Владимир Разин - В лабиринтах детектива
В 70-е годы вышли книги о подвигах конкретных, не абстрактных, разведчиков. Они тоже не детективы, но для полноты картины назовем некоторые из них. В.Медведев “Это было под Ровно” о Николае Кузнецове, Е.Воробьев “Земля до востребования” — о Льве Маневиче, А.Азарова и В.Кудрявцева “Дом без ключа” — о судьбе разведчиков из “Красной капеллы”, “Кио Ку Мицу” Ю.Королькова — о Рихарде Зорге, художественно-публицистические книги о В.Молодцове, Р.Абеле и других разведчиках. По мере того как раскрывались закрома спецслужб, и на свет божий являлись имена и документы, повествующие о бойцах невидимого фронта, появлялись новые книги. Добавим к этому, что к читателю возвращались имена писателей и разведчиков, писавших о разведке, как белых, так и красных. Появились забытые имена Б.Сакова, А.Кривицкого, Аганбекова, Р.Гуля и ряда других.
Есть еще одно обстоятельство, на которое следует обратить внимание. Авторы шпионских романов, равно как и фантасты, быстрее других используют в своих книгах достижения научно-технического прогресса. В 1958 году Воениздат 100-тысячным тиражом издал книгу Ивана Цацулина “Атомная крепость”. Произведение вряд ли назовешь эпохальным. Американские разведчики Фоне, Сиэйк, Харвуд и прочие готовят операцию “Вирус” по уничтожению некоей российской научной лаборатории, работающей над решением атомных проблем. Конечно, наша разведка не спит: вражьи наймиты давно под прицелом чекистов. “…Верно, — твердо говорит генерал Тарханов. — Вспомните, как мы пошли по следу с самого начала. Нам помогли рядовые советские люди, они указали нам на вражеских лазутчиков…”
Повесть заканчивается посрамлением врага и торжеством контрразведчиков. А интересен роман тем, что он вводит в писательский оборот понятия “атомные секреты”, “межконтинентальные ракеты”, “ядерные заряды”, т. е. такие понятия, которые до сих пор обсуждать публично не полагалось. Продолжает тему научно-технического прогресса шпионская повесть Н.Томана “Made in…”, в которой на военный полигон вражьи разведчики запустили электронного “ежа”, способного передавать фотоизображения на большое расстояние. Обе книги не назовешь научно-фантастическими: события, происходящие в них, вполне реальны, но в период их написания они действительно опережали жизнь.
Подводя краткие итоги, нельзя не отметить, что рецензируемое тридцатилетие отечественного шпионского романа явило нам немало интересных добротных произведений. После одномерных тусклых книг о шпионах и разведчиках первых послевоенных лет появились книги, где неизменный герой их — советский контрразведчик или разведчик — обрел кровь и плоть. За эти годы поумнели, стали ярче и изобретательней наши традиционные враги — немецкие, американские и прочие шпионы. Как небрежно бросил один из героев книг, “таких не стыдно и побеждать…”
И все же автор этих строк из всего разнообразия книг данной тематики выделил бы две: “Семнадцать мгновений весны” Ю.Семенова — за масштабность и интеллигентность и “Тревожный месяц вересень” — за внимание автора к своему герою и язык повествования.
В 90-е годы поток шпионских книг заметно обмелел. И этому были свои причины. Впрочем, мы еще поговорим о том…
Глава 3. Милицейский (он же — прокурорский, судейский и т. д.) производственный роман
Проблема с этой небольшой веточкой развесистого древа детективной (и примкнувшей к ней) литературы не так проста, как кажется на первый взгляд. Бодрые заявления о том, что милицейский роман с распадом СССР и сменой общественного строя скончался, кажется, не совсем соответствуют действительности. Веточка только чуть пожелтела. Да и в самом деле, до тех пор, пока существует суд, милиция (полиция), прокуратура и т. д., будут и книги о их деятельности, и люди, которые будут эти книги читать… Попробуем разобраться, что есть производственный правоохранительный роман. Это — произведение, повествующее о повседневной обыденной жизни и работе труженика милиции, суда, прокуратуры, а так же “бойцов невидимого фронта”. Это — книга “за жизнь”, а не о раскрытии преступлений, но так как люди, о которых повествуют авторы, в числе прочего занимаются еще и расследованием разного рода преступлений, то стоящий писатель вряд ли избегнет соблазна провести и эту линию, хотя не она является главным в милицейском романе. Поэтому мы и выделили этот подвид в отдельную главу. Тем более, что романы о жизни “бойцов правопорядка” писали такие видные авторы, как В.Липатов, И.Меттер, Ю.Герман и другие. Мастеров пера привлекала в жизни прокуроров, следователей и сыщиков их неординарная работа, связанная с риском для жизни, огромным нервным напряжением, борьбой интеллектов, ибо хочет этого писатель или нет, но каждый работник правоохранительных органов, если он, конечно, не шьет мундиры, не варит пищу и не строит жилье для своих, в той или иной мере вынужден вступать в противоборство с антигероями.
И еще несколько наблюдений общего порядка:
Первое. В большинстве случаев производственная профильная литература появилась в ответ на требование читателя дать ему полноценное чтение, если хотите — детектив. Далеко не все издательства могли откликнуться на это полнокровной остросюжетной книгой. Так появились на свет многочисленные толстые и тонкие книжки о людях в синих (затем — в серых) шинелях, различные записки (адвоката, судьи) и т. д. и т. п., которые по прочтении тут же забывались.
Второе. Не надо думать, что среди этой писанины не было истинной большой литературы. Лучшие произведения поджанра поднимались до истинных высот.
Третье. В милицейском романе, пожалуй, как нигде, остро ставились проблемы гуманного отношения к оступившимся, проблемы спасения человека.
И, наконец, нельзя не заметить, что авторы старались идеализировать облик судьи, сыщика, следователя. Все они наделялись лучшими человеческими качествами. Редкие же враги в дружном коллективе, напротив, носили все признаки дебилизма и непорядочности. Объяснить это можно, видимо, искренним заблуждением писателя, но, пожалуй, вернее всего, тем, что книги по ведомствам проходили рецензирование и цензуру в этих же ведомствах. Естественно, кто же допустит появления четко отрицательного облика “своего человека” в художественном произведении!
Кроме этого, многим авторам очень хотелось стать лауреатом какой-нибудь премии. А их во множестве учреждали МВД, КГБ и другие компетентные органы. В связи с этим вспоминается прочитанное в одной из статей о детективе упоминание автора на тему, почему же в фашистской Германии не было подобных премий. Как бы это звучало (особенно в наши дни): лауреат премии гестапо!
Пусть не обижаются на нас многочисленные лауреаты ведомственных премий, но так и хочется сказать — достаточно часто премии давались не за литературное мастерство, а за лояльность. На таких книгах иной раз хочется поставить штамп: “Проверено, мин нет!” И все же лучшие писатели страны в своих лучших произведениях давали выпуклые портреты лучших бойцов фронта борьбы с преступностью. Хорошо известный роман Германа “Один год” был написан еще до войны и состоял из двух повестей “Жмакин” и “Лапшин”, как бы подчеркивая, что это — о преступнике и следователе. После войны на базе двух повестей появился многоплановый роман “Один год”, который, по мнению многих критиков, стал несколько слабее. Тем не менее, много поколений читателей узнают из него азы работы следователя, его отношение к своим подопечным. Вот как объясняет Иван Михайлович Лапшин, сыщик от бога, своему юному другу суть работы:
“ — У нас ведь дело тут трудное, скучное… Например, скажу я тебе… Чердачная кража. Украли у дворничихи две простыни, споднее тоже украли, юбку… Вот и ищем”.
Но роман не об этом. Он о выправлении человека. И вся сюжетная линия, все повороты судьбы в книге Юрия Германа ведут к одному — чтобы сыщик Иван Лапшин мог сказать бывшему вору Алексею Жмакину, совершившему подвиг и лежащему в госпитале после ранения: “А мог бы ты представить себе, Алеха, год назад или немногим более, когда я тебя из ресторана на площадь вел, что ты со мной про орден беседу будешь вести? Мог?..”
Тема становления человека, тема исправления человека, наверное, главная в двух повестях П.Нилина. В “Жестокости” совсем еще юный сыщик Венька Малышев говорит друзьям после успешной операции, когда вместо обещанной свободы одного из преступников тоже “повязали”: “Мне сейчас стыдно перед Лазарем так, что у меня уши горят и все внутренности переворачиваются… Выходит, что я обманул их! Какими собачьими глазами я буду теперь на них смотреть!”
Выход был только один: покончить с собой. И хотя все говорили о неразделенной любви, автор явно указывает на другую причину. В повести “Испытательный срок” Зайцев и Егоров — молодые стажеры уголовного розыска делают первые шаги в своей работе. Кого-то одного должны принять. Зайцев освоился быстро, веселый компанейский парень он, как говорят, “быстро вошел в коллектив”. Егоров — угрюмый, стеснительный имеет меньше шансов быть принятым. Но опытный сыщик Ульян Жур за внешней замкнутостью и робостью видит задатки хорошего, умного и, главное, человечного профессионала будущего. Повесть заканчивается тем, что оба стажера приняты в угро. Автор эту тему не продолжил. Но надо быть великим провидцем, чтобы знать, что пути двух молодых людей в 37-м резко разойдутся: один из них станет палачом, другой — жертвой. Скорее всего, станет жертвой и их учитель. Павел Нилин не ходил в гениях пера. Он был мастит, признан, но далек от литературного генеральства. Но даже если бы кроме “Жестокости” и “Испытательного срока” из-под его пера не вышло бы ничего, все равно в литературе бы остался глубокий след. Прекрасная проза не только остросюжетна, она еще и содержит “чистое, тонкое, выразительное письмо”, как к концу жизни выразился сам автор.
