Федор Крестовый - Как выжить в зоне. Советы бывалого арестанта
После карцера подняли меня опять в старую камеру. Ни одного «морика» там уже не было — перевели сначала в больницу, потом в другие хаты. К нашим у меня тоже отношение изменилось: ведь никто мне помочь не пытался. Тут ещё за стенкой какой-то авторитет объявился — «смотрящий» за тюрьмой, как потом выяснилось. В его случае сработал тот же принцип, когда настоящие блатные не становятся сами у руля, а «дают портфель» не поймёшь кому. Зовут меня к кабуре (отверстию в стене), и наглый голос с кавказским акцентом говорит: «Питерский, ты что там воду мутишь, народ бьёшь?..» Я всегда считал, что авторитетом нельзя назначить: он либо есть, либо — хоть как себя назови — его нет. В городе я всех известных людей от криминала знаю, в тюрьме — тоже. Спрашиваю, с кем говорю и кто мне указывать будет, с какой руки оскорбившего бить. Этот пиконосый тут же нарушил неписаный закон настоящих арестантов (не представился, выругался) и повысил тон: «Я тебе покажу, билять, с кем ты разговариваешь!» Теперь я понял окончательно, что, несмотря на его статус, я имею дело с «чепушилой»[21]. Просто коротко сказал: «Встретимся — покажешь!» Больше к кабуре не подходил, хотя он там визжал и плевался, угрожая мне. Начала эта мразь малявы в камеры писать, что я беспредельник и с меня надо спросить, но в хате или «овцы» сидели, или умные мужчины — они понимали, что он не прав вдвойне, раз меня цыгане заложили.
Этот «смотрящий» начал рулить тюрьмой, но заигрался и стал приносить много беспокойства ментам. По его указке в случае малейшего подозрения в стукачестве (зачастую безосновательного) людей калечили. Видимо, ментам передали наш с ним разговор или случайно получилось, но на ближайшем шмоне, когда я был с вечера назначен дежурным по камере, нашли заточку для резанья хлеба. Меня посадили в штрафной изолятор. На следующий день ко мне в камеру кидают этого «смотрящего». К тому времени я многое про него узнал от зэков. В частности, что сел он за мелкую кражонку на рынке. Сам приезжий. В камере всем рассказывает, что приехал на соревнование по рукопашному бою. Раньше не судим, от роду двадцать пять лет.
Остались мы вдвоём. Он не знал меня в лицо, я его тоже. Но когда в корпусной его принимали, я услышал фамилию и догадался, кто передо мной. Он с порога начал понты чеченские кидать: «В натуре, менты оборзели, я „смотрящий“, вот и подставляют». Осадил его: «Питерский я, ты мне что-то показать обещал — давай!» Начал он «буксовать», нести «блевотину» про понятия, беспредел. Пришлось наехать на него плотнее: «Ты что через кабуру кричал, кого материл? За ломовых вписался, меня не выслушав». Такие, как он, сильны только против чушков, да и то в стае. Причём не волчьей даже, а шакальей. Объяснил ему: «В принципе, мне раскрутка не нужна, но с тобой в одной камере сидеть не буду. Даю тебе полчаса. Не сломишься — задавлю. То же будет, если начнёшь мне за жизнь тюремную тележить — ты в ней ничего не понимаешь, пустозвон». Только здесь он понял, что не в игрушки играет и за свои слова и поступки приходится отвечать. Постучался в дверь. Попросил дежурного выдернуть поговорить. Слышу: в корпусной объясняет, что мы не сошлись характерами, и просит его перевести. Видите, от страха за свою шкуру и честь забыл! Его слышали и арестанты в других камерах ШИЗО, заволновалась тюрьма: «смотрящий» сломился!..
Позже мне пришла «малява» от вора, где он вежливо попросил описать, что случилось. Рассказал ему, как было дело с самого начала, сослался на очевидцев. Решение вынесли, что я прав, а «смотрящий» — негодяй. Мне предложили его «портфель», то есть «загрузиться» за следственным изолятором смотреть. (Да на фига мне такой геморрой!) Ответил, что не имею опыта и не справлюсь. Для интереса расскажу, что следующим «смотрящим» стал 21-летний первоход, нахватавшийся верхушек. Ему потом в лагере «предъявили» за интриги и косяки и жёстко покалечили. Не исключено, что и вам предложат порулить тюрьмой — надо же кого-то «грузить»! Не советую соглашаться. Реальной власти не получите, а здоровья (а то и жизни) лишитесь. То же касается и лагеря.
О кидалове
Теперь коснусь другой темы. В неволе собраны далеко не лучшие представители человечества. Здесь редко кто действительно порядочный. Недаром говорят: предав единожды, предаст и потом. Так и с преступлениями. Но некоторые зэки хотя бы в рамках себя держат. Другие сразу же начинают совершать идиотские поступки. Гораздо опасней тот, кто до какой-то поры ведёт себя безупречно, но в силу поганой натуры в итоге совершает такое, что не только ставит крест на себе, но ещё и других подставляет. В описанном выше следственном изоляторе новый «смотрящий» начал назначать «смотрил» в каждой камере. По хатам он гулять не мог. Начал списываться. Нашёл везде знакомых, таких же местных молодых придурков из определённого круга. В нашей камере «смотреть» «загрузили» Лёшу. Этот конченый наркоман сел за мошенничество и кражи. Занимал у знакомых в долг и не отдавал. Заходил в гости и крал мелкие предметы. С его рассказов стало известно, что он и родителей своих обокрал. Кто же такому командовать позволит? Но это в нашей камере не позволяли. В других такие уроды судьбы решали.
Как-то Лёшу вызвали на допрос. Пришёл он очень хмурый, озабоченный. Через час предлагает мне поменяться вещами, от скуки. Надо отдать должное: шмотки у него были шикарные. Вот он и предложил за мой джинсовый костюм, кроссовки, рубаху, свитер — свою «навороченную» кожаную куртку, ботинки и брюки «от кутюр». Сначала я не хотел, слишком неравнозначен обмен, не в его пользу, но он упрашивал, уговаривал, и я согласился. Через три дня меня перевели в другую камеру. Через неделю дёрнули в оперчасть. Там тот же начальник, но уже презрительно говорит: «Я-то думал, ты настоящий мужик, а ты крысой оказался». В ответ я посоветовал ему выбирать выражения и перед тем, как в чём-то обвинять, объяснить, в чём дело. Он подаёт мне письменное заявление от Лёши, где тот просит принять меры в отношении меня, так как я, уходя из камеры, когда он спал, украл его вещи. Дальше было перечислено то, на что мы поменялись. Отвечаю оперу: «Начальник, я легко докажу, что не при делах. Прикинь сам, где он был десять дней — спал, что ли?.. И только сейчас хватился. Это, конечно, косвенное оправдание. Но как мы менялись, видели десять человек. Они же меня провожали, когда я из хаты уходил». Опер велел привести зэков, на которых я ссылался. Беседовал он с ними поодиночке, все говорили в мою пользу. Вызвали Лёшу. С порога говорю ему, что если мы ещё встретимся, я отобью ему гепатитную печень. Он рожу в сторону воротит. Опер приказывает ему принести всё. Мне то же самое велел. Возвращаюсь с вещами. Лёша приносит только мою рубаху. И здесь пытается кинуть, утверждает, что больше ничего я ему не давал (он ещё не знает про показания десяти сокамерников). Не выдержав, бросаюсь на него, менты оттаскивают. Начальнику «оперетты» надоели эти его «зехеры»[22] — огрел его по спине дубиной. Эта мразь заверещала. Увели его ещё раз, принёс остальное. Остались с опером вдвоём. Он объясняет: «Вообще-то я не должен тебе ничего говорить, но влез ты в скверную историю. Этот наркоман перед тем, как с тобой меняться, был на допросе. Молодой дознаватель пробовал колоть его по поступившему заявлению, что Лёша, будучи в гостях, украл куртку, ботинки, брюки. Неопытный сотрудник не въехал, что перечисленные вещи надеты на нём. Вернувшись с допроса, эта мразь, чтобы избавиться от улик, предложил тебе обмен. Но сегодня его допрашивали жёсткие, опытные опера из отделения. Обосравшись в их руках, он во всём сознался, но сказал, что вещи у него скрысил ты». Вернул опер мои шмотки и продолжает: «По правилам поведения подследственным запрещается отчуждать, проигрывать, менять свои вещи. Так что тебе пятнадцать суток штрафного изолятора».
Встречаются и другие подонки.
Кидают в камеру «пассажира»: молодой, забитый, слегка не в себе. У нас «дачки» делили на всех. Продукты хранились на окне. Во время приёма пищи резали поровну сало, колбасу, масло, выделяли по конфете, печенинке. Те, кто не получал с воли посылок, всё равно имели равную долю.
В один день хата получила три большие передачи. Четвёртую получил новичок. Только, видно, и мама у него ненормальная: работая в столовой, прислала ему две пачки «Примы» и три тухлые котлеты, которые тут же выкинули. Этот говнюк утром просит дежурного помощника начальника СИЗО на обходе перевести его и пишет, как потом выяснилось, заявление, что мы его обижали, отняли передачу, назвав своей гору продуктов, которые лежали на окне. Прибежали к нам менты с разборками: дубинками машут, его заявой тычут, требуют всё вернуть. Еле их утихомирили: попросили поднять список того, что он получил в действительности. Когда они его прочитали, извинились и с матами побежали бить того недоноска.
