Анна Гейфман - Революционный террор в России, 1894— 1917
Ленин тоже выступил против террористической тактики эсеров. Он говорил, что «ставя в свою программу террор и проповедуя его как средство политической борьбы… социалисты-революционеры приносят… самый серьезный вред движению, разрушая связь социалистической работы с массой революционного класса»(14). По его мнению, террористическая деятельность отвлекала потенциальных организаторов пролетариата от действительно необходимых занятий и, поскольку «без рабочего класса все бомбы… бессильны априори», наносила вред «не правительству, а революционным си-лам»(15).
Вслед за группой «Искры» и другие социал-демократы включились в антитеррористическую кампанию. Газета «Южный рабочий» писала, что «террор — не новое средство борьбы; это средство было уже раз испытано и оказалось негодным… Вот почему террор был единогласно отвергнут, когда под знаменем. социал-демократии возобновилось революционное движение в России… О терроре уже не было речи, горький опыт научил революционеров»(16). «Arbeiter Stimme» («Голос рабочих»), официальный орган Бунда, заявлял: «Не в том должна состоять борьба, чтобы единичные люди выступали против единичных угнетателей; наших целей мы достигнем только организованной борьбой всего рабочего класса против целого политического и экономического строя»(17). И наконец, летом 1901 года на конференции за границей, на которой присутствовали представители всех российских социал-демократических организаций, была принята следующая резолюция: «Мы считаем нужным решительно высказаться против того взгляда, согласно которому террор является необходимым спутником политической борьбы в России»(18).
Таково было идеологическое отношение социал-демократов различных направлений к терроризму, и они публично заявляли о нем всякий раз, когда нужно было разъяснить социал-демократическую платформу. Но необходимо делать различие между теми, кто определял и популяризировал официальные цели и лозунги партии, и теми, кто занимался практической деятельностью . Последние редко интересовались давней традицией соперничества между сторонниками и противниками террористической тактики, особенно если помнить, что многие из них в молодости восхищались террористами и кое-кто по нескольку раз менял стороны в спорах о терроре(20). К тому же мало было заботившихся о строгом следовании марксистской доктрине, да и очень немногие профессиональные революционеры хорошо знали теорию или хотя бы ею интересовались !). И наконец, большинству рядовых социал-демократов не было никакого дела до соперничества партийных лидеров в Женеве и Париже, и они считали эсеров и других сторонников террора товарищами по оружию(22). По всем этим причинам их отношение к терроризму существенно отличалось от того, что заявляли партийные теоретики на страницах официальных изданий.
Более того, некоторые партийные функционеры, в определенный период времени озабоченные исключительно разработкой идеологии, в другие моменты своей революционной карьеры вынуждены были заниматься практической деятельностью и вырабатывать отношение к терроризму с совсем другой точки зрения. Именно таким революционером был Ленин. Его протесты против терроризма, направленные главным образом против эсеров и сформулированные до 1905 года, находятся в резком противоречии с его практической политикой но отношению к террористическим методам, выработанной после начала революции при изменившихся обстоятельствах и в свете новых задач дня.
ТЕРРОРИЗМ НА ПРАКТИКЕ: БОЛЬШЕВИКИ
Для Ленина, лидера фракции большевиков, вопрос об отношении к террору не был однозначным. Его позиция неоднократно менялась в зависимости от изменений его политических целей и первоочередных задач(23). В 1902 году он обрушивался на эсеров за их защиту терроризма, «бесполезность которого была ясно доказана опытом русского революционного движения»(24), в то время как за год до того он заявлял, что «принципиально мы никогда не отказывались и не можем отказываться от террора»(25). До революции 1905 года Ленин называл любую террористическую деятельность «нецелесообразным средством борьбы», так как это определенно не было «одной из операций воюющей армии [пролетариата], связанной со всей системой борьбы и приспособленной к ней»(26). Таким образом, он отрицал террор условно, до изменения политических обстоятельств ?). После резкого подъема антиправительственной деятельности в 1905 году перед Лениным встала необходимость выработать для фракции большевиков практическую политику по отношению к революционному террору.
Ряд обстоятельств вынуждал его занять четкую позицию по этому вопросу. Во-первых, он не мог не видеть, что террористическая тактика эсеров и анархистов успешно расшатывала существующий строй, вселяя в представителей власти страх и смятение. Ленин также должен был признать, что эсеры были правы, говоря, что террористическая деятельность может быть в высшей степени эффективной в деле радикализации крестьянства и пролетариата(28). И в условиях 1905 года, когда анархия быстро сменяла порядок и когда ни правительство, ни лидеры революционеров (особенно находившиеся за границей) не могли контролировать действия своих сторонников на местах, Ленин осознал необходимость использовать акты «неизбежной партизанской войны» в империи в интересах своей партии и революции, как он ее видел(29). Даже на уровне теории террористическая деятельность была вполне оправданной в такое время: когда терроризм достиг гигантских масштабов и затрагивал практически все слои j населения, террор уже переставал быть средством индивидуального протеста и мог считаться составной частью восстания масс против всего социально-политического порядка. Для Ленина также было немаловажно то, что, в то время как «традиционный русский террор был делом заговорщиков-интеллектуалов», после 1905 года главными исполнителями терактов стали рабочие или безработные(30).
Принимая все это во внимание, Ленин наконец выработал свою позицию. В этот конкретный исторический момент террор был полезен для революционных целей, пока он мог «быть частью массового движения». Такой взгляд в сущности мало чем отличался от формулировки эсеров: «Мы призываем к террору не вместо работы в массах, но именно для этой самой работы и одновременно с ней»(32). Теперь, когда настал подходящий момент, Ленин призвал к «наиболее радикальным средствам и мерам, как к наиболее целесообразным», не исключая и децентрализованную террористическую деятельность, для чего он предлагал создавать «отряды революционной армии… всяких размеров, начиная с двух-трех человек, [которые] должны вооружаться сами, кто чем может (ружье, револьвер бомба, нож, кастет, палка, тряпка с керосином для поджога…)»(33). Эти отряды по существу ничем не отличались от террористических «боевых бригад» и «летучих отрядов» социалистов-революционеров.
Теперь он был готов идти еще дальше, чем эсеры, и временами бросал всякие попытки ввести террористическую деятельность в рамки научного учения Маркса, утверждая: «Боевые отряды должны использовать любую возможность для активной работы, не откладывая своих действий до начала всеобщего восстания». Они должны «тотчас же начать военное обучение на немедленных операциях, тотчас же!»(34). По существу, Ленин отдавал приказ о подготовке террористических актов (которые он ранее осуждал), призывая к нападениям на
городовых и правительственных шпионов, чье уничтожение теперь было, по его мнению, долгом каждого порядочного человека(33). Его мало беспокоила определенно анархическая природа таких действий, и он настоятельно просил своих сторонников не бояться этих «пробных нападений»: «Они могут, конечно, выродиться в крайность, но это беда завтрашнего дня… десятки жертв окупятся с лихвой»(36).
Сформулировав свою новую тактику, Ленин немедленно стал настаивать на ее практическом осуществлении и, по свидетельству одной из своих ближайших коллег, Елены Стасовой, превратился в «ярого сторонника террора»(37). Уже в октябре 1905 года он открыто призывал своих последователей убивать шпионов, полицейских, жандармов, казаков и черносотенцев, взрывать полицейские участки, обливать солдат кипятком, а полицейских — серной кислотой(38). Потом, не удовлетворенный масштабами террористической деятельности своей партии, он жаловался в письме С.-Петербургскому комитету: «Я с ужасом, ей-богу с ужасом вижу, что [революционеры] о бомбах говорят больше полгода и ни одной не сделали!»(39) Стремясь к немедленным действиям, Ленин даже защищал вполне анархистские методы перед своими товарищами — социал-демократами: «Когда я вижу социал-демократов, горделиво и самодовольно заявляющих: «Мы не анархисты, не воры, не грабители, мы выше этого, мы отвергаем партизанскую войну», — тогда я спрашиваю себя: понимают ли эти люди, что они говорят?»(40) И наконец, в августе 1906 года официальная позиция большевистской фракции РСДРП была объявлена публично, когда ее печатный орган «Пролетарий» призвал боевые группы «прекратить свою бездеятельность и предпринять ряд партизанских действий… с наименьшим нарушением личной безопасности мирных граждан и с наибольшим нарушением личной безопасности шпионов, активных черносотенцев, начальствующих лиц полиции, войска, флота и так далее…»(41).
