Валентин Фалин - Конфликты в Кремле. Сумерки богов по-русски
Имелся ли на горизонте политик, который располагал достаточным доверием, чтобы с видами на успех развернуть летом — осенью 1989 года глубокое реформирование ГДР? Не хочу никого обидеть, отметив, что Республика нуждалась в варягах. Колоссальным авторитетом пользовался Горби. Смени гражданство и поклянись на Библии, он смог бы, пожалуй, содействовать консолидации Республики, хотя поручиться за это, памятуя содеянное им в Советском Союзе, нельзя. Отличный рейтинг в Восточной Германии имел В. Брандт, но от него ждали бы, что он поведет дело не к демократической перестройке ГДР, а прямиком к ее соединению с Федеративной Республикой. Г. Коль владел «королевским флешем» — властью и деньгами. И не только. Выступив с «программой из 10 пунктов», он прочно взял в руки инициативу, которую не уступал никому до 3 октября 1990 года.
Выбор пал на Эгона Кренца. Он оправдал его тем, что не допустил перехлестов, чреватых насилием. Вместе с тем передача три месяца спустя заглавной роли X. Модрову показывает, что не всякий вариант, первым приходящий на ум, является наилучшим. К тому же он может стоить невосполнимо дорого. Тут не была должным образом заполнена пауза Перед тем, как начался сплошной, лавинообразный обвал.
К концу 1989 года для неглухих и зрячих стало очевидным: история спрессовала 100 лет в 100 дней. Самоопределение немцев в ГДР состоялось. Политикам досталось расставлять вехи таким образом, чтобы материализация прав одних не нарушила права и интересы других наций. Эту работу предстояло выполнить в отменном темпе. Настроениями в обоих германских государствах овладевало нетерпение. Оно легко могло вылиться в нетерпимость, займись заинтересованные правительства по образцу прежних десятилетий пустопорожними словопрениями.
Стартовая расстановка сил, если смотреть на нее под советским углом зрения, была в чем-то даже обнадеживающей. Г. Коль выступил за конфедерацию. М. Тэтчер рассматривала конфедеративную модель как конечную станцию в достаточно плавном процессе переустройства германо-германских отношений. Ф. Миттеран сочувствовал оговоркам Лондона и был внутренне готов кое-что прибавить к ним. Его демонстративный визит в ГДР свидетельствовал сам за себя. По данным, поступавшим в Москву, Дж. Буш решил выждать. Президента США занимал преимущественно вопрос, как отразятся возможные перемены в Германии на НАТО. Будущие германо-германские отношения, как таковые, интересовали американцев во вторую очередь.
При обсуждениях у М. Горбачева (ноябрь—декабрь 1989 года — январь 1990 года) дали себя знать две тенденции или два видения дальнейшей советской политики. А. Черняев и Г. Шахназаров, помощники генерального, ратовали за переход всей Германии под крыло НАТО. Особой изобретательности в доводах они не развивали. Распространение сферы действия атлантического блока на территорию ГДР при современных средствах ведения войны ничего не меняет, утверждали они. Будь так, ничего не должен был бы менять и демонтаж натовских структур в Федеративной Германии. На этот контраргумент, однако, помощники не реагировали. Мой, правда, запоздалый анализ наводил на мысль, что А. Черняев и Г. Шахназаров отразили — не обязательно скрупулезно точно — какие-то услышанные от своего шефа замечания к наброскам будущей военной доктрины СССР в условиях роспуска Организации Варшавского договора.
Э. Шеварднадзе избегал четких оценок. Во всяком случае, их не было слышно на совещаниях с моим участием. Но общая траектория его рассуждений по возможным этапам и методам преодоления раскола Германии приспосабливалась к идее: не стоило бы излишне тесной кооперацией с Лондоном и Парижем обременять взаимоотношения между СССР и ФРГ, а недостаточно «гибкой» позицией по НАТО вносить диссонансы в партнерство с США. По-видимому, сюда уходит корнями не санкционированный советским президентом сход Э. Шеварднадзе 13 февраля 1990 года (на встрече шести министров иностранных дел в Оттаве) с позиции «переговоры по формуле «четыре + два» на позицию Х.Д. Геншера, отстаивавшего формулу «два + четыре».
Свою точку зрения я излагал без междометий и ужимок. Сердцевина германской проблемы для СССР — в недопущении новой агрессии с немецкой территории. Поэтому говоря «да» объединению страны, если сами немцы за это, наша сторона вправе настаивать на внесении в урегулирование условий, должным образом учитывающих интересы СССР и прежде всего интересы его безопасности. Три западные державы постоянно показывали примеры того, как нужно стоять на страже своих прав, возникших ранее появления на свет обоих германских государств и независящих от их существования. В юридическом и моральном отношении советские права ничем не уступают правам бывших союзников, и нет причин испытывать тут комплекс неполноценности.
При заключении Московского договора имелось понимание того, что преодоление раскола Германии и раскола Европы должно протекать параллельно. Исходной для обеих трагедий являлась военная конфронтация. «Мирный порядок в Европе», о котором говорилось в письме В. Шееля А. Громыко (12.08.1970), немыслим в условиях сохранения в том или ином виде противостояния, отсутствия общеевропейской системы безопасности. Объединение Германии должно было бы стать, как минимум, мостом к такой системе, если невозможно из-за недостатка времени решить обе задачи сразу.
Отсюда делался вывод — планы распространения сферы действия НАТО на территорию ГДР надо расценить как неприемлемые. Договаривающиеся стороны оказывались бы в совершенно разном положении. Центральное звено западной военной инфраструктуры — ФРГ — продолжало бы выполнять ранее определенные ему функции. ГДР — центральное звено советской военной инфраструктуры — выпадала бы, что влекло бы серьезные дисбалансы. Если же сверх того в распоряжение или под контроль НАТО перешла бы территория ГДР, это причинило бы оборонительной системе СССР невосполнимый урон или даже вызвало ее расстройство.
И заключительный элемент моей тогдашней позиции. По различным мотивам Англия и Франция заинтересованы в том, чтобы эволюция германо-германских отношений совершалась без перенапряжений для Западной и Восточной Европы. Если Лондон и Париж не уклонятся в данном контексте от диалога с советской стороной, то и нам было бы не резон замыкаться на одного партнера, на какую-то одну модель решения.
Каких отметок держался М. Горбачев? Насилия не должно быть. Лучше обойтись также без давления. Если цель — мирная Германия в мирной Европе — общая, согласие возможно. Пока на передний план не выходили «детали», все выглядело ладно. Объявлять свою позицию по большинству конкретных вопросов генеральный не спешил. То надо обождать встречи с Дж. Бейкером, затем с Г. Колем, то выборов в ГДР, то обмена мнениями с Ф. Миттераном.
Но все же до поездки летом 1990 года в Вашингтон М. Горбачев больше склонялся к решению, которое отдавало должное, пока они сохранялись, обеим военным системам в Европе. Генеральный вместе с тем изначально сдержанно реагировал на сигналы, приглашавшие СССР к адвокатированию французских и британских оговорок. Париж и Лондон хотят переложить на Советский Союз черную работу, чтобы самим остаться чистенькими, — таким по смыслу был довод, хотя против поддержания контактов, как таковых, возражений не высказывалось.
У меня на руках копии четырех документов, посылавшихся М. Горбачеву с февраля по июль 1990 года перед каждой из встреч с канцлером Г. Колем и министром иностранных дел Х.Д. Геншером. Я направлял ему также, соображения, касавшиеся особенностей подходов Франции и США. Авторские копии этих записок исчезли, достать ксерокопии с оригиналов мне не удалось. Потеря не слишком велика, если не считать обстоятельного анализа тенденций американской политики при президентстве Дж. Буша. Последняя вписывала отношение США к европейским делам в глобальные концепции Вашингтона, без чего нельзя ни понять, ни объяснить его упрямство касательно членства Германии в НАТО.
Названные и неупомянутые записки писались не под копирку. Учитывались характеры собеседников, несовпадения объективного положения стран, исторические традиции. В общем, свои полутона имелись, но стержень, вокруг которого развивалась мысль, не сменялся. Мозаика складывалась каждый раз из камней общего происхождения и отграненных одним резцом. Автор никогда не поклонялся правилу Меттерниха — каждому говори его правду.
Февральский (1990 г.) разговор между М. Горбачевым и Г. Колем выполнял несколько назначений. Пора было предать забвению тягостный инцидент, весьма омрачивший климат советско-западногерманских отношений[20], а по результатам сопоставления позиций, как они могли быть изложены, предстояло заключить, наличествуют ли предпосылки для договоренности и располагает ли СССР в лице канцлера солидным партнером для превращения шанса в реальность. Я находил, кроме того, целесообразным прозондировать, насколько поддаются синхронизации поворот в германской проблеме и расчистка европейской действительности от деформаций «холодной войны». В западной прессе печатались со ссылками на правительство ФРГ материалы, в которых говорилось, что развитие в Восточной Европе обогнало представления об обязательности для объединенной Германии членства в НАТО. Г. Колю вкладывались в уста слова, что на сей счет у Бонна имеются разночтения с Вашингтоном. В чем они состояли, стоило выяснить.
