Федор Булгаков - Из общественной и литературной жизни Запада
Все эти остроумные умы, по-видимому, и не подозревают, что гораздо легче превозносить величие этого наставления, нежели осуществить его на деле. Здоровое тело не всегда достигается при самой образцовой воле с нашей стороны. Подчас это лишь дар, или, если вы предпочитаете, – большое бремя, унаследованное от другого поколения. Притом же, мы получаем свое тело от предшествующих поколений; дух наш точно также подвергается влияниям прошлого и настоящего. Мы наследуем болезненные идеи и болезненные организмы, и принуждены принимать их без права, даваемого наследнику, платить только те долги, которые не превышают стоимости наследства. А так как, согласно утверждениям науки, мы наследуем больше дурного, чем хорошего, значит, болезни и всевозможные слабости скопляются на нашей спине, и будущие поколения тщетно будут мечтать о здоровой душе в здоровом теле…
Однако, вернемся к пророкам.
Джон Баском, профессор философии в Массачусеттской коллегии, полагает, что идеал человека кроется в согласовании его умственных способностей с физическими его силами. Подобная гармония должна отразиться на будущем обществе, которое будет состоять исключительно из людей, озабоченных достижением этого идеала.
Знаменитый Стэнли утверждает то же самое, только он пускается при этом в длинные разглагольствования. У совершенного человечества будут две формы: моральная и физическая. Необходимо развивать элементы каждой из них, т. е. с одной стороны мужество, искренность, любовь к правде и т. п., а с другой – физическое здоровье. Его идеал человека сводится к исчезновению эгоистических чувств.
Профессор доктор Пеппер в восторженных выражениях говорит, что следует внушить молодежи «сущность идеала», сладость жертвы и значение высоких принципов. Мисс Споффорт подпевает в тон Стэнли и видит наше будущее в исчезновении эгоизма. По мнению мисс Говард человечество достигнет совершенства в великодушии. Только бы оно не погубило себя им!
Очевидно, великодушие серьезно угрожает человечеству, и все знатные и благородные мисс Соединенных Штатов и Великобритании пророчат его последнему.
Среди этого потока женской сентиментальности приведем еще мнение г-жи Клеманс Ройе. её profession de foi представляет сплошной восторженный гимн в честь человеческого разума. Идеальный человек – это тот, который прежде всего ищет правды, воля которого всегда будет согласна с разумом, внушена и порождена наукой.
Заметка Шарля Бернара отличается большей игривостью. Он верит в будущее и вполне убежден, что человек будущего будет меньше работать, веселее жить, натура его будет артистичнее, он будет менее мелочным лавочником и дельцом, чем в настоящее время.
В заключение приведем замечание Жерома Аллена, директора педагогической школы в Нью-Йорке. С невозмутимой серьезностью объявляет он, что человек будущего будет внушать мальчикам делаться… мужчинами, а девочкам становиться… женщинами.
Таким образом, всему предстоит обстоять вполне благополучно. Род людской будет продолжать свое существование более чем регулярно. Педагогия спасет его от пропасти, куда он стремится. Мальчики обратятся в мужчин, а девочки – в женщин! Да, в сущности, не сводится-ли и философия всех этих остроумных догадок к утверждению ученого педагога? Бедняга! Он хотел блеснуть такой-же глубиной, как и другие, а между тем, по воле случая, оказался бесподобен и правдив.
Вот теперь, помимо своего желания, он и попал в критики, и принужден несколькими шутовскими своими словами бичевать все ребячества, которые вылезают из всех больших и малых окон, какие открываются перед нами на неведомое и отдаленное будущее…
* * *Где Рустан? Куда исчез герой сенсационного преступления, занимавшего всю Европу? Этот вопрос стал европейским. Газеты подробно описывали наружность искомого преступника, сообщали пикантные подробности насчет его карьеры. Читатели посвящали этим описаниям больше внимания, чем политическим известиям газет. Дамы упивались рассказами о похождениях «героя» преступлений. Последний представлялся им необыкновенно красивым и интересным мужчиной.
То там, то сям Рустан появлялся на несколько часов. Агенты тайной полиции охотились за ним с трогательным усердием. Они могли составить целый музей из сувениров о переездах неуловимого. Но сам он успевал скрываться от своих преследователей. Разыскивались приятели Рустана, чтоб найти нити, по которым можно было проследить за ним. Но у Рустана не было приятелей.
У него была только единственная приятельница.
Они встретились друг с другом в лучшие дни на тех высотах или точнее на тех низменностях жизненного пути, когда порок скрашивается драгоценными туалетами, игрой шампанского и увядающими цветами. Великодушный авантюрист платил за любовь маленькой авантюристки. Он не чаял, что у Каролы есть сердце. Она сама того не подозревала тогда. В её глазах чувство могло только мешать её профессии. Если ей жертвовалось состояние, утрата которого равносильна была разорению всей семьи, она принимала это как должную дань красоте, т. е. ей, которая сама жертвовала собой, изучая будуарный коммунизм. Руководимая такими именно чувствами, не отталкивала она руку Рустана, пока эта рука продолжала еще черпать золото пригоршнями.
Затем явилось административное распоряжение о задержании его. Рустан был беден, как и она. Интересен и презираем – как и она. И вот тогда заговорило её сердце, голоса которого она не слыхала раньше. От Рустана ей нечего было более получать, не на что надеяться. Он был изгнан из общества порядочных людей так же, как и она, его имя, подобно её имени, было окружено ореолом позорной славы. И вот теперь она сознала, что предана ему телом и душой, что ей с ним не расстаться.
У него ничего не оставалось кроме этой любви, которую он некогда покупал и которая теперь, в виде доброхотного дара, воплотила в себе все лучшее в его существовании. Мир представлялся ему полчищем врагов-преследователей, жизнь его – травлей без передышки. Из всех людей он мог довериться единственному существу, ненависти которого ему нечего было опасаться. Таким образом, эта любовь, возникшая в грязи, оказалась для изгнанника последней опорой. За эту опору уцепился Рустан. Он готов был довериться, быть преданным той женщине, которая открыла ему свое сердце лишь в дни бед. От Каролы у него не было тайн. Ей он доверил свою судьбу. Несмотря на беспрестанные увертки его от преследователей, она всегда знала о новом избранном им убежище. Словно объятый ковами каких-то таинственных чар, сообщал он ей о всех своих планах, какое-нибудь необдуманное слово Каролы, неосторожное обращение с присылаемыми им письмами, могло порешить с его судьбой, даже помимо какого-либо умышленного предательства. Несмотря на то, он надеялся на проницательность своей любовницы и верил в нее, как ребенок.
С своей стороны, в этом доверии, какого она удостоишь хоть раз в своей жизни, Карола видела драгоценное благо. Всеми силами своего разумения заботилась она о неприкосновенности своего друга. Всех являвшихся к ней с целью выманить у неё тайну его местопребывания она направляла на ложную дорогу. Сойдясь с Рустаном на несколько часов после долгих недель разлуки, она успела только передать ему, как отлично она справлялась с своей задачей, как тонко обдумывала все для него, – насколько она заслуживала то доверие, каким он дарил ее…
* * *Любовники снова были разлучены на сотни миль.
Карола «лицедействовала» в одном летнем театре в южной Франции. Рустан утешался в Нью-Йорке при чтении газетных сообщений, из которых узнавал, что его ищут только в Румынии. В новом своем пребывании Карола явилась львицей дня. Но скромные артистические её способности были почти ни причем в этих триумфах. Овации, оказывавшиеся ей в провинциальных городках, она могла приписывать единственно своей красоте, личной своей привлекательности. Самой громкой рекламой для маленькой субретки был слух, что между Каролой и «знаменитым» Рустаном существовали тайные сношения. Пикантность этого слуха в глазах добрых недалеких буржуа окружала появление Каролы соблазнительным ореолом. Преклонялись не перед сомнительным талантом, не перед истинной красотой, – нет, дивились на это необыкновенное существо, судьба которого связана была с судьбой великого бродяги. Каролу радовало такое редкое поклонение.
Она отлично умела разговаривать, ужиная после спектаклей с неуклюже-развязными провинциальными франтами, и была счастлива, наблюдая, как толпа этих придурковатых поклонников искусно сводила разговор на Рустана. В данном случае сценический эффект удавался ей как нельзя лучше, когда она искреннейшим тоном выкрикивала вопрос, что это за таинственный Рустан, имя которого она слышит впервые, причем зубоскалы, конечно, были всегда на её стороне.
