Газета День Литературы - Газета День Литературы # 128 (2007 4)
Часто мучила эта проблема:
Отчего с первых строк
Так вцепилась в него
Мёртвой хваткой военная тема?
Ну, положим, военное детство.
Москва.
Лай зениток. Прожекторы. Маски.
У соседа Петра – два пустых рукава.
У Ефрема – штанина в подвязке.
Письма с фронта,
Бедою входящие в дом,
Рвань кровавых бинтов на ограде.
Да платочки у глаз
Неотплакавших вдов,
Да щемящее: "Дай, Христа ради".
Да рассказы отца
Про безусых ребят.
С сединою их клали под флаги...
Он всегда эту скорбь
Пропускал сквозь себя,
И, казалось, седела бумага.
Не случайно средь писем,
Что пришут ему,
Можно часто прочесть и такое:
"Не с тобой ли, браток,
В ту лихую зиму
Отступали мы под Калитвою?"
А записка из зала от "Петьки-бойца"?
Прочитал – и морозом по коже:
"Сын полка, ты живой?
Ну, фартовый пацан!
Мы ж тебя хоронили под Оршей..."
Письма что?
Адресат их безлик и далёк.
Эти вот они, здесь, с глазу на глаз.
В их вопросах всегда
То подтекст, то намёк
Или просто тактичная наглость.
...Так и вышло. Он спел
Всё, что мог, о войне.
Струны выгладил жестом знакомым.
Словно замерло всё.
Лишь в немой тишине
Взвизгнул стул под хозяином дома.
Над широким столом
Он, как глыба, навис:
"Ну, задал ты нам встряску,
признаться.
Ну, орел! Уж прости,
Что не просим на "бис".
Тишина – она громче оваций.
У тебя самого, показалося мне,
Сердце в горле, дружище, застряло.
Ты скажи:
Что так много поёшь о войне?
Та война уж своё отстреляла.
Отстреляла? –
Поэт (он молчал до сих пор
И витал как бы мыслями где-то)
Вдруг взглянул на директора
Остро, в упор:
– Вы то сами хоть верите в это?
Вижу – нет. Ну, а тот,
Кто владеет пером,
Не терзался: "А что было б, если?.."
Мы же дети войны.
Нам за всё суждено
"Довоевывать" – в книге и в песне.
И потом...
Не о прошлой войне я пою.
А о тех, кто хоть раз был на грани,
На пороге беды,
У судьбы на краю,
Если не был убит или ранен.
Есть и в мирные дни
(Ну при чем тут война!)
Те, кто ходит в обнимку со смертью.
Имя им – легион.
Просто в те времена
Их в стократ было больше, поверьте.
– А шахтёры? –
Хозяин стоял наклонясь,
На висках его вспухнули жилы, –
Мы уходим под землю,
На солнце крестясь
И молясь, чтоб осталися живы.
– Это – знаю,
Хоть с вами в наряд не ходил
И крестился, как все, – на иконы.
Но вчера увидал
Столько братских могил.
Их у вас тут зовут терриконы.
Не под ними
Шахтерские кости лежат,
Поле смерти – в глубоких забоях.
И, быть может, сегодня
Ваш друг или брат,
Как солдат, не вернётся из боя.
Душам павшим
Законное место в раю.
А живым?.. Не в аду ли кромешном?
Я об этом ещё напишу и спою,
Если тему осилю, конечно.
– Одолеешь... Ты наш, –
Раздались голоса, –
Но, заметь, мы не серенькой масти.
Наша правда, как жизнь, –
То пряма, то коса.
А душа лишь "под мухою" – настежь.
– Не блажи.
Он в такие вопросы вникал...
Вспомни Гамлета –
Датского принца...
– Ну, тогда за Таганку.
– Подвинь-ка стакан.
– Говорю же, пора освежиться...
И от залпа граненых,
Налитых "под ноль"
Все, кто пил, как-то грузно осели.
"Осыпает, – он вспомнил, –
Мозги алкоголь."
Кто сказал? Ну, конечно, Есенин.
Только там была драма,
А здесь – лишь загул
С заказным на десерт – лицедеем.
И паяц этот – я, –
Он печально вздохнул, –
Фигурально, а также на деле.
Значит надо скорей
Отыграть эту роль,
Не терзаясь взахлеб самоедством.
Для того, чтоб не выдать
Свой стыд или боль,
Есть в запасе защитное средство.
И, слегка подтянув
На гитаре колки,
Он сказал с нарочитой зевотой:
"За Таганку,
Скажу, не таясь, мужики.
Я уж выпил годичную квоту".
Но, чутьем уловив
Настроенье певца,
Хоть и был уже явно "на взводе",
Стол не стал предлагать
Ни пивца, ни винца
С фамильярным
"Да брось ты, Володя!"
Он в ответ,
Оценив их учтивость и такт,
Сам по-свойски тепло улыбнулся:
"Извините, друзья,
Если что-то не так.
Видно, слишком антракт затянулся".
И, набросив на шею
Ремень, как шлею,
Он запел про коней густогривых
И про то,
Как в чужую попал колею,
Хоть и мчал по своей –
Вдоль обрыва.
***
"Я не люблю,
когда мне лезут в душу,
Тем более – когда в неё плюют."
Он когда-то писал,
Что ушёл из хорошего дела,
Ничего не унёс –
Отвалился, в чем мать родила.
Он в бегах не бывал
И в тюрьме никогда не сидел он,
А, гляди, все пытают:
"Какие такие дела?!"
Да дела – вот и всё!
Нет же, лезут нахраписто в душу,
Норовя уличить
В непонятно каком, но грехе.
И вопросом-тычком
По-боксерски колотят, как в грушу:
Что имел, мол, в виду
Ты в таком и таком-то стихе?
Так и хочется взвыть:
"Ах, пожалуйста, смилуйтесь, люди!
Это ж только Эзоп
Мог в кармане держать по шишу.
Мои мысли чисты,
Как пасхальные яйца на блюде.
Что имею в виду, –
Вот о том без финтов и пишу".
Но как адски живуч
Он, упрямый недуг любопытства!
Даже здесь, среди них,
Этих строгих и мудрых мужей.
От занозистых глаз
И вопросов с душком – не укрыться.
Ты, похоже, здесь – цель,
А точнее – живая мишень.
Так и есть. Не успел он
Умело и в общем корректно
Уклониться от темы
Про лично-интимную жизнь,
Как вопрос ему в лоб
Залепил шельмоватый директор,
Тот, кто слева сопел
И с утра был "под мухой", кажись:
– Говорят, ты женат,
На актрисе – француженке вроде.
Выбор, право, хорош.
Знать, владеешь не только пером.
