Евгений Софронов - В лучах прожекторов
Несмотря на занятость, Теплов никак не мог забыть утренний телефонный звонок.
– Товарищ лейтенант, вас к телефону,– позвал его утром дежурный связист, протягивая трубку.
Теплов, не глядя, взял ее:
– Двадцатый слушает.
– К вам завтра, часов в двенадцать, на пятьсот первую приедет корреспондент,– предупредил командир роты.– Так что встречайте. Расскажите о наиболее отличившихся за все дни налетов.
– Встретим как полагается,– пообещал Теплов.– А он надолго к нам?
– Не он, а она. Пробудет столько, сколько ей нужно. Помните при этом, что гостеприимство вещь хорошая, но главным остается подготовка к следующей ночи. Как дела у вас?
– Нормально.
– Тогда все.
И командир роты положил трубку.
Теплов почему-то разволновался. Он отдавал себе полный отчет в том, что чей-то там приезд вовсе не повод для сильного волнения. Что тут такого? Ну, корреспондент. Ну, женщина. Он расскажет, она напишет. Ничего необычного в этом нет. Так отчего же ему не по себе?
Эмка остановилась метрах в трехстах от позиции. С заколотившимся сердцем Теплов поднес к глазам бинокль. Из машины выпрыгнула… Оля.
Он готов был побежать ей навстречу. Но сдержался. Зашагал, сохраняя достоинство. Только бы не выдать своего смятения!
– Оля! Какими судьбами?..
Она задорно тряхнула кудряшками.
– Товарищ лейтенант, к вам прибыл представитель прессы! Вот командировочное предписание с резолюцией вашего начальства.
Стараясь казаться серьезной, Оля протянула Теплову бумагу.
Он машинально прочитал: «Разрешаю посещение позиций и ознакомление с подробностями боев». На документе стояла размашистая резолюция командира полка Волкова.
Наслаждаясь тихим изумлением Теплова, скрыть которое ему не удалось, Оля засмеялась каким-то нежным, воркующим смехом.
– Здравствуй, Володя!
– Здравствуй, Оля.– Теплов и не заметил, как они перешли на ты.
– Времени у меня в обрез, точнее,– не более пяти часов. За это время ты мне расскажешь и о боевых делах, и о себе. Да не смотри на меня так! Ну я это, я. Окончила второй курс факультета журналистики и направили по воинским частям для сбора материалов. Лучшие из них будут помещены в городской, а может, в центральной печати. Я знала, что ты в первом прожекторном, поэтому попросилась в ваш полк. Успела уже побывать в других ваших подразделениях… Ты знаешь ефрейтора Петикова?
– Откуда он?
– Из роты Виноградова. Она располагается в самой Москве. У них командный пункт на крыше Центрального телеграфа, на улице Горького.
– Здоровяк такой, да? Спортсмен, борец? – Он самый.
– И что же? – приходя в себя понемногу, заинтересовался Теплов.– Чем прославился этот ефрейтор Петиков?
– Сейчас узнаешь.
Оля достала из портфеля блокнот и дала ему прочитать очерк.
– Молодцы! – вырвалось у Теплова, когда он окончил читать.
– Да что же мы с тобой стоим? – спохватился он.– Эх, плохой из меня хозяин… Идем.
Переполненная впечатлениями, Оля и по дороге продолжала листать блокнот и рассказывать о Петикове. Теплову приходилось поддерживать ее за локоть, чтобы не споткнулась.
– Левин тебе известен, Володя?
– Сержант?
– Да. Командир взвода в роте Виноградова.
– Вспоминаю. Он пенсне носит. Похож скорее на учителя, чем на военного.
– Зато как воюет!
Было чем поделиться и Теплову. Ведь вначале первого налета они осветили и отогнали девять вражеских бомбардировщиков, пытавшихся горящими бортовыми огнями, то есть выдавая себя за советские, обмануть прожектористов.
– Не забудь упомянуть о расчетах Леонова, Михайлова и Турчина,– попросил он.– А вообще-то у нас все буднично…
– Ладно, ладно, не скромничай, Володя,– Оля посмотрела в свои записи.– Я сама поговорю с начальником станции Леоновым, начальником звукоулавливателя Богдашичем и бойцами, а потом ты меня проводишь.
– Обязательно, товарищ корреспондент.
Вечером Теплов проводил Олю до машины. На прощание осмелился задать мучивший его вопрос.
– Николай появлялся?
– Звонил однажды,– небрежно, как о чужом человеке сказала Оля.– Только слишком долго собирался, Так долго, что совсем перестал интересовать меня.– Говорила Оля без всякой обиды, видимо, ее самолюбие не страдало при этом. И лишь чуть опечалилась, когда вспомнила:– Да, у него, кажется, какие-то неприятности, он отцу моему говорил. Потому и позвонил, наверное… Ты бы нашел его, Володя. Все-таки вы дружили когда-то. Может, ему помочь надо? А мне ты пиши, буду очень ждать.
40
С рассветом Волков уходил к себе в небольшую комнату. Ее выделили ему в совхозном двухэтажном доме, расположенном недалеко от командного пункта полка. Там он отдыхал после ночной боевой работы.
Сегодня, в первый день августа, собираясь на КП, Волков задержался, чтобы проанализировать неудачи, на которые обратило внимание командование корпуса ПВО. Да он и сам видел, что не все шло гладко, не так, как хотелось бы ему, командиру полка.
Налеты фашистской авиации на Москву следовали один за другим. С 22 июля и до конца месяца авиация противника восемь раз совершала их. И только две ночи – на 28 и на 30 июля – прошли спокойно. Немецко-фашистская авиация на подступах к Москве столкнулась с сильным противодействием соединений и частей противовоздушной обороны. Она несла большие потери.
Удары нашей истребительной авиации и мощный огонь зенитчиков, видимо, измотали врага, и он сделал передышку. Ходили разговоры о том, что немцы по воскресеньям не воюют. Как бы там ни было, а восемь продолжительных налетов крупных сил вражеской авиации за десять июльских дней говорили о другом. К тому же были и дневные налеты.
Приказ, объявлявший благодарность зсему личному составу частей ПВО, а также правительственные награды наиболее отличившимся воодушевили бойцов и командиров. Они восприняли его с особой гордостью еще и потому, что в тяжелое для страны время, время неудач на фронте, это был первый приказ наркома, в котором отметили воинов Красной Армии за успешные боевые действия против гитлеровских захватчиков. И этими воинами были бойцы и командиры войск противовоздушной обороны Москвы, а среди них – прожектористы.
Накануне Волков поинтересовался записями в журнале боевых действий, сделанными заместителем начальника штаба старшим лейтенантом Еминовым. Там было записано, что в июле подразделения полка поймали, осветили и сопровождали более восьмидесяти самолетов противника. Около тридцати из них, попав в слепящие лучи прожекторов и опасаясь быть сбитыми истребителями, повернули обратно и вышли из световых полей. А другие вражеские летчики, у которых, очевидно, было больше смелости и опыта, направляли свои освещенные самолеты к ближайшей кромке облаков и скрывались в спасительной облачности, намереваясь продолжать полет к цели. Из числа освещенных более сорока бомбардировщиков обстреливали и бомбили позиции прожекторных станций и командный пункт полка, а следовательно, не донесли свой смертоносный груз до Москвы.
Кроме того, летчики-истребители, по данным, поступившим на КП полка, атаковали тринадцать самолетов врага, освещенных в световых полях 1-го прожекторного, и девять из них сбили. Пять атакованных бомбардировщиков скрылось в облаках. Более десяти освещенных самолетов противника было передано в зону зенитной артиллерии, часть из них была сбита, часть, сбросив бомбы в боевых порядках зенитчиков, ушла, на малой высоте преодолев зону истребительной азиации.
Самым отрадным было то, что многие фашистские экипажи теперь предпочитали не рисковать. Наверное, на них произвели впечатление прожекторные лучи, в которых сначала барахтались, а потом факелами летели вниз другие бомбардировщики, атакованные истребителями. Не желая подвергать себя опасности, эти экипажи поспешно освобождались от бомб, где придется. Подсчеты показали, что таких «асов» у фашистов около тридцати процентов.
Однако все это мало утешало Ивана Ефремовича, потому что несколько десятков вражеских бомбардировщиков побывало-таки над городом.
Все недостатки в действиях прожектористов, выявленные в ходе отражения первых двух налетов, разобраны в подразделениях. Даны строгие указания о соблюдении правил поиска и сопровождения пойманных целей. Самолеты противника освещаются тремя-четырьмя лучами. Передав пойманные цели станциям-сопроводителям, искатели начинают поиск новых вражеских бомбардировщиков.
Таким образом, необходимые меры приняты.
Но ведь прожектор может лишь осветить вражеский самолет. Сбить фашиста ему не дано. Хотя, празда, один самолет противника, ослепленный лучом прожектора первой роты, врезался в землю…
Полку приданы батальон и рота зенитно-пулеметного полка. Тридцать восемь зенитных крупнокалиберных установок с расчетами встали 25 июля на позиции станций-искателей переднего края и второй линии прожекторов. Пулеметы дадут возможность бороться с низколетящими самолетами противника, в основном, когда они пойдут на обратных курсах. А на Москву после первого налета немецкие самолеты стали идти на высотах 4-5 тысяч метров. Тут уж пулеметам не достать. Это работа для истребителей.
