Сергей Кремлев - Как проср.ли СССР
В своей книге «10 мифов о 1941 годе» я писал, что на полях сражений Великой Отечественной войны погибло три миллиона коммунистов и что в этом смысле Всесоюзную Коммунистическую партию (большевиков) времён войны можно было бы назвать «партией героически погибших», если бы не тот факт, что к концу войны в действующей армии по-прежнему находилось 3,3 миллиона живых, сражающихся членов ВКП (б) – шестьдесят процентов действующей армии!
Место погибших занимали новые коммунисты-фронтовики. Они писали заявления о приёме в партию прямо на передовой, а там у коммуниста была, как известно, одна «привилегия» – первым подняться в атаку.
В горбачёвской же КПСС, насчитывавшей в 1985 году 21 миллион членов, к лету 1991 года осталось 15 миллионов. В 1941 году люди с гордостью писали: «Если погибну, считайте меня коммунистом». В 1991 году их дети и внуки писали иное: «Прошу более не считать меня членом КПСС».
И в этом тоже было отличие 1991 года от 1941 года.
В 1941 году у страны были Сталин, его «команда» в Москве и партия в стране. Была идея.
А в 1991 году в Москве на всеобщее обозрение были выставлены две куклы – одна с сатанинской отметиной на лысине и вторая с культёй пальца, оторванного осколком гранаты при ограблении армейского склада в годы войны. И вокруг этих двух сатанинских кукол – Горбачёва и Ельцина – творилось их «командами» сатанинское же действо при полном параличе миллионов коммунистов, преданных их собственным Генеральным секретарём ЦК и прочими партийными секретарями, включая почти полный состав Политбюро ЦК КПСС.
И ведь что грустно…
Попытка насильственного свержения существующего конституционного строя, равно как и призывы к его насильственному свержению, квалифицируются во всех странах как тягчайшее государственное преступление.
А как насчёт призывов и действий по насильственному сохранению существующего конституционного строя?
Ведь с любой точки зрения – конституционной, правовой, гражданской, нравственной – такие призывы и действия могут быть и должны быть квалифицированы не только как законное право граждан, но и как их святая, прямая гражданская обязанность!
К осени 1991 года не могло не стать окончательно ясным для всех, что высшее руководство СССР его предаёт, его разрушает и открыто демонтирует конституционный социалистический строй.
Поэтому любой командир дивизии, который, скажем, в августе или хотя бы в сентябре 1991 года расчехлил бы боевое знамя дивизии и пошёл бы в атаку за нашу Советскую Родину на горбачёвский Кремль или ельцинский Белый дом, всего лишь выполнял бы свой конституционный долг и свои обязательства перед Союзом Советских Социалистических Республик, принятые им по Военной присяге.
Ну пусть не командир дивизии – на этом уровне решиться на выступление ох как непросто, да и успех проблематичен. Но, скажем, командующие армиями?
Или – командующие Военными округами?
Или – командующие видами и родами войск Вооружённых Сил СССР?
Наконец, высший маршалитет и генералитет из Министерства обороны СССР и Генерального штаба Вооружённых Сил СССР, а также – руководство Комитета государственной безопасности СССР?
Однако никто, никто из тех, кто – в силу своего высокого положения в СССР и в силу своих возможностей – мог, не стал действовать. Зато все они преступно бездействовали в то самое время, когда враги России совершали откровенно преступные и антиконституционные действия.
Тьфу!
Да, никто из вознесённых Советской властью на общественные вершины так и не решился, не отважился выступить словом и делом на защиту действующей Конституции СССР. А ведь тех, кто был ответственен перед Родиной по присяге, только в Москве и Подмосковье был не один миллион. Но они обязывались выступить на защиту социалистического Отечества по приказу Советского правительства.
А вот приказа-то и не поступило. Даже от ГКЧП.
Я не мог отдавать приказы и даже близко не мог добраться до тех, кто был правомочен их отдавать. Я отличался от десятков миллионов своих сограждан лишь тем, что ясно отдавал себе отчёт – начинается гибель России.
В то же время к концу своего второго московского дня я был сыт по горло картинами «ельцинской революции» и понял, что оставаться в Москве, превращающейся в вертеп Сатаны, смысла нет. Я поехал на Казанский вокзал, обменял завтрашний билет на сегодняшний и вечером 23 августа уехал домой.
На душе было пусто и гнусно, однако я тогда ещё надеялся на то, что здоровые силы общества (не могло же их в обществе не быть!) сумеют быстро организоваться и преодолеют кризис. Тогда я ещё надеялся на советскую «элиту» и ещё не знал, что она к лету 1991 года почти поголовно окажется предательской.
Впрочем, мои иллюзии рассеялись быстро, и уже скоро я в полной мере осознал, что системная, невидимая агрессия против СССР, начавшаяся 22 августа 1991 года, готовилась давно и оказалась подготовленной намного основательнее, чем была подготовлена прямая агрессия против СССР, начавшаяся 22 июня 1941 года.
Кризис июня 1941 года был преодолён уже к концу года в том числе и потому, что в СССР к началу войны была в основном ликвидирована потенциальная «пятая колонна» на всех уровнях советского общества. Значение этого факта признавали позднее и в США, и в Третьем рейхе (вплоть до Гитлера).
А кризис августа 1991 года не мог быть преодолён в том числе и потому, что он был создан мощной «пятой колонной» на высших уровнях советского общества.
Я уже не раз говорил здесь об этом важнейшем факторе развала СССР и считаю небесполезным ещё раз бросить ретроспективный взгляд на ситуацию, постепенно приведшую нас к первому ельцинскому путчу летом 1991 года.
Глава 10
Исторический экскурс № 2: между волюнтаризмом XX века и маразмом XXI века
Вначале, однако, небольшое отступление – о некой операции «Голгофа»…
Реальность начала 90-х годов в разваливаемом СССР была настолько нереальной, настолько психологически не укладывалась ни в какие логические схемы – даже в схему преднамеренного убийства СССР, что мне невольно приходила в голову мысль о том, что, может быть, некие дальновидные силы в столичной «верхушке», видя, что многие в стране завистливо поглядывают в сторону «прелестей» западного мира, решили протащить народ через грязь и вонь «капиталистического эксперимента» и выработать на будущее у советских людей стойкий социальный иммунитет к подобным «прелестям».
Впрочем, я, конечно, понимал, что такая «догадка» всерьёз рассматриваться не может и высказывал её коллегам как невесёлую шутку. Поэтому меня лишь грустно позабавила публикация в одном из бульварных московских изданий (возможно, это было «Совершенно секретно») «мемуара» некоего полковника КГБ Любимова под названием «Операция «Голгофа», где утверждалось, что автор якобы был одним из разработчиков операции, смысл которой был близок к моей шутливой версии. Младший товарищ, притащивший этот «мемуар» на работу, восхищённо заявил мне: «Слушай, а ты был прав!»
Но я его тут же охладил – провокационно-издевательская суть «мемуара» мне стала ясна ещё до его прочтения, сразу же после знакомства с заголовком. Увы, некие силы действительно вели и привели Россию на социальную Голгофу, но целью при этом было не воскресение России, а её мученическая гибель. И наш крестный путь начался уже давно.
Да, если посмотреть на историю России последних пятидесяти лет внимательно и вдумчиво, то можно увидеть, что в некотором смысле этот период, при всех различиях отдельных его фаз, неразрывно объединён одним существенным признаком.
Внешне на первый взгляд «волюнтаризм» Хрущёва, «застой» Брежнева, «гонки на катафалках» Андропова и Черненко, «перестройка» Горбачёва, «демократизация» и «парад суверенитетов» Ельцина и, наконец, путинско-медведевские «реструктуризация» и «модернизация» совершенно не схожи – и страна каждый раз была иной, и политический строй за эти пятьдесят лет сменился антагонистически, однако… Однако есть и нечто общее – в эти последние пятьдесят лет СССР и затем РФ всё более подпадали под власть внешних враждебных сил, а высшая государственная власть в СССР и затем в РФ становилась всё менее национальной в том смысле, что всё менее выражала интересы многонационального советского народа.
К слову, относительно «советского народа» интеллигентствующие «умники» могут иронию попридержать. Не инструктор ЦК КПСС, а Антон Иванович Деникин в своих «Записках русского офицера» высказывал мысль о том, что в начале ХХ века окончательно обозначился процесс быстрого формирования российского народа во главе с русским народом. В системном смысле понятие «российский народ» у Деникина было равнозначно понятию «советский народ», так что последнее понятие – не выдумка «совкового» агитпропа.
