Газета День Литературы - Газета День Литературы # 62 (2001 11)
В ЛЕСУ РОДОСЛОВНОМ
А что у меня за душой, кроме этих болот,
да белых ночей, припасенных на черные дни,
да старого дома и низкого неба над ним,
в котором незримая птица о вечном поет?
И что у меня за душа, если только болит
и мучится тем, чего вовсе не в силах понять?
Неужто растет, будто стайка промокших опят,
на древе, гниющем от корня, от самой земли?
ДОСТУПНОСТЬ ПОЭЗИИ
Поэт понятен только краем звуков.
Он, говорящий прежним языком,
пытается слова найти о том,
что лишь ему доступно средь живущих,
подобно тем алхимикам, кто прежде,
"крылатым львом" обозначая ртуть,
не ведали, что открывают путь,
ведущий к синтетической одежде.
ИЗ ПЬЕРА ТЕЙЯР ДЕ ШАРДЕНА
Пока ползли сырые мхи по камню,
пока росли и падали деревья,
и гнили, в черный уголь превращаясь,
пока шагали твари неуклюже,
с натугой отрываясь от земли,
вода и ветер беглыми руками
тесали остывающие тверди,
работы ни на миг не прекращая,
и возникал над миром настающим
из камня — человечий строгий лик.
Но мимо шли стада зауроподов,
и шелестел крылом археоптерикс…
Вода и ветер не искали смысла —
лик исчезал и появлялся снова
напоминанием о днях совсем иных,
когда двуногий в шкурах и с дубиной
вдруг разглядит свое изображенье.
Как бы предчувствует людей природа,
И, может статься, что не нас одних…
Но ЭТИХ — мы не знаем. И не видим.
НАЧАЛА
Пирамидальных сумерек из камня
почти неразличима первотень,
сходящаяся с прочими въ сълнце.
Мы изгнаны из памяти своей,
и времени бездонные колодцы
наполнились.
НАСЛЕДНИКИ ДОЖДЯ
Осень.
Ночь.
Только пятна размытого света,
и мгновенные вспышки дождя.
К современности сразу сквозь сон не дойдя,
я глаза открываю — в семнадцатом веке.
Время — смутное. Капель полет неизбежен,
безнадежен: сверкнуть — и исчезнуть во тьме.
Это — ночь.
Это — дождь.
Только видится мне:
это — люди, оружны, и конны, и пеши,
всё летят и летят, устремляясь туда,
где ничто не напомнит о свете и веке,
где шумит за окном дождевая вода,
и с трудом после сна поднимаются веки.
В ПОИСКАХ ГАРМОНИИ
Какой-то странный календарь:
за октябрем идет январь,
потом декабрь сердца морозит —
и сразу наступает март,
но не весна сползает с нар,
а лишь ноябрь — дожди да слезы.
О, эти прихоти природы!
Судьбе их не избыть до дна —
едва закончится одна,
как мы другой слагаем оды
и строго соблюдаем моды
на тот или иной сезон,
но забываем про резон
календарей,
и время года,
про то, что, кажется, погода
устала уж сходить с ума,
что с нами посох и сума —
две высших степени свободы.
* * *
Вечер тихий, вечер светлый
тает-оплывает.
У колодца дремлют вербы.
Скоро ночь настанет,
выйдут звезды над холмами,
соловей зальется…
Что еще случится с нами
до восхода солнца?
Нина Краснова "НОВЫЙ МИР" — ЕГО ДРУЗЬЯ И ВРАГИ
Недавно по всем литературным кругам, пугая авторов "Нового мира", пронесся ужасный слух:
— "Новый мир" закрывают! В "Дне литературы" вышло постановление о его закрытии…
Все ринулись искать "День литературы", чтобы разобраться, что к чему. И многие облегченно вздохнули и перекрестились двумя руками, поскольку оказалось, что там вышло не постановление "О закрытии "Нового мира" (слава тебе, Господи)… а «всего-навсего» одноименная статья Юрия Кувалдина — его "реакция на публикацию в журнале «Нева» воспоминаний Сергея Яковлева "На задворках «России». Но она даже еще сильнее всколыхнула и разволновала всех, так, что у многих поехали крыши, а многих она ввела в растерянность и в недоумение и не на шутку озадачила.
А главные объекты «насмешки» и «издевки» Юрия Кувалдина, опасного возмутителя спокойствия, они же главные герои и прототипы героев Сергея Яковлева, — «новомирские» сотрудники — затаились в своем изолированном от всего мира «мире», попрятались в свои кабинеты, как премудрые пескари под свои коряги, и сделали вид, что они ничего не видели, ничего не читали и ничего не знают, в том числе и "Задворок…", из-за которых разгорелся сыр-бор. В общем, ушли на дно, чтобы переждать эксцесс, и отмалчиваются.
Только наивный и простодушный, как Симплициус Симплицисимус, а вместе с тем тонкий, глубокий и проницательный Виктор Боков, патриарх поэзии, академик Российской словесности, враг серости, банальности и скуки и подпольный авангардист, сказал мне по телефону:
— Я аплодирую Юрию Кувалдину! Здорово он (поддерживая Сергея Яковлева) выступил против литературной серости и литературных умников, здорово он их всех приложил, припечатал, здорово двинул всем кувалдой по башке и серпом по … (одному месту). И обижаться на него никому не надо. Его статья — это род литературного хулиганства! Хотя по сути своей она очень серьезная. Это демонстративное дурачество, придуривание, которое выше любой серьезной зауми, это великая "похвала глупости", по Эразму Роттердамскому, с эпатажем, приколами. Без чего не может быть художника и без чего литературная жизнь была бы неинтересной. Это надо понимать. А чтобы это понимать, надо быть талантливым. На него обидятся только те, на ком шапки горят.
Я вместе с Виктором Боковым весело поаплодировала Юрию Кувалдину, а потом и самому Бокову за его слова, с которыми полностью согласилась. И побежала в библиотеку за журналом «Нева», за № 1 и № 2. Чтобы прочитать там "Задворки…" Сергея Яковлева, за которые Кувалдин назвал его "самым выдающимся автором "Нового мира" последних лет" и о котором так написал, что мне возжелалось немедленно прочитать их. Ну и, конечно, они, эти его воспоминания, эти записки «ревизора», потрясли меня. Там он показал и открыл всем "Новый мир" с такой стороны, с которой его никто из широких масс не знал, то есть не с переднего, а с заднего фасада, не с парадного входа, а с черного хода, с задворок, то есть неизвестный "Новый мир", с его закулисными играми, интригами, аферами, махинациями, "с тайнами мадридского двора"… и с борьбой за портфель и кресло главного редактора.
У меня всегда было идеальное, священно-возвышенное, трепетно-благоговейное, коленопреклоненное отношение к этому журналу, который считался неким литературным эталоном и пользовался у всех культурных людей, у интеллигенции особым авторитетом, особым спросом и популярностью. Я из года в год выписывала и читала его. Там печатались самые известные, самые лучшие писатели России и Советского Союза, литературная элита, представители большой литературы, на которых все молодые смотрели снизу вверх. И попасть в круг этих авторов. В этот журнал, куда, как правильно пишет Сергей Яковлев, "с улицы никого не пускали", было все равно, что попасть в большую литературу.
И каждый молодой неизвестный поэт или прозаик, который мечтал сделать себе имя и стать известным, каждый «солдат» литературного фронта, который мечтал стать генералом, считал за высшую для себя честь и за высшее счастье напечататься там, пробиться туда, стать автором этого журнала. Я, провинциальная поэтесса, рязанка, с легкой руки Евгения Храмова, моего литературного учителя (одного из моих руководителей на Совещании молодых в 1979 году) и редактора одной из моих книг — "Потерянное кольцо", удостоилась такой чести и такого счастья в 1990 году. Тогда там появилось мое стихотворение про реку Оку:
Встретились два мужика,
Встретились да рыбака.
