И. Беглов - США: собственность и власть
При сборе материалов в качестве источников использовались прежде всего ежемесячные бюллетени Комиссии контроля над обращением ценных бумаг и двухмесячные публикации «Стандард корпорейшнл дескрипшенз». Сведения об акционерах время от времени появляются на страницах финансовых разделов газет И особенно в таких деловых органах, как «Бэррон’з», «Бизнес уик», «Форчун» и «Уолл-стрит джорнэл».
Собранный материал, конечно, далеко не полон. Но даже эти данные представляют возможность судить не только об огромной степени концентрации в руках горстки богачей акционерной собственности в США, но и об общих тенденциях развития отношений собственности в крупных корпорациях.
Буржуазные социологи игнорируют роль банков в системе финансового контроля над промышленными корпорациями. В своих исследованиях они произвольно выхватывают крупные промышленные корпорации из общей финансово-промышленной системы, наделяют их полной экономической самостоятельностью и приписывают им роль главных центров экономической власти.
Берлианцы не любят ассоциировать промышленные корпорации с банками. Включение банкиров и финансистов в экономическую картину разрушает одну из главных логических предпосылок, на которых покоится концепция «отделения собственности от власти» в современной корпорации.
«Преобладание финансового капитала над всеми остальными формами капитала, — подчеркивал В. И. Ленин, — означает господствующее положение рантье и финансовой олигархии»[8]. В силу внутренней диалектики экономических процессов, присущих финансовому капиталу, распыление владения акциями порождает свою противоположность — огромную концентрацию акций в распоряжении крупных финансистов. Чем сильнее распылены акции какой-нибудь корпорации, тем более вероятным становится переход контроля над ней из рук капиталиста-промышленника в руки финансистов. Следовательно, распыление владения акциями ведет не к ослаблению власти собственников капитала вообще, а лишь к сокращению сферы власти промышленного капитала и к усилению господства магнатов-финансового капитала.
Во второй половине XX в. контроль банков над промышленными корпорациями значительно усилился. К старому источнику власти банков, вытекавшему из их положения кредитов, добавился относительно новый, связанный с возможностью для банкиров распоряжаться голосами множества акций, оказавшихся под их контролем. В последние десятилетия банки превратились в гигантские аккумуляторы «голосующей силы» в результате того, что сотни тысяч богатых рантье передоверяют им право голоса распоряжаться своими акциями.
Крупные американские банки обычно контролируются союзами богатых капиталистов, владеющих акциями не только банков, но и промышленных корпораций. Развитие трестовских операций банков способствовало переплетению владения акциями и укреплению личной унии банков с крупнейшими промышленными корпорациями. На этой основе сложились могущественные финансовые группы, поделившие между собой промышленные корпорации на сферы влияния, включающие большинство тех самых гигантских промышленных корпораций, которым буржуазные экономисты приписывают роль главных центров экономической власти. Эти корпорации играют роль самостоятельных центров экономической власти лишь в тех случаях, когда значительная часть их акций находится в руках одной-двух семей (например, «Форд мотор» или «Е. И. Дюпон компани»).
Развитие акционерной формы промышленных и финансовых предприятий породило в США довольно многочисленный слой высокооплачиваемых администраторов, занимающих посты президентов и вице-президентов корпораций. Только в пределах крупных корпораций эта категория администраторов насчитывает несколько десятков тысяч человек. Но количественный рост слоя профессиональных управляющих не вызвал каких-либо качественных изменений в структуре класса капиталистов с точки зрения распределения власти. Наемные администраторы по сравнению с крупными собственниками акционерного капитала по-прежнему занимают второстепенное, подчиненное положение в буржуазном обществе. Собственники капитала обычно предоставляют наемным администраторам широкую свободу действий в сфере организации производства и сбыта продукции. В целях наиболее эффективной эксплуатации наемного труда администраторы наделяются неограниченной властью над рабочими и служащими. Но если наемный администратор задумает выйти за пределы своих обязанностей и вторгнуться в сферу «высшей финансовой политики», то его одернут и укажут ему место.
Непомерное преувеличение роли наемных администраторов в современном капиталистическом обществе опирается на некоторые особенности акционерной формы предприятий. Развитие этой формы затемнило отношения между собственником капитала и наемным управляющим. Возник фетишизм титулов, извращающий действительные отношения собственности и экономической власти: наемным администраторам приписывается неограниченная власть над предприятиями, которыми они управляют по доверенности от собственников капитала, и, наоборот, собственники капитала объявляются отстраненными от власти. Иногда даже советские социологи говорят о том, что «трудно провести серьезное различие» между наемными администраторами и такими капиталистами, как Форды, Рокфеллеры и Меллоны[9]. В действительности провести «серьезное различие» между подлинными магнатами финансового капитала и наемными администраторами не так уже трудно, если не поддаваться фетишизму титулов и другим обманчивым внешним признакам власти. Это различие состоит в том, что Рокфеллеры, Меллоны, Форды и Рейнольдсы в контролируемых ими предприятиях могут всегда уволить наемных администраторов, если последние не обнаруживают достаточной ретивости или умения обеспечивать прибыль на доверенные их управлению капиталы. Но Меллонов, Фордов, Рокфеллеров, Рейнольдсов и прочих магнатов финансового капитала профессиональные управляющие, разумеется, не могут лишить права фактического контроля в корпорациях и реальной власти в обществе. Их может лишить собственности и господствующего положения лишь социалистическое переустройство общества, а не мнимая «революция управляющих».
Господство магнатов капитала в свою очередь прямо связано с политическими аспектами функционирования современной финансовой олигархии.
Магнаты финансового капитала не могут стоять вне политики, даже если бы они этого хотели. Императив «самосохранения» требует от них активного участия в ней. В этом смысле можно сказать, что финансовый капитал вовлечен в политику в силу экономического детерминизма. Современное буржуазное правительство является распределителем миллиардных военных заказов. Правительственные субсидии, скрытые и открытые, представляют собой «нормальное» условие функционирования капиталистической экономики. Правительство предоставляет гарантии вывезенным за границу капиталам. Оно может наградить своих фаворитов льготным отпуском электроэнергии с государственных электростанций или льготными условиями амортизации капитала. Правительственные регулирующие органы могут облегчить или, наоборот, затруднить слияния и поглощения корпораций.
В этих условиях борьба за сферы экономического влияния неизбежно сочетается с борьбой за политическое влияние. По выражению американских социологов У. Адамса и Г. Грэя, финансовые группы в настоящее время являются по преимуществу «политизированными единицами», осуществляющими свои интересы посредством правительственных органов[10]. «Центры экономической власти», говорят эти социологи, имеют тенденцию к переплетению с «центрами политической власти».
Именно поэтому в данной работе наряду с анализом механизма концентрации экономической власти в руках нескольких сот магнатов финансового капитала показан процесс превращения, выражаясь фигурально, экономической «массы» богатства в «энергию» политической власти.
Власть денег и буржуазная демократия как бы созданы друг для друга. Как говорил В. И. Ленин, буржуазная демократия всегда остается раем для богатых и ловушкой для бедных[11]. «Всевластие «богатства», — писал В. И. Ленин, — и потому вернее при демократической республике, что оно не зависит от отдельных недостатков политического механизма, от плохой политической оболочки капитализма. Демократическая республика есть наилучшая возможная политическая оболочка капитализма, и поэтому капитал, овладев ... этой наилучшей оболочкой, обосновывает свою власть настолько надежно, настолько верно, что никакая смена ни лиц, ни учреждений, ни партий в буржуазно-демократической республике не колеблет этой власти»[12].
Эти слова В. И. Ленина особенно подходят для характеристики социально-экономических условий современной Америки. Буржуазная демократия в США является почти идеальной формой осуществления власти финансовой олигархии. Американские магнаты финансового капитала с полным основанием могли бы сказать: «Государство — это мы». В истории США за последние 40 лет не было случая, чтобы финансовая олигархия не смогла навязать американскому народу свою волю в решении важнейших вопросов внутренней и внешней политики.
