Федор Булгаков - Из общественной и литературной жизни Запада
Но однообразный репертуар этих собеседований как-то раз оживился. Участники пирушек с ней рассказывали про гипнотические эксперименты. Один молодой чиновник маленького городка ухватился за эту тему.
Он уверял, что может самой нежной женщине, – если только она окажется восприимчивым медиумом, – сообщить силу – любого мужчину одним рукопожатием поставить перед нею на колени. Он обратился к Кароле с просьбой сделать опыт. Тщеславие Каролы было крайне польщено при мысли, что она еще раз в новой позе сосредоточит на себе внимание всей компании.
Она согласилась на его просьбу.
В течение десяти минут находилась она в состоянии полного безволия.
И в этом-то состоянии прошептала она человеку, поработившему ее своей воле, ответ на тот решительный вопрос, с которым он обратился к ней в одном из углов салона…
Тайна местопребывания Рустана была выдана…
Из свидетелей опыта никто не слыхал мимолетного разговора. Приведенная снова в сознание, Карола узнала только одно, что в ней наблюдались все проявления силы, какие всегда поражают зрителей, что это была прелестная картина, когда, поманив пальцем, она заставила мэра данного городка – мускулистого малого и врага женщин – пасть перед ней в положении молящегося ребенка.
Через час тайна, выданная субреткой, была передана по телеграфу в столицу, а затем и за море.
* * *Рустан почти ежедневно получал письма от Каролы. В этот день он также собирался предпринять прогулку по улицам миллионного города и зайти в ближайшее почтовое отделение, чтобы спросить, нет-ли весточки от любезной издалека. Сходя с лестницы отеля, он сошел сперва в читальню, в эти часы остававшуюся еще без посетителей, и заглянул в европейские газеты.
Через тонкую стенку он услышал разговор, который происходил в конторе, помещавшейся рядом с читальней, между владельцем отеля и двумя незнакомцами:
«– Я, тем не менее, не могу этому поверить…
– Мы, наверное, знаем, что он тут живет. Конечно, он носит чужое имя. Прочтите еще раз описание личности Рустана. Оно „должно“ относиться к одному из ваших жильцов. Позовите кого-нибудь из ваших людей – ну, хоть портье, который ежедневно видит всех постояльцев по нескольку раз…
– Извольте, если вы этого желаете. Только это будет напрасный труд.
– Наверное, нет. Телеграфный кабель из Парижа принес нам известие, ясно говорящее о тождественности…»
За три месяца Рустан пережил не мало моментов, требовавших крайнего напряжения безумной его смелости и присутствия духа. Пятиминутный срок, и какое-нибудь смелое решение могло еще спасти его.
И на этот раз судьба его не совсем еще была решена. Никто не видел, как он вошел в читальню. Переговоры с отельным персоналом могли еще дать ему четверть часа времени… Ринуться в уличную сумятицу мирового города было еще возможно, если только другие полицейские не оберегали входных дверей отеля.
Но в голове Рустана не было места для этих планов и надежд. Мышление человека, умевшего до этой минуты с невозмутимым челом преодолевать всякую опасность, ослабело. Слова «Телеграфный кабель из Парижа» расстроили мыслительную способность его мозга. Свобода утратила для него свою прелесть. Он испытывал лишь жгучую боль от сознания, что «она», единственная, которой од доверился из всех людей, выдала его. Он не хотел этому верить. Но ведь только одна Карола знала, где он нашел убежище за последние две недели…
Драгоценные минуты уходили, а между тем Рустан снова и снова в воображении возвращался к тому блаженному часу, когда, при последней встрече с любимой женщиной, в то время, когда она прильнула к его груди, – он прошептал ей слова:
«– С 1 до 20 мая я буду в Нью-Йорке, отель ***…»
Сносить презрение целого мира показалось делом легким для преступника, которого преследователи его вытравили из Европы и загнали за океан, но мысль, что единственная, которую он подобрал из грязи и которой отдал свою любовь, как добрый, верный человек, – что эта единственная позорно принесла его в жертву, быть может, из-за денег, – эта мысль подкосила его окончательно.
Последнее чувство, которое он мог испытывать наравне с другими честными людьми, – было попрано ногами… последние узы, привязывавшие его в жизни, – порваны.
И звук выстрела привлек сыскную полицию к трупу «знаменитого» преступника.
5
Биография Гюи-де-Мопассана. – Кружок Эмиля Зола. – Первая новелла Мопассана. – Письмо Флобера (1873 г.) о задатках дарования Мопассана. – Сборник стихотворений Мопассана. – Субъективный характер его. – Стихотворения «Дикие гуси». – Взгляд на людей сверху вниз. – рассказ «Boule de Suif». – Оригинальная манера Мопассана. – О натурализме вообще и Мопассановском в частности. – Мизантропия Тэна в рассказах Мопассана. – Натурализм и реализм Мопассана, как источник его меланхолии и пессимизма. – Разочарованность героини «Une vie». – Сомнения Мопассана насчет спасительности любви. – Несоответствие между тем, чем любовь бывает в действительности, и раем мечтаний. – Первый роман Мопассана. – Романы «Bel-Ami» и «Mont-Oriol». – Роман «Pierre et Jean» и отречение Мопассана от доктринерского реализма. – «Fort comme la mort» – замечательнейший из психологических романов Мопассана. – Последний его роман «Notre Coeur». – Ипохондрия Мопассана. – О брачных путешествиях мнения самих потерпевших от них. – Новейшие Пифии в Париже и их знаменитая прародительница – Ленорман.
Гюи де-Мопассан, занимавший одно из самых почетных мест в первом ряду французских писателей, достигших в период 1880–1890 гг. полной зрелости своего таланта, скончался недавно в сумасшедшем доме. Слава его выросла быстро, но не прошло и десяти лет с тех пор, и звезда его закатилась. Гюи де-Мопассан родился в 1850 г., а перестал писать сорока лет. И тем не менее в истории новейшего романа он оставил неизгладимый след. Биография его весьма несложна. Получив диплом, какой требуется во Франции, он поступил на службу в министерство народного просвещения и, подобно Терье, Коппе и другим французским писателям, в своей канцелярии занимался сочинительством. Затем он вышел в отставку и жил некоторое время на своей нормандской родине. 30-ти лет он выступил на литературное поприще, в течение десяти лет работал с нервозной неутомимостью до тех пор, пока не омрачился его рассудок. В конце 1891 г., в Канне, на своей яхте «Bel-Ami» – Мопавсан страстно любил охоту и гребной спорт – он пытался покончить с собой и помешанным был отвезен в Париж, от которого бежал к берегам Средиземного моря. С тех пор этот писатель, всех поражавший своим здоровьем, веселым и ясным умом, прозябал до кончины в лечебнице душевнобольных.
Эмиль Зола еще в 1880 г. признал своеобразность и оригинальность дарования покойного новеллиста. Именно в то время автор «Ругон Маккар» объявил своим лозунгом натурализм и около него группировался кружок молодых и горячих его последователей. к этому кружку принадлежал и Мопассан, который в литературе стремился идти по стопам своего дяди Флобера, знаменитого автора «Madame Bovary». В числе первых проб талантливости помянутого кружка, напечатанных Эмилем Зола в сборнике «Soirées de Médan», новелла Мопассана «Boule de Suif» выдавалась наиболее, хотя его сверстниками-меданистами были тогда Поль Алексис, Сеар, Энник, Гюисманс – все четыре, принадлежавшие в разряду очень недюжинных писателей.
Но Мопассан чужд был самомнения молодости, и он не решался отдавать в печать написанное им, прежде чем не подвергал это тщательнейшей отделке. В данном случае его руководителем был Флобер, этот отшельник Круасе, мучивший себя обработкой своего стиля. Прочитав первые рассказы Мопассана в стихах, Флобер отечески подбодрил его в дальнейшему писательству: «работайте, молодой человек!». В письме к матери молодого писателя (1873 г.) Флобер заявляет: «уже с месяц тому, как я хотел писать тебе, чтоб объясниться в любви в твоему сыну. Ты не можешь себе представить, каким милым, скромным, благодушным, понятливым и остроумным, словом, симпатичным я нахожу его. Не смотря на разницу лет между нами, я считаю его „другом“ и потом он так напоминает мне моего дорогого Альфреда (Альфред ле-Пуатвен – рано умерший поэт, брат г-жи Мопассан)… То, что он показывал мне из своих работ, конечно, не менее ценно, чем то, что печатается „Парнасцами“… Со временем он дойдет до оригинальности, индивидуальных воззрений и ощущений. А это главное. В результате, в успехе мало толка. В этом мире подобает прежде всего сохранить душу в высокой сфере. Культ искусства доставляет гордость. Такова моя мораль».
И Мопассан, верный заветам своего учителя, с судорожной сосредоточенностью своих умственных сил обрабатывала стих за стихом, строку за строкой, чтоб достигнуть флоберовского идеала выразительной простоты и ясности. Когда минуло ему 80 лет, он ринулся на арену литературы вполне вооруженным, и на первых же порах завоевал себе почетное место среди новейших писателей Франции.
