Владимир Пронников - Японцы (этнопсихологические очерки)
Хотя долговременная «закрытость» Японии пагубно сказалась на экономическом развитии страны, она в то же время способствовала возникновению феномена японской национальной психологии. И когда в середине XIX в. Япония встретилась лицом к лицу с иностранными державами, японская традиционная культура, законсервировавшаяся в эпоху Токугава, смогла успешно противостоять воздействию иноземной (западной) культуры, сравнительно безболезненно усваивала при этом ее наиболее рациональные элементы.
Даже когда незавершенная буржуазная революция 1867-1869 гг., известная под названием «Мэйдзи исин» – «реставрация Мэйдзи» (по посмертному имени японского императора Муцухито, правившего с 1868 по 1911 г.), привела к коренным изменениям в области экономики, политики, культуры, за которыми последовали существенные изменения в системе социальных отношений, национальная психология японцев изменилась очень мало. По-прежнему в характере японцев доминировали черты, сложившиеся в эпоху изоляции Японии, в условиях закрытого, строго ритуализованного сословного общества: трудолюбие, организованность, готовность к безоговорочному подчинению, настойчивость, выдержка, нетребовательность в отношении жизненных условий и т. п.
Хотя не все из этих черт обладают одинаковой степенью существенной устойчивости, они четко прослеживаются как в феодальный, так и в капиталистический периоды Японии. Безусловно, преемственность психологии обусловлена преемственностью социальных институтов.
В частности, причину постоянной готовности японцев к беспрекословному подчинению американский исследователь Дуглас Харинг видит в более чем трехсотлетнем господстве и стране тоталитарной системы угнетения, основанной на всепроникающем шпионаже а полицейском произволе. То, что было создано при Токугава, считает Харинг, было лишь модифицировано и продолжено в послемэйдзийской императорской Японии [28].
В свою очередь, национальная психология способствовала развитию централизованного государства. Япония быстрыми темпами реорганизовала промышленность, ввела усовершенствования в сельское хозяйство, реформировала общественное устройство. Самурайский воинский дух побуждал народные массы на борьбу за «доблесть нации». За какие-нибудь три-четыре десятилетия Япония шагнула вперед. Не будь у этой нации соответствующих психологических качеств, буржуазные отношения не получили бы столь интенсивного прогресса, как это случилось весле выхода Японии на капиталистический путь развития.
В августе 1945 г., когда Япония потерпела поражение в войне и японский император объявил о безоговорочной капитуляции, многие японцы восприняли это событие как величайшую катастрофу. Но хотя японское общественное сознание и вынуждено было резко переориентироваться на новые идейные ценности, оно сохранило в своих глубинах ориентацию на унаследованные этические в нравственные нормы. Об этом наглядно свидетельствуют материалы японского Института математической статистики, который с 1953 г. регулярно, через каждые пять лет [266], проводит исследования японского национального характера.
Судя по опубликованным данным, японцы не склонны отказываться даже от того, что уже сами считают устаревшим. Это касается, в частности, принципов домостроя, традиций, этикета и т. д. Так, на вопрос: «Как вы думаете, замужняя женщина должна заниматься только домашними делами или еще работать на производстве?» – Мужчин и женщин ответили, что ей лучше сидеть дома. На вопрос: «Есть ли врожденная разница в умственных способностях мужчины и женщины?» – 62% мужчин в 63% женщин дали утвердительный ответ (в обоих случаях опрашивалось по 700 человек). На вопрос: «Стоит ли японцам обходиться без привычных оборотов вежливой речи, в частности без многообразных форм „я", „ты", "вы"?» – 60% опрошенных ответили, что этого делать не стоит, в лишь 28% назвали существующую практику общения устаревшей. Не менее показательны ответы японцев на вопросы о самоубийстве, о кодексе поведения и т. д.
Японский язык
На японском языке сегодня говорят 119 млн. жителей Японии. Отдельные группы населения, понимающие по-японски, живут в Корее, Гонконге, на Тайване, Гаваях, Гуаме и в некоторых районах Бразилии.
Хотя японский язык построен на той же иероглифической основе, что и китайский, общность двух языков ограничивается письменностью. Сам же японский язык, его грамматика и лексика относятся к языкам не аналитического, как китайский, а агглютинативного строя. Да и генетически они различны. Японцы не имели исконно японской письменности и свои древние хроники записывали китайским письмом. Китайские иероглифы не были приспособлены к фонетическому строю японского языка, что внесло большие трудности не только в систему письма и чтения, но и в понимание японского текста. Китайские иероглифы в японском тексте читались на японский лад и нередко обозначали совсем иные реалии, чем в китайском тексте. Это побудило японцев обратиться к слоговой азбуке, две фонетические разновидности которой – хирагана и катакана – объединяются под общим названием кана. С помощью кана японцы начали записывать слова, для которых не находилось китайских смысловых иероглифов. Кроме того, кана оказалась удобной для обозначения служебных глаголов, окончаний знаменательных глаголов и грамматических частиц. Создалось уникальное сочетание двух систем письма – иероглифической и фонетической.
Если взять наугад какую-нибудь страницу современного японского журнала, то на ней будет в полтора-два раза больше кана, чем иероглифов. Это соотношение изменяется в зависимости от характера текста. Обычно иероглифами в японской литературе записывают слова, обозначающие предметы, действия, состояния, признаки и т. п. Так, если передать на японский язык предложение «человек приехал из города», надо корневые морфемы «человек», «город» и «ех» в слове «ехал» обозначить иероглифами, а послелог «кара», соответствующий русскому предлогу «из», – значками кана.
Перед второй мировой войной в известных токийских газетах употреблялось от 7500 до 8000 иероглифов. Первая попытка сократить их количество относится к 1872 г., когда было предложено довести число употребляющихся знаков до 3167. В 1946 г. министерство просвещения рекомендовало сократить этот список иероглифов до 1850. Принята также упрощенная и сокращенная форма написания около 740 иероглифов. Несмотря на эти реформы, в настоящее время число употребляемых иероглифов в японской прессе доходит до 4-5 тысяч, а в специальной литературе – до 8-10 тысяч. Иероглифы связывают национальную культуру Японии с культурой дальневосточного региона, которая вся сложилась на основе единства иероглифики, а кана привносит в японскую письменность самобытность, позволяет ощутить именно ее национальную принадлежность. Японская специфическая речь еще ярче оттеняет это ощущение (см. главу IV).
2. Что пишут о японцах?
Вопросы национального характера японцев уже не одно десятилетие занимают историков, философов, психологов различных стран. Сейчас можно даже говорить о массовом увлечении на Западе различными аспектами духовной жизни японского народа. Западные исследователи пытаются проникнуть в сущность общественного сознания японцев, стараются понять мотивацию поведения японской нации.
Запад о японцах
Большинству западных авторов свойственна субъективность в оценке национальной психологии японцев. При рассмотрении различных ее сторон они не всегда учитывают социально-экономические факторы, их влияние на духовную жизнь японцев. Одной из наиболее характерных в этом плане работ является вышедшая в 1947 г. книга американского этнографа Р. Бенедикт «Хризантема и меч» [190].
Это было первое послевоенное исследование о японском национальном характере, и пользовалось оно исключительной популярностью. Книга была тотчас переведена на японский и опубликована в Токио. Этому усиленно способствовали американские оккупационные власти, которые полагали, что знакомство японцев с концепцией, положенной в основу книги Р. Бенедикт, облегчит американской администрации управление побежденной Японией.
Р. Бенедикт никогда не бывала в Японии. Работу над книгой она начала в июне 1944 г. по поручению американского военного командования в узко практических целях: политическим и военным деятелям нужен был материал для определения военной стратегии и послевоенной политики в отношении Японии. Р. Бенедикт, в частности, исследовала следующие вопросы, которые дебатировались американскими политиками и военными, планировавшими и принимавшими решения в отношении Японии: «Возможна ли капитуляция без вторжения? Следует ли бомбить императорский дворец? Что можно ожидать от японских военнопленных? Потребуется ли после установления мира введение в Японии постоянно действующего военного закона, чтобы поддерживать порядок? Следует ли американской армии быть готовой к ожесточенному сопротивлению японцев в каждом укрепленном горном ущелье? Не произойдет ли в Японии революции подобно французской или русской до заключения мира? Не является ли альтернативой революции искоренение японцев как нации?» и т. д.
