Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6525 ( № 37 2015)
Об игровом начале деятельности кружка свидетельствовали многие другие современники. «Оно (Арзамасское общество) было ни литературное, ни политическое, в тесном значении сих слов, но в настоящем своём существовании клонилось само собой и к той, и к другой цели… Оно сперва имело в намерении пресечь интриги в словесности и драматургии, поддерживать истинные таланты и язвить самозванцев-словесников... Оно было шуточное, забавное, и во всяком случае принесло бы более пользы, нежели вреда, если б было направляемо кем-нибудь к своей настоящей цели...» – сообщал в 3-е отделение Фаддей Булгарин.
Исходя из всего этого, не приходится удивляться тому, что исследователи последующих эпох видели в «Арзамасе» исключительно или прежде всего смеховое, пародийное, легкомысленное начало. Об этом писали такие литературоведы, как П. Анненков, П. Бартенев, В. Вацуро, Л. Гиллельсон, Л. Гинзбург, Е. Сидоров, Б. Томашевский и многие другие. В 1994 году вышел двухтомный сборник материалов общества «Арзамас» под редакцией В. Вацуро и А. Осповата. Основной акцент там тоже был сделан на литературно-иронических выступлениях и ритуалах членов кружка.
«С ними бы жить и умереть»
Но зачем же это скоморошество понадобилось кружку, включавшему в свой состав серьёзных и влиятельных людей – сановников, дипломатов, почтенных деятелей культуры, известных писателей? Среди фундаторов и членов этого клуба были попечитель Санкт-Петербургского округа Сергей Уваров, граф Дмитрий Блудов, юнкер Коллегии иностранных дел Дмитрий Дашков, сын сенатора Дмитрий Северин и проч. Ещё более блестящую карьеру на государственной службе они сделали впоследствии, чему, бесспорно, способствовала дружба с другими «гусями». Совсем недалеко от орбиты «Арзамаса» находились дипломаты И. Каподистрия, К. Нессельроде, П. Полетика, А. Стурдза. Поддерживал духовные контакты с кружком будущий митрополит Филарет (Дроздов). Есть мнение о том, что делами арзамасцев живо интересовалась вдовствующая императрица Мария Фёдоровна. Зачем же столь высокопоставленным людям понадобилось столь несерьёзное предприятие?
Было бы наивным отрицать наличие юмористического начала в жизни «Арзамаса». Причин для этого, как представляется, было несколько.
Во-первых, не будем забывать, что одной ногой «арзамасцы» стояли в XVIII веке. «Столетье безумно и мудро», – написал о нём Александр Радищев. Пожалуй, ни в одну другую эпоху в России не было такого количества шутников, чудаков, оригиналов и клоунов. Причём на самых высоких степенях общественной иерархии. О них можно прочесть в книгах Михаила Пыляева. Или вспомнить грибоедовского героя Максима Петровича, который нарочно падал в присутствии императрицы. Шут, гаер, придурок, скажете вы. Но вспомним, что в итоге он «не то на серебре, на золоте едал; сто человек к услугам; весь в орденах; езжал-то вечно цугом; век при дворе, да при каком дворе!.. Максим Петрович! Шутка! Вы, нынешние, – ну-тка!» – с бесспорным уважением, а то и завистью вещал Фамусов.
Одним словом, скоморошество и юродство было общепринятым стилем, более того – фактической необходимостью; это прекрасно понимали молодые члены кружка. По мнению Юрия Лотмана, «Арзамасцы были не только служилые люди, но и прочно стояли на дороге карьеры – бюрократической или придворной». Поэтому они могли смеяться сколько душеньке угодно.
Во-вторых, к активному сотрудничеству людей столь разноплановых и разнонаправленных могли привлечь не сухие и скучные бдения, а лихие, полные искренней весёлости посиделки. Это отлично понимали те чиновные отцы-основатели кружка, который был необходим государству и прежде всего государю. Поэтому арзамасские досуги не только не порицались, а поощрялись высшим руководством. Смех был залогом жизнедеятельности этой культурной ниши, а «как только, – писал тот же Жуковский, – было принято решение стать серьёзными, оно умерло внезапной смертью…»
В-третьих, наконец, стоит вспомнить, что царствование Александра I ознаменовалось всплеском интереса ко всякого рода мистицизму, и, в частности, к масонским символам и ритуалам. Мода на участие в ложах тревожила многих дальновидных политиков того времени, но как можно воспрепятствовать распространению франкмасонства, если оно приветствуется во дворе? Но трудно найти более эффективное средство борьбы против какого-либо явления, чем сделать его смешным.
В обычаях кружка нередко усматривались черты пародии на масонство, хотя многие исследователи неохотно соглашаются с этим. Между тем тот же Булгарин не без основания утверждал: «Сие общество составляли люди, из коих почти все, за исключением двух или трёх, были отличного образования, шли в свете по блестящему пути и почти все были или дети членов Новиковской Мартинистской секты, или воспитанники её членов, или товарищи и друзья и родственники сих воспитанников. Дух времени истребил мистику, но либерализм цвёл во всей красе», – пишет он в своём донесении после казни декабристов, имея в виду братьев Тургеневых, К. Батюшкова и Н. Муравьёва. Характерно и то, что при общении кружковцы называли друг друга братьями, а своё движение часто именовали «Новый Иерусалим». В то же время члены «Арзамаса» не принимали идей и деятельности видного вольного каменщика издателя «Сионского вестника» Александра Лабзина. Как видим, арзамасцы и интересовались масонством, и дистанцировались от него.
Братские отношения не означали, впрочем, полного согласия в идеях и позициях. Так, например, К. Батюшков, Д. Кавелин и А. Тургенев слыли противниками сатирического и ёрнического направления мысли. Вообще говоря, между братьями нередко возникали стычки и трения, причём часто было непонятно, всерьёз происходили эти разборки или в шутку. А. Тургенев (Эолова Арфа), часто уклонявшийся от выражения своих мнений, был подвергнут резкой критике: «Эолова Арфа издал некоторые непристойные звуки отрицания и начал весьма поносным образом корячиться против законного избрания в ораторы». За эти прегрешения предлагалось ни много ни мало «Признать его покойником… Переименовать его из Эоловой Арфы Убийцею, или Лешим, или Плешивым Месяцем». При всём саркастическом тоне этого протокола нельзя не отметить пафоса обвинения: если человек отмалчивается, то он как бы выходит из круга друзей – говорить должны все, дабы при случае нести равную ответственность.
Двойственность поведения этих молодых людей отмечалась не раз. Чуть позже Вяземский, знавший ситуацию изнутри, отмечал: «Эти будущие преобразователи образуются утром в манеже, а вечером на бале».
Комический момент, несомненно, присутствует и в символике гуся. Птица эта непростая: отношение человека к ней весьма двойственное. С одной стороны, гуси спасли Рим, с другой – о субъекте, ведущем себя не лучшим образом, говорят: «Хорош гусь!» Гоголю приписывают комическую сентенцию: «Гусь – птица неудобная: на двоих её маловато, а одному съесть стыдно». Впрочем, поговаривают, что до классика эту мысль высказывал некий адмирал, а вообще она похожа на народную поговорку. Но не подлежит сомнению то, что конфликт между Иваном Иванычем и Иваном Никифоровичем вспыхнул после того, как второй обозвал первого гусаком.
Если же говорить серьёзно, то напрашивается следующая версия. Не раз отмечалась глубинная связь арзамасцев с бунтарскими движениями Европы – анабаптистами, моравскими братьями, другими реформаторскими идеологиями. Так вот одним из видных деятелей Реформации был чех Ян Гус. Вполне возможно, что это в какой-то мере – во всяком случае, подсознательно – повлияло на выбор орнитологического символа.
Другая крайность в человеческих качествах любителей гусятины состояла в том, что некоторые из них были не чужды перверсиям. Несмотря на эти противоречия и внешнюю ветреность поведения, арзамасцы, бесспорно, представляли собой серьёзное явление в общественной и культурной жизни России. Даже такой аккуратный и взвешенный человек, как Карамзин, оказавшись в 1816 году в Петербурге, даёт своим молодым сотоварищам в высшей степени лестные характеристики: «Здесь из мужчин всех любезнее для меня Арзамасцы: вот истинная Русская Академия, составленная из молодых людей умных и с талантом». Потом, правда, он сетует, что они реализуют свои способности в столице, а не, скажем, в Москве или том же Арзамасе. Однако это знаковое замечание не умаляет их достоинств, и великий сентименталист подводит итог своим размышлениям, утверждая, что «хотел бы с ними жить и умереть».
В унисон со Священным союзом
Что же толкнуло влиятельные правительственные и близкие к ним круги создать культурную структуру, которая под видом шутовства и пародийности проводила в жизнь весьма ответственные идеи? На сей счёт существуют разные точки зрения.
Например, указывается на любопытный исторический факт или совпадение: за месяц до учреждения «Арзамаса» во Франции, окончательно признавшей свою капитуляцию, произошло создание тройственного Священного союза, который образовали главы государств Австрии, Пруссии и России. Нет нужды доказывать, что первую скрипку в этом трио играл император России Александр I как лидер страны, внёсшей наибольший вклад в низвержение агрессора Наполеона. Разумеется, Александр Благословенный вполне отдавал себе отчёт в том, что отныне его держава несёт особую ответственность за положение в Европе и в мире. Политических и дипломатических усилий для обеспечения этого первенства было явно недостаточно – требовалось соответствующее культурное обрамление.
