Маргарет Этвуд - История долгов наших: Долги и темная сторона богатства
Здесь я сделаю отступление, чтобы порассуждать о слове «месть», прибегнув к Оксфордскому толковому словарю английского языка. Если верить этому источнику, английское слово revenge («месть») происходит от латинского revindicare, а это слово восходит, в свою очередь, к vindicare, что значит «оправдывать», или «спасать», или «освобождать» — например, освобождать раба. Таким образом, «отомстить за себя» означает «освободить себя», поскольку, пока ты не отомстил, ты не свободен. Что делает тебя невольником? То, что ты охвачен ненавистью к другому, твоя жажда мести. Ты понимаешь, что не сможешь освободиться от нее до тех пор, пока не совершишь акт отмщения. Счет, который следует оплатить, носит психологический характер. Долг, который нельзя оплатить деньгами, — психологический долг. Это душевная рана.
Мстители и те, кого они хотят убить или наказать, напоминают собой кредиторов и должников. Они ходят парами. Это сиамские близнецы. Отсюда всего один шаг к архетипу Тени в теории Юнга.
Когда идет речь об иррациональной одержимости ненавистью человека к другому лицу или группе лиц, с которыми этот человек едва знаком — говорят последователи Юнга, — такая ненависть является отличительный свойством человека, который находится в разладе со своей Тенью. Тень — это наша темная сторона, в которой откладывается все то, чего мы стыдимся и в чем никогда не захотим признаться, а также те качества, о которых мы открыто говорим с презрением, но при этом внутренне желаем ими обладать. Если мы не признаемся себе в таких свойствах, то тут же переносим их на другого человека или группу людей, и в отношении этого человека или этой группы у нас развивается иррациональная ненависть. В художественной литературе Тень часто появляется в виде двойника или копии, как, например, в рассказе Эдгара По «Уильям Уилсон» или в «Портрете Дориана Грея» Оскара Уайльда. Литература изобилует такими двойниками, не говоря уже о фильмах и телесериалах. На память сразу приходит андроид Дэйта из сериала «Звездный путь. Новое поколение», у которого была злокозненная Тень. Все такие сюжеты со «злыми двойниками» последователи Юнга назвали бы сюжетами о Тени.
Это все не могло не сказаться на сюжетах об отмщении, где Тень уже проявляет себя во всю силу. Кто знает, почему персонаж А чувствует такое отвращение к персонажу Б? Это знает Тень, и до тех пор, пока это знает и персонаж А и пока он воспринимает Тень как им же сотворенную сущность, ему никогда от этого чувства не избавиться.
В драматургии времен Елизаветы I и Якова I наличествует жанр, который называется «трагедия мести». В этих пьесах можно наблюдать принцип отмщения в действии. На сцене множатся трупы, ибо одна месть порождает другую. Это не просто «око за око». Это — «око за око за око за око за око», как в ранних детективах Дэшила Хэммета. В предыдущих главах я упоминала о теории «просачивающегося» богатства и «просачивающегося» долга, однако «трагедия мести» иллюстрирует собой «просачивающуюся» месть: относительно невинные наблюдатели вдруг оказываются в самом центре событий. «Гамлет» — это тоже «трагедия мести», но Шекспир, как всегда, проявляет жанровое многообразие и изменяет сюжет: в данном случае именно запоздалая месть, а не ее скороспелость является причиной горы трупов в конце пьесы.
«Трагедия мести» переделана Шекспиром и в «Венецианском купце» — пьесе настолько многоуровневой и острой, что она до сих пор вызывает горячие споры. Обычно говорят, что каждый актер мечтает сыграть Гамлета, но играть Шейлока, который то ли герой, то ли злодей, то ли оба в одном, то ли ни один из них, — оказывается труднее, ибо образ Шейлока многослоен и с годами его сложность лишь увеличивается. Как играть Шейлока после нацизма? И как играть Шейлока в наши дни, если ростовщичество, за которое его презирали, стало обыденной деловой практикой?
В «Венецианском купце» наличествует все то, что мы признаем неотъемлемой принадлежностью весов «должник — кредитор», включая и моральные, и финансовые аспекты. Тут отражена эпоха Древнего Египта, когда сердце подлежало взвешиванию, и эпоха богини Юстиции, когда она с весами в руке стояла у входа в суд, и получающий залог ломбардщик, и сомнительный письменный договор. Действие пьесы вращается вокруг заема некоторой суммы денег, необычного залога и понятия справедливости.
Шейлок — еврей и ростовщик. Для автора Елизаветинской эпохи это уже два минуса, или, по крайней мере, вы так можете подумать. Но Шекспир очень изобретательный автор: неоднозначность — вот его конек. Как вы думаете, он понимал, что Шейлок и Антонио — это Тени друг друга? В конце пьесы только эти два персонажа остаются без пары. Все остальные вступают с кем-нибудь в брак. Может быть, Антонио и Шейлок в каком-то смысле тоже соединены узами? К сожалению, мы уже не сможем расспросить об этом Шекспира.
Сюжет — по крайней мере, в том, что касается долга и трех связанных с этим персонажей, — достаточно прост. Антонио хочет ссудить деньги своему другу Бассанио, но у него не оказывается свободной наличности. Поэтому он готов предоставить залог, чтобы друг смог получить деньги у третьей стороны, то есть у ростовщика Шейлока, который давно враждует с Антонио. Но вместо денежных гарантий Шейлок требует фунт мяса Антонио, вырезанный «как можно ближе к сердцу» и брошенный на весы, если долг не будет возвращен своевременно. Суда с товарами, на которые рассчитывает Антонио, чтобы рассчитаться, куда-то подевались, день расплаты наступил, и Шейлок требует причитающийся ему фунт мяса. Даже когда ему предлагают в три раза больше денег, чтобы «выкупить» Антонио, Шейлок продолжает настаивать на получении того, что ему положено по договору. Здесь важны не деньги, а месть. Порция, жена Бассанио, которую он заполучил, использовав деньги Шейлока и свою собственную смекалку, переодевается судьей и рассматривает дело. Сначала она призывает Шейлока проявить милосердие, однако тот приводит вполне резонные возражения — он не обязан прощать долг. Порция произносит милую речь о милосердии, которая тем не менее звучит неубедительно, как и все речи такого рода. После этого она переходит к крючкотворству и заявляет, что Шейлок имеет право получить то, что оговорено в договоре, и ничего больше. Он должен взвесить мясо и не пролить ни капли крови, поскольку кровь в договоре не упомянута.
В результате Шейлок не получает ни фунта мяса, ни суммы изначального долга. Кроме того, как «чужак», посягающий на жизнь венецианца, он по действующему закону ставит под угрозу свою собственную жизнь. Порция и судья готовы его простить, если он станет христианином. Но при этом он должен отдать половину всего, чем владеет, государству, которое при вынесении решений никогда о себе не забудет, а вторую половину своего земного богатства он должен вручить своенравной беглянке-дочери Джессике и ее мужу-христианину.
Шейлок — далеко не Фауст, поскольку никаких сделок с дьяволом не совершает. Это, скорее, скряга, образ которого восходит к «римской новой комедии», переходит в средневековые нравоучительные пьесы, где присутствует в качестве персонажа, олицетворяющего грех стяжательства, и вновь появляется в качестве Панталоне в венецианской комедии дель арте и у Мольера в пьесе «Скупой». Однако, разделяя с этими персонажами некоторое внешнее сходство, Шейлок — другой. Прежде скряги на сцене были только скрягами. Но Шейлок — еврей, и это многое меняет. Из того, что я писала о расправах с евреями, становится ясно, что у Шейлока есть все законные основания позаботиться о крепких запорах на дверях своего дома, о сохранности своего имущества и безопасности дочери. На его месте я бы и ключи от дома не давала кому попало.
Антонио обычно интерпретируется как добрый малый, поскольку он раздает деньги и не берет за это процентов. Но можно ли это ставить ему в заслугу? Будучи христианином в той воображаемой «Венеции», он не имеет права брать ростовщические проценты! Ему нет нужды ссужать деньги. Но, поступая так, он тем самым подрывает бизнес Шейлока, причем не в качестве конкурента. Он вообще не занимается этим бизнесом, не извлекает прибыли, давая деньги в долг. Мне кажется, его действиями руководит антисемитизм. Судя по пьесе, можно предположить, что он какое-то время старался навредить Шейлоку как словами, так и делами. Он проецирует на Шейлока как на свою Тень злобу и жадность, которые в нем присутствуют, но в которых он себе не признается. Он делает из Шейлока мальчика для порки, и именно за это Шейлок его ненавидит, а не потому, что не может ссужать деньги под более высокие проценты.
Все это Шекспир формулирует за нас. В «Отелло», например, ключом к плохому поведению Яго является его имя. Яго — это испанский вариант имени святого Якова, который известен в Испании как Сантьяго Истребитель Мавров. Таким образом, Яго — расист, и это обстоятельство объясняет его поступки. Антонио тоже выступает в качестве бескорыстного ростовщика не потому, что он добр к нуждающимся, а из желания навредить Шейлоку и всем евреям-ростовщикам, а в их лице — всем евреям.
