органов с целью вывезти нас на ночь, автобусы были подогнаны. У жителей отношение вначале были настороженное: зачем приехали шахтеры, опять за деньгами или за чем-то другим? И когда мы сказали, что приехали не за деньгами, приехали отстаивать не только свои интересы, но и интересы всех других, что бабушки-пенсионерки насобирали нам денег на дорогу,- отношение стало меняться в лучшую сторону. Мы ведь не к президенту и правительству приехали, не к ним сегодня обращаемся - мы обращаемся к жителям Москвы, к жителям всей страны как единственной силе, которая что-то реально может сделать, помочь нам и себе дожить остаток дней более-менее нормально. Ведь вопрос стоит не о зарплате, а о том, как сохранить жизнь тем людям, кто сегодня работает в шахте. В первые два дня произошли некоторые казусы, конечно. Были попытки нам икорку подкинуть, водочку - такие провокационные действия. Ребята наши еще на месте обязательства подписали, что в случае самовольной отлучки будет немедленно отправлен обратно со всеми вытекающими последствиями. Огромное количество людей к нам приходило, самых разных. Естественно, что мы все время были настороже и готовы ко всему. У нас работали и свои хозяйственные службы, и службы безопасности, в шутку уже даже одного министра назначили. Какой-то период привыкания и отсева тоже был. Может быть, кто-то в душе и надеялся, что приедем в Москву, треснем касками об асфальт - и президент сам от стука свалится. Но готовились мы к борьбе долгой, затяжной, и большинство в этот ритм втянулось. Образовалась та мобильная группа, которая будет стоять до конца, многие ездили уже по регионам, по всем, кроме Тимано-Печорского - там не надо, там все в порядке. Там смели все: ни одной партии, ничего не осталось. Может быть, партия и не нужна. Самая лучшая партия - это собственная честность. Если каждый будет относиться к своей работе честно и не рвать себе куски - все будет нормально.
А.П. Конечно, не только Москва наблюдала за вами глазами спецслужб, партий, газетчиков разных, но и вы на Москву смотрели - глаза в глаза, так сказать. Как вам Москва показалась, какой у нее вид с Горбатого моста?
В.С. Мы научены горьким опытом взаимодействия с властью и выработали своего рода иммунитет. Все, кто к нам приходит,- они оцениваются. С чем человек пришел: помочь, поглазеть, поболтать или еще что? У меня за целый день голова кружится от разговоров, я сплю как убитый, а ребята утверждают, что я и во сне с кем-то продолжаю разговаривать. Так что иммунитет выработался, и у нас нет никакого желания снова провалиться, снова кому-то доверить наши дела, под кого-то подстроиться. Поэтому мы и создали этот Всероссийский штаб по подготовке и координации акций протеста. Раз никто ничего сделать не может, то вот мы, шахтеры, зовем всех к себе - подходите. Левые - становитесь слева, правые - справа, центристы - по центру, и давайте здесь все вместе пока. Ни под чьи знамена, ни под чьи флаги мы здесь не собираемся заходить. Мы сюда приехали под своими знаменами, профсоюзными, и поэтому для нас главное - выдержать свою линию, свои требования. А если кто готов нас поддержать - так мы ни от кого не отказываемся.
