Борис Соколов - Москва мистическая, Москва загадочная
– Вот, говорит, как я спал долго!
А Брюс говорит:
– Ты спал девять месяцев. Ты, говорит, вновь народился.
– Как так? – спрашивает ученик.
Брюс рассказал ему. А тот не верит.
– Это, говорит, белой кобылы сон.
Брюс и говорит:
– Когда не веришь – посмотри в зеркало.
Вот ученик посмотрел в зеркало, видит: совсем молодым стал.
– Это, – говорит, – такие чудеса, что и сказать нельзя. По наружности, – говорит, – я молодой, а по уму старый.
Вот Брюс и приказывает ему:
– Ты, – говорит, – смотри, никому не говори, что я сделал тебя молодым. И жене моей не говори. А рассказывай, что ты у меня новый ученик. Я буду то же говорить.
Потом стал он учить его, как переделывать старого на молодого.
– Это, – говорит, – для того учу тебя, что сам хочу переделаться на молодого. А когда, – говорит, – будут спрашивать, где Брюс, говори: уехал, мол, на девять месяцев, а куда – неизвестно. И жене моей не рассказывай про наше дело, а то она по всей Москве разнесет.
И взял с ученика клятву, что все исполнит как следует. И отдал он ученику эти порошки и составы. И после того ученик зарезал Брюса, на куски изрубил, в кадку положил, порошком засыпал. А сам молчок. Но только жена Брюсова, как увидела молодого ученика, сейчас полюбила его. Ну и он оказался тоже парень не промах. Одним словом, закрутили они вдвоем любовь. Ну, он тоже брех оказался: все выложил Брюсовой жене. А та говорит:
– Не надо переделывать Брюса на молодого. А будем, – говорит, – жить вместе: ты будешь заниматься волшебными делами, а я по хозяйству управлять стану.
Вот ученик и взял себе в голову:
– Это, – говорит, – верно. Я, – говорит, – довольно обучен и буду как Брюс.
Но только ему до Брюса было очень далеко: и сотой части брюсовских наук не знал.
Ну, время идет. Народ удивляется:
– Что это, мол, Брюса не видать, не слыхать?
И царь Петр Великий спрашивает:
– Где это девался Брюс? Раньше, – говорит, – каждое утро с рапортом являлся, а теперь не приходит?
А это, значит, такой рапорт: что он за ночь выдумает, то утром докладывает царю.
Вот пошли от царя узнать насчет Брюса. А ученик говорит:
– Уехал на девять месяцев, а куда – неизвестно.
Ну, те и доложили царю. И тут девять месяцев кончились.
Вот ученик и Брюсова жена выложили изрубленное тело, сложили по порядку. Ученик взял, этим составом полил. Куски срослись. Вот он вынимает из кармана пузырек с каплями. А жена Брюсова вырвала у него пузырек, да хлоп! – обземь и разбила.
– Теперь, говорит, пускай Брюс Страшного суда ожидает – тогда воскреснет. Довольно, говорит, я помучилась за ним, бродягой, пососал он моей кровушки вволю.
А ведь брехала, потому что он не бил ее. А тут, видишь, такая вещь: она молодая, в ней кровь играет, а он старый. Она бесится, а он без всякого, может, внимания, потому что ему и без этого полон рот дела. Конечно, если правильно рассуждать, на что ему молодая жена? Но только она больше виновата: ведь видела, за кого ты выходила? Или тебе, чортовой лахудре, платком глаза завязывали, когда выдавали за Брюса? Но только у нас такого закона нет. А тут, видишь, простая штука: она думала, что через Брюса ей будет почет – дескать, народ станет говорить: «Вон идет волшебникова жена». А народу и дела до нее не было никакого. Действительно, самому Брюсу от всех почет и уважение, ну, многие и боялись. А Брюс с ней под ручку по бульвару не ходил на прогулку. Вот ее и брала досада – вот в чем тут дело. А больше всего, как она полюбила этого ученика, так и думала, что лучше его и на свете нет никого. Баба, и понятие у ней бабское.
И вот они вдвоем обрядили Брюса, в гроб положили и сговорились, как им брехать перед людьми. Вот она сейчас и подает известие:
– Головушка ты моя бедная!.. – завыла, заголосила…».
Однако Петр догадался, что это жена с молодым учеником извели Брюса, потому что уж слишком сильно жена голосила по умершему, и когда они с учеником рассказали про махинации с оживительными каплями, царь велел отрубить им головы. Только сами капли с тех пор были утрачены безвозвратно.
Здесь проявляется древний мотив предательства жены и ученика по отношению к своему мужу и мастеру. При этом народ, сложивший легенду, естественно, понятия не имел о том, что Брюс на семь лет пережил свою жену. Год ее рождения неизвестен, но учитывая, что Брюс женился в возрасте 25 лет, жена никак не могла быть сколько-нибудь существенно младше его. А идея приписать Брюсу ученика, возможно, появилась в связи с тем, что незадолго до смерти Яков Вилимович взял на воспитание отрока Дмитрия Васильева.
Другой вариант той же легенды винит в смерти Брюса его лакея: «А было тогда Брюсу восемьдесят лет, и хотел он, чтобы стало сорок. И приказал он лакею, чтобы тот перерезал ему горло бритвой, изрубил на куски и чтобы эти куски перемыл и сложил по порядку, после того смазал бы мазью и уже после полил бы бальзаном. А лакей сделать-то сделал, да не все: бальзаном не полил, а взял, да разлил его по полу. И чего ради пошел он на такое дело – и поднесь никто на знает. Зло ли какое было ему от Брюса, или подкупил его кто – никому не сказал об этой причине.
На что уж ученые профессора по книгам, по бумагам смотрели – ни до чего не докопались». С тех пор будто бы призрак Брюса и ходит по имению, ищет неверного Ваньку. Кстати, ходили слухи, что сам Петр отправлял приговоренных к смерти преступников (кто поздоровее, конечно) для опытов своего ученого доктора Бидлоо. Может, отсюда и возник слух об «оживительной воде» Брюса?
Характерно также, что в легендах Брюс представлен глубоким 80-летним стариком, тогда как на самом деле Яков Вилимович скончался в возрасте 65 лет. Но для образа колдуна, владеющего секретом живой и мертвой воды, больше подходил столетний старец, собирающийся жить вечно и чем-то напоминающий сказочного Кощея Бессмертного.
Брюсу приписывали и изобретение летательного аппарата: «Сделал из стальных планок и пружин огромаднейшего орла. Сядет на него верхом, придавит пружинку, орел и полетит. И сколько раз летал над Москвой». Дабы не смущать народ, Петр повелел Брюсу летать только по ночам: «Но только долетался Брюс на своем орле. Полетел раз и не вернулся: унес его орел, а куда – никто не знает. Царь жалел его:
– Такого, – говорит, – Брюса больше у меня не будет. И верно, не было ни одного такого ученого».
Сохранились и другие варианты легенды о Брюсовых «железных птицах». Так, свечной торговец Алексей Морозов утверждал, что как-то в сумерках сам видел, что из окон астронома вылетают железные птицы, делают несколько кругов вокруг здания и потом возвращаются обратно. Следующей ночью купец вернулся к башне вместе с домочадцами. В кабинете Брюса горел свет, в окне маячила фигура графа, из башни доносились чьи-то надрывные стоны. Вдруг одно из окон отворилось, и оттуда вылетели три железных чудовища с человеческими головами. Вне себя от ужаса Морозов с домочадцами мчался по ночному городу подальше от страшного места. И вскоре по городу прошел тревожных слух: лютеранин из Сухаревой башни общается с нечистой силой и с ее помощью превращает живых людей, чьи стоны и разносятся по окрестностям, в летающих железных драконов.
После смерти Петра по Москве пошли слухи, что старый Брюс мастерит какую-то «куклу», сиречь «механическую персону». Когда ее заводили, она «оживала», поворачивала голову, поднимала руку и затем садилась в кресло. Некоторые уверяли, что в лунные ночи Брюс разговаривает с куклой и что она ему отвечает. Говорили, что кукла «умеет говорить и ходить, но не имеет души». Железная горничная прислуживала графу в его обсерватории. Когда же Яков Брюс ушел в отставку и покинул город, он увез ее в свое подмосковное имение Глинки. Там кукла свободно разгуливала по липовым аллеям и кокетничала с крестьянами. Крепостные графа, завидев куклу, сначала в страхе разбегались, но потом привыкли и прозвали куклу «Яшкиной бабой».
Но, хотя историки и не отрицают возможность существования «куклы Брюса», ни ее чертежей, ни детального описания до сей поры не найдено.
Как раз в то время, когда Брюс будто бы создавал якобы свою механическую куклу, скульптор Бартоломео Карло Растрелли работал над знаменитой «восковой персоной» Петра. На третий день после смерти императора, 28 января 1725 года, Растрелли с двумя помощниками в присутствии Екатерины I, Меншикова, Брюса и еще нескольких приближенных снял гипсовые слепки с лица, кистей и ступней Петра, а также сделал тщательные обмеры тела. Были сняты слепки даже с затылка и шеи. В течение нескольких месяцев скульптор собственноручно вырезал из дерева по снятым меркам фигуру Петра и вытачивал шарниры для суставов рук и ног. Парик был изготовлен из собственных волос царя, остриженных в 1722 году в сильную жару во время Персидского похода. Глаза нарисовал на золотых пластинках живописец-миниатюрист Андрей Овсов. «Персону» нарядили в парадный костюм, который Петр надел единственный раз – в день коронации Екатерины, 7 мая 1724 года. Костюм был голубого цвета, с серебряными украшениями и голубой лентой ордена Андрея Первозванного, которым Петр был награжден в 1703 году за победу на море над шведами близ крепости Ниеншанц. На левом боку куклы был кортик с эфесом из золотой гарды и черенка китайского аспида. В ножнах кортика были спрятаны походный нож и вилка. Казалось, что император ожил.