Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 22. Прогулки по опушке
Возможно в Сибири и аварийное приземление. Что будет при этом с журавлями – один вопрос, другой – что будет с Человеком-орлом, готов ли Анджело к аварийным посадкам, есть ли у него запас продовольствия и средства для выживанья? Анджело сказал, что может взять в мешок под «крылом» два килограмма калорийной еды. Ну а если случится беда? Анджело ответил, что есть передатчик и его могут найти вертолеты. О том, что дело это весьма дорогое, «Орел» не думает, над этим ломают головы журавлятники, надеющиеся на какой-то вертолет с Ямала и, конечно, на порядком уставшее от специфических дел МЧС.
В заключение разговора Анджело признался, что скучает в русских лесах по спагетти и по красному вину, но делает записи для будущей книги и ему не так важно, если полет будет прерван в самом начале.
И наступил момент демонстрации достижений. Я сказал, что приехал посмотреть, как лидер летает и как следуют за ним журавли. Анджело, потряхивая кудрями и сверкая рекламными нашивками на одежде, вышел «пощупать» ладонью ветер и сказал, что он отменно хорош. Но, сходив к журавлиным вольерам, Анджело неожиданно заявил, что лететь не может: «Боюсь турбулентных потоков вот от этого дерева». Слушая разглагольствования, рассчитанные на простаков, я не стал спрашивать, что думает Анджело о турбулентных потоках, ожидающих его не на обжитой площадке, а на пути в две с половиной тысячи километров.
Как и всем журналистам, мне показали пробег Анджело под крылом планера и журавлей, не хотевших не только летать, но и бежать за лидером. Пришлось итальянцу, облачившись в белый балахон (имитация облика журавля), подманивать птиц едою. Закусив, рыжие журавлята отошли и не обращали внимания на пробеги их лидера. Пришлось молодым ребятам, работникам питомника (тоже в балахонах), размахивая руками, стимулировать бег за летательным аппаратом. Снимать все это было неинтересно.
Позднее я спросил у друзей-журавлятников: отчего Анджело не захотел полететь? «Он почувствовал в вас человека серьезного, понимающего суть дела и испугался, что называется, ударить в грязь лицом». Короче, и Анджело, и журавлятники знали, что журавли еще не летают. Между тем для отбытия с журавлями к месту их старта в низовья Оби осталось четыре дня. Из журавлей нескольких «отчислили» по болезни. И не ясно было, сколько их предположительно поведет за собою Человек-орел, откровенно называющий себя спортсменом с авантюрным характером.
А не проще ли выпустить журавлей у границ Казахстана или даже Ирана, где предположительно они могут зазимовать? «Но ведь надо нарабатывать технологию…» – был ответ.
Вот такие дела с нашумевшим странствием журавлей. Подождем результатов. Я давно слежу за очень хрупкой программой спасения стерхов и очень хотел бы ошибиться, но, по-моему, затея эта, подготовленная «комом», на скорую руку, способна программу лишь скомпрометировать.
• Фото из архива В. Пескова. 23 августа 2002 г.
У Дона
В жарком июле
Угораздило нас оказаться в пекле июля на Среднем Дону. Пожаловали ловить рыбу. Два партнера моих – завзятые удильщики – привезли снастей воз и маленькую тележку (буквально прицеп к машине). Опустим перечисленье предметов кочевого быта от палаток до сковородки. Главное – снасти. Все сверкало лаком и никелем, все было проверено в деле: крючки, катушки лесок, блесны, садки для рыбы. Я, презренный плотвичник, робел, глядя на это богатство. Но в дороге два друга моих, размышляя о сомах, сазанах, судаках, спохватились: а куда же будем рыбу девать? Это был очень серьезный пробел в стратегии маленькой экспедиции. Решили: станем одаривать рыбой тех, кого встретим на берегу. Я тоже решил: возьмут и плотву. И вот первое утро на берегу тихо текущей реки. Я, конечно, с дороги проспал, продрал глаза, когда два Мастера в резиновых сапогах, как в ботфортах, возвращались с уловом. Что же поймали? Полтора десятка, правда, крупной, в полторы ладони, плотвы. Я, разглядывая улов, причитал: «О, презренная Мастерами ужения рыбка, спасибо, что не оставила нас без завтрака!» Мастера посмеивались, но были озадачены. Начался обычный разговор об особенностях водоемов, о вкусовых привычках рыбы, о везении, наконец. Но осторожная разведка – а как у соседей – показала: не ловится у всех. Жарко! Рыба искала спасенья у донных холодных ключей и, похоже, совсем не кормилась.
Между тем мальчишка, ехавший мимо нашей стоянки на велосипеде, показал двух стерлядок и с полведерка нестыдной добычи. И все это поймано было снастью, намотанной на палку.
Атака на рыбу возобновилась. Две резиновые лодки курсировали по Дону, под кручей у лагеря на глубину были брошены закидушки. И опять – ничего! На удилищах дремали стрекозы, живцы на крючках от жары дохли. Попытка ночью прищучить рыбу на отмели бредешком принесла лишь щуренка величиной с карандаш. Мастера приуныли. Может, дело в наживке, приваде? Навестившие нас журналисты из Петропавловки и местный судья, между делом пишущий неплохие стихи, оставили много разных инструкций, полмешка жмыха и ведро манки с горохом – приваживать рыбу.
Солнце всходило и заходило. Противоположный песчаный берег реки с утра до ночи оглашался музыкой и воплями купальщиков. В два дня мы почернели, как жители берегов Конго, но рыбы не было. На уху, правда, кое-что попадалось, но чтоб одаривать рыбой – такого и не предвиделось.
Чтобы занять себя, я фотографировал лягушек, которыми Мастера пытались соблазнить сомов – им-де жара нипочем. И решил еще самолично проверить, как работает снасть, изобретенная, как считают, китайцами, возможно, тысячу лет назад. Снасть остроумно проста. На леску вместо крючка крепят пуговицу от солдатской шинели, а рядом привязывают поводок с кусочком жмыха. Сазан на дне подходит к приманке и начинает ее с аппетитом сосать. А рядом течение шевелит пуговицу. Она хлопает рыбу по жабрам, сазан решает узнать, что же это такое, и берет пуговицу в рот. Ощутив металл, наверное, с отвращением пуговицу он выбрасывает, но не изо рта, а оттопырив жаберную щеку. Дальнейшее, пожалуй, и в объяснении не нуждается. Сазан сидит на кукане.
Один из наших – реставратор из Саранска Анатолий Яковлевич Митронькин.
Мастера помогли для эксперимента снарядить снасти. Мое же дело было простым: следить, не дрогнет ли сигнальный прутик на берегу, вокруг которого обернута леска и наверху положен камешек – если леску в воде потянуло, камешек сразу же упадет.
Четыре часа просидел я возле двух прутиков с камешками на макушке. Увы, ни один не упал. Поневоле я стал отвлекаться – наблюдаю, как ходит по соседству паром, как дерутся стрекозы за право посидеть на конце удилища, настороженного на сома, как вороны собираются на сухом дереве проводить солнце. На ночь оставил снасти настороженными. Но сазаны упорно не хотели участвовать в эксперименте.
«А их тут нету», – сказал пастух, как видно, знающий толк в рыбалке. И объяснил: было много когда-то в Дону сазанов, да выловили. Чутка эта рыба ко всякого рода приманкам, вот и почти что прикончили.
Три дня промаялись мы на обрывистом берегу опушенного дубняком Дона и решили снять осаду с реки – удалиться к старице, по которой когда-то текла река и которая превратилась в тридцатикилометровую цепь озер. В иные годы рыбы в старице, как рассказали, бывает не менее, чем в Дону. Но этой весной Дон не вышел из берегов, не разлился по пойме, и старица осталась с тем, что имела. Мы махнули рукой – в тишине поживем.
Старица
Слово «старица» поэтичное, как «околица». Равнинные реки изредка во время больших половодий в каком-нибудь месте меняют русло, а берега старой части реки начинают зарастать ольхой, ветлами, тополями, непролазным кустарником, у воды – камыши, осока и тростники, по воде – телорез, лилии и кувшинки. Тихий мир, отражающий небо в зеркальных водах. Всякая жизнь льнет к старице. В прибрежных крепях легко тут укрыться лосям, кабанам, лисам, волкам, благоденствуют тут бобры, и множество разной птицы ютится возле спокойной воды. Рыбы в старице меньше, чем в русле реки, точнее, она помельче. Добыча для рыбака главная: щуки, лини, караси, красноперки. Мы готовы довольствоваться малым, лишь бы побывать в тишине и безлюдье.
И все же поимка крупной рыбы – радость. Одному из искусных наших удильщиков нежданно-негаданно попался «душман» – так называют на Дону и на Волге помесь белого карася с карпом. Плотная, «коренастая» рыба необычайно живуча и зимует даже в грязи пересыхающих бочагов. В промежутке между Волгой и Ахтубой однажды я встретил за странным занятием трех мужиков. Стоя в резиновых сапогах в высохшем бочаге, вилами они кидали к тележке комья грязи.
– Что это за работа?
