Итоги Итоги - Итоги № 29 (2012)
Знаменитые травяные корты Уимблдона взяли короткую передышку — 8 июля завершился старейший и очень престижный турнир «Большого шлема», а уже 28-го здесь начнутся матчи в рамках олимпийской программы. Собеседница «Итогов» Ольга Морозова трижды играла в финале Уимблдона — в 1968 и 1970 году в миксте с Александром Метревели и в 1974 году — в одиночном разряде. Девочка из простой советской семьи пробилась в число лучших игроков планеты и на равных общалась с потомственными аристократами. А потом круто изменила свою судьбу, переехав с семьей жить на берега Темзы.
— Ольга Васильевна, как финалистку Уимблдона вас здесь считают за свою?
— Право быть членом Всеанглийского лаун-теннисного клуба дает только победа на турнире. Кроме того, для этого нужно прилагать определенные усилия: быть активной, периодически принимать участие в ветеранских соревнованиях. Я живу в часе езды от Уимблдона, у меня там другой клуб под боком. Зато я имею пожизненный пропуск на себя и на мужа. Сколько еще ни проживу, могу бесплатно посещать все турниры «Большого шлема». И места за нами закреплены очень хорошие. Например, на Уимблдоне — справа от королевской ложи, прямо напротив корта.
— Кому должна быть благодарна простая московская девочка за чудесное превращение в звезду тенниса?
— Я благодарна людям, чья помощь двигала меня вперед. Но больше всего — провидению, судьбе. Если бы не удивительное стечение обстоятельств, ничего этого бы не было. Все началось с того, что соседский Витька как-то принес во двор теннисную ракетку. Как выяснилось, он выпросил ее у одноклассницы Тани Чалко, известной в будущем теннисистки. Ракетка вызвала настоящий ажиотаж, каждый хотел ее потрогать, постучать мячом о ворота огромного гаража, стоявшего во дворе. Тщетно парень взывал к ребятне, чтобы ему вернули имущество: ракетка стала уже как бы общей. И тогда хозяин, отчаявшись заполучить свое, подал идею: зачем делить одну ракетку на всех, когда можно записаться в секцию и получить каждому свою?! Мы всей компанией так и сделали, благо корты «Динамо» располагались по соседству. Прошли просмотр и попали в группу тренера Нины Николаевны Лео. Занятия начинались 1 сентября, в назначенный день мы отправились на корты. И тут, надо же такому случиться, Витька во второй раз решил мою судьбу. «Знаешь, твоя тренерша хорошая, но чемпионов делает другая, — вдруг сказал он. — Иди к этой». И показал на Доске почета фотографию Нины Сергеевны Тепляковой. Я была девочка дисциплинированная и, если бы не эти слова, пошла бы к Лео. Теплякова, гениальная наставница, стала моим тренером и вывела меня в люди.
Родители купили мне ракетку и комплект формы — беленькие тапочки за 3.20, маечку в полоску и синий трикотажный костюм за 3.60 с литерой «Д» на груди. А юбочку я себе сама сшила. Все остальное нам потом выдавали в клубе. И никаких взносов. Была система, ориентированная на воспитание чемпионов. Всех подряд не принимали, отбирали лучших, зато они занимались бесплатно. Тогда, в 60-е годы, это был очень доступный вид спорта, у него еще не было ярлыка буржуазного. Скорее он считался спортом аристократов. В СССР им занимались люди, близкие к искусству. Теплякова дружила с Александром Цфасманом, самым модным эстрадным музыкантом 50-х, боготворила Асафа Мессерера, с которым тоже поддерживала дружеские отношения. В нашу теннисную компанию входили Наташа Хачатурян — автор знаменитого «Танца с саблями» приходился ей близким родственником, Володя Молчанов — сын другого композитора, Кирилла Молчанова, ныне известный телеведущий. Безумно артистичным человеком был Николай Озеров, который в те годы возглавлял Федерацию тенниса Москвы. В его друзьях ходили, по-моему, все театральные звезды и кинознаменитости того времени.
Николай Николаевич был большим патриотом столичного тенниса. Помню, я как раз собиралась ехать на юношеский Уимблдон, а Озеров мне вдруг заявляет: «Не знаю, как насчет Англии, но на спартакиаде школьников в Ленинграде за сборную Москвы ты должна выступить обязательно». Я не возражала: у меня тогда был роман с Виктором Рубановым, впоследствии ставшим моим мужем. Витя тоже ехал в Ленинград, у нас появилась возможность побыть вместе. Мы гуляли белыми ночами, смотрели, как разводят мосты, — это было потрясающее время. Потом, когда выиграли соревнования, Николай Николаевич приехал нас поздравить с шикарными букетами цветов. Он вообще умел создавать праздник: был большой, энергичный, с поставленным голосом. Казалось бы, что такое спартакиада школьников? А я до сих пор ее помню, и все благодаря Озерову. Потом он был тамадой на нашей с Витей свадьбе в гостинице «Советская». Вел ее вместе с Александром Метревели, и Алик все возмущался, что ему не дают развернуться.
— В советские годы спорт был возможностью выезда за рубеж. Свою первую загранпоездку помните?
— Это был как раз юношеский Уимблдон в 1965 году, мне тогда только 16 лет исполнилось. Прежде всего удивляло принятое в Британии левостороннее движение. Метревели меня первое время все подкалывал: «Морозова, опять у нас с автобусом беда!» «Что такое?» — пугалась я. «Ты что, не видишь, он не в ту сторону поехал!» — говорил Алик со страшным выражением лица. Поражали сказочные домики с чистыми палисадниками, кусты роз вокруг — прямо открыточные картинки какие-то. Англия в то время была другой, нежели сейчас.
На Уимблдоне мы всегда останавливались в одном и том же отеле, самом дешевом в этом районе. И каждый раз я встречала в холле одного и того же старика. Усатый, важный, он все время сидел в кресле с высокой спинкой и как будто нас дожидался. Потом выяснилось, что это был пансион, где никому не нужные старики доживали свой век. В течение многих лет потом, приезжая на Уимблдон, я первым делом бежала смотреть, сидит ли в холле тот старик. Если он был на своем месте, вздыхала с облегчением — все в порядке, мир не перевернулся.
Не забуду свои ощущения, когда впервые оказалась в одной раздевалке с Маргарет Корт. Это была легенда мирового тенниса, совершенно недостижимая для нас. В ее присутствии я словно бы оцепенела. Аня Дмитриева, наша известная теннисистка, а сегодня спортивный комментатор, шептала мне на ухо: «Пойди и ущипни ее. Она настоящая!» Потом я играла вместе с Корт пару… Для меня, простой советской девочки, все это было словно кино. С моим собственным участием.
— Признаюсь, я всегда полагал, что советский теннис находился в серьезном загоне. С ваших слов выясняется, что даже юниоры имели возможность выезжать за границу для участия в крупных турнирах.
— Несмотря на то что теннис в то время не являлся олимпийским видом спорта, в СССР к его развитию подходили системно. В каждой из 15 союзных республик был свой национальный чемпионат, своя сборная. Был поставлен тренировочный процесс, которым руководил главный тренер. В общем, все было нацелено на достижение максимального результата. Соревнования, которые проходили по всей стране, по сути, образовывали целый тур. Зимой, например, игралась знаменитая серия Таллин — Ленинград — Киев — Москва. Такая же система существовала и на юношеском уровне: спартакиада Москвы, всесоюзная спартакиада школьников. Была отлажена система соревнований в соответствии с различными спортивными разрядами, свои состязания проводили общества — центральный совет «Динамо», ЦС «Спартак»... Все это позволяло отбирать лучших игроков и целенаправленно работать с ними. К тому же в 60-х — начале 70-х годов советские теннисисты имели возможность выезжать за рубеж. Ситуация изменилась несколькими годами позже, когда перед нами опустился железный занавес. В связи со становлением режима апартеида в ЮАР советским теннисистам на некоторое время перекрыли выезд на соревнования за границу. Помню, после нескольких месяцев отсутствия приезжаю на тур. Девочки из других стран говорят: «Оля, как мы рады, что ты жива!» Что такое? Оказалось, наша федерация всякий раз выдумывала какие-то причины, чтобы оправдать мое отсутствие. То травма, то ангина, то какие-то проблемы с печенью…
— Уимблдон был самым значимым турниром вашей карьеры? Сначала вы выиграли здесь соревнования юниорок, потом выступали в финале микста вместе с Александром Метревели, наконец, играли в 1974 году решающий матч против американки Крис Эверт.
— На самом деле Уимблдон в моей жизни появился гораздо раньше, чем случилась первая поездка сюда в 1965-м. За несколько лет до этого юниорский турнир на кортах Всеанглийского лаун-теннисного клуба выиграла другая советская теннисистка — Галя Бакшеева. Выступала она тогда просто феноменально, к тому же была очень красивой девушкой. Когда Бакшеева вернулась в Москву, в столице проходил один из первых турниров с участием профессионалов из-за рубежа. Я на нем подавала мячи игрокам. И вот в перерыве между матчами в «Лужниках» состоялось чествование Гали. Как сейчас помню, она была в изумительном платье, с ярко накрашенными губами — вся такая красивая, заграничная. У меня прямо сердце замирало при мысли, что когда-нибудь, может быть, и я смогу быть, как она. Так я заболела Англией и Уимблдоном.
