Бар-Селла Зеев - Жизнь мародера
"— А я в турецкой кампании побывал... Ась? Побывал, да. <...> Под Рошичем был бой... <...> Два Егория имею! Награжден за боевые геройства!.."
(I, 1, 23).Итак, подвиги свои дед совершил в 1877 году. Где — тоже ясно: в Болгарии, и даже еще конкретней — под Плевной и Рошичем. Ну что ж, Плевна — место известное. Наверное, и Рошич чем-то знаменит... Только чем? Военная история на этот счет хранит полное молчание. Да и география не более разговорчива. Потому что не было ни такого боя, ни такого Рошича!
Зато был Рущук — турецкая крепость и портовый город на Дунае. Известностью своей, впрочем, Рущук обязан не победам русского оружия, а тому, что наступавшим Восточным отрядом Дунайской армии командовал тогдашний цесаревич и будущий император Александр III. Естественно, что в дореволюционной историографии Рущуку уделялось намного больше внимания, чем он того заслуживал...
Так вот, Рущук назван Рошичем дважды — в авторской речи и в речи персонажа. При этом никаких причин менять невнятное слово Рущук на не более понятное Рошич тоже не отыскать. Даже в турецком названии городка — Хрущук — для русского уха больше смысла, чем в слове "Рошич". Болгары же дали городу и вовсе нетрудное имя — Русе!..
Откуда же тогда взялся Рошич? От невежества и глупости.
С началом и концом — "Р" и "мъ" — Шолохов еще справился, зато со всеми прочими буквами в слове "Рущукомъ" оплошал:
"у" один раз прочел как "о" [ ], а потом как "и" [ ];
"о" перепутал с "е" [ ];
"к" принял за "ч" [ ]...
Так что, поставив "ш" там, где написано "щ", Шолохов совершил наименьшее из прегрешений. А вычитав из "пуза" — "пояс", он лишь подтвердил правоту русской поговорки, увековеченной неутомимым В. Далем:
"Дураку пo-поясъ, а умный сухъ пройдетъ"
(III, 376).И что замечательно — до "пуза" Шолохов так никогда и не добрался, а поменял "пояс" на "брюхо". И это — второй вывод: у Шолохова и Автора романа "Тихий Дон" — разный словарь. Шолохов обозначает живот лошади словом "брюхо", а Автор — "пузо". Разный словарь — это разные языки. Ну, а уж где разные языки, там непременно — разные люди.
* * *
Нет, не ладилось у Шолохова с лошадьми...
Есть в III-й книге романа такой эпизод: к сидящим в засаде казакам приближается (на свою беду) конный разъезд красных.
"Человек десять конных молча, в беспорядке ехали по дороге. На пол-лошади впереди выделялась осанистая, тепло одетая фигура"
(III, 6, 30).Так эта фраза выглядела уже в журнальной публикации 1932 года. Но до тех пор прошло три года (1929 — 1931), когда цензура третью книгу до читателя не допускала. Вначале, видимо, запрет этот не казался абсолютным, и в 1930 году Шолохову еще удавалось публиковать какие-то отрывки.
Напрасно он это делал, потому что в изданной "Библиотекой "Огонек"" книжечке "Девятнадцатая година (Неопубликованные главы "Тихого Дона")" мы можем сегодня обнаружить такое:
"На площади впереди выделялась осанистая, тепло одетая фигура".
Какая площадь? Откуда взяться площади на степной дороге?
Ясно, что площадь здесь не к месту, но как вообще можно было вычитать "площадь" из половины лошади?..
Русский язык начала ХХ века мы понимаем без большого труда, но знаем его очень приблизительно. И еще приблизительней наши знания о специфических сферах языкового обихода. Например, о сокращениях.
Даже в специальной литературе практически не отмечено, что в 10-е годы иными были не только аббревиатуры (это очевидно), но и правила их образования. Например, мы без труда расшифровываем аббревиатуру "гос." — "государственный (-ое,-ая)", но вряд ли отдаем себе отчет, что дожившее до наших дней сокращение "Гохран" отличается от аббревиатуры "Госстрах" не только содержательно, но и принципиально: в эпоху учреждения Гохрана слова в сокращениях были представлены открытыми слогами ("го=", а не "гос="). Потому и НЭП вначале назывался НЭПО — Н[овая] Э[кономическая] ПО[литика]... И языковый ландшафт карательных органов свидетельствует о времени их учреждения: СИЗО — С[ледственный] ИЗО[лятор], ШИЗО — Ш[трафной] ИЗО[лятор]...
Из той же эпохи и знаменитая аббревиатура "зе-ка" или "зека". Впрочем, здесь принцип сокращения иной — тройной. Вначале было слово "заключенный" (заменившее прежнего "узника" с его ненужными революционными ассоциациями), затем — сокращение первого рода, вполне понятное: "зак.". И вот здесь происходит главное — аббревиатура "зак." сокращается вторично: "з/к". То, что мы знаем теперь ("зе-ка", "зека"),- это третья степень сокращения — чтение названий букв, входящих в аббревиатуру. Но сама форма "з/к" такого чтения не предполагала; косая черта ("/") служила лишь обозначением пропуска гласного "з<а>к". Тому же правилу подчинялось и наводнившее деловую и частную корреспонденцию сокращение "к/к", заменившее самое обычное слово "как" (во всех его функциях).
Это — сокращения общепринятые, но были, наверняка, и индивидуальные, особенно в черновиках, записках для себя...
На такую мину, судя по всему, и напоролся Шолохов, пытаясь прочесть в рукописи слово "п/лошади" — "пол-лошади". С первой попытки не преуспел — вышло "площади"... Через два года все-таки справился. Или кто-то грамотный помог...
Страшная месть
История третьего шолоховского романа темна и невразумительна. Более того, в последние годы высказано мнение, что известные нам печатные фрагменты вообще не относятся к роману "Они сражались за Родину"...
С таким заявлением выступил бывший литературный секретарь Шолохова Федор Шахмагонов. Опирается он на слова самого писателя, сказанные, как можно понять из контекста воспоминаний, еще при жизни Сталина:
"— <...> "Они сражались за Родину" вовсе не роман, а фронтовая повесть...
И Михаил Александрович рассказал, каким образом фронтовая повесть превратилась молвой в роман"...[13]
Сразу же прервем мемуариста: не надо пенять на молву — сноской "Главы из романа" сопровождалась публикация уже самого первого отрывка из произведения "Они сражались за Родину"...[14]
Но продолжим слушание показаний Шахмагонова:
"<...> Некоторое время спустя после окончания войны в журнале "Знамя" была опубликована статья американского литературного критика. В ней он рассуждал о возможности появления всеохватывающей эпопеи в жанре романа о Второй мировой войне. В своих рассуждениях, сравнивая характер дарования Хемингуэя, Драйзера, Ремарка и Шолохова, он пришел к выводу, что создание такого масштаба произведений можно ожидать только от автора "Тихого Дона".
Сталин пригласил к себе Шолохова. Принимал его в присутствии Г.М. Маленкова. Они дали прочитать Михаилу Александровичу статью, и Сталин сказал, что ждет от него именно такого всеохватывающего романа о войне. Сталин даже добавил, что если в романе прозвучат мотивы пацифизма, это простится.
Михаил Александрович сослался на то, то он еще не окончил повесть "Они сражались за Родину".
— Пусть эта повесть войдет главами в большой роман.
<...> Так родилось обещание Шолохова создать роман-эпопею "Они сражались за Родину" в трех книгах. Правда, он нигде не разъяснял, что главы повести войдут в этот роман, хотя и пытался как-то их привязать к этой грандиозной задаче"[15].
Утверждение в последней фразе снова вызывает возражения, поскольку "разъяснял" — в частности И. Араличеву в 1947 году:
"Опубликованные главы романа — из середины"[16].
Кроме того, рассказ Шахмагонова входит в некоторое противоречие с версией ростовчанина Владлена Котовскова, также опирающегося на слова Шолохова:
"Мне не раз приходилось слышать рассказ Михаила Александровича о том, с чего начинался его военный роман. В июне 1967 года во время вешенской беседы Шолохова с молодыми писателями стран социализма я записал этот рассказ и теперь, дополняя ранее или позднее слышанными деталями, воспроизведу его:
"Когда и как я начал писать роман 'Они сражались за Родину'? На фронте, в сорок втором году. Однажды я задержался в Москве после контузии, и меня пригласил к себе на квартиру в Кремль Сталин. Были там члены Политбюро. Состоялся разговор. Сталин похвалил 'Науку ненависти' <...>
Сталин начал раскуривать трубку и спросил:
— Когда вышел роман Ремарка 'На Западном фронте без перемен'?
— В русском переводе в 1929 году.
— Поздно. Через десять лет после войны. Роман о нынешней войне надо писать сейчас. Ремарк — это буржуазный писатель, а вы — советский писатель, коммунист. К тому же нынешняя война является для нас освободительной, народной, священной — Отечественной войной.
