Журнал современник - Журнал Наш Современник 2008 #9
Юля выскочила в накинутом на плечи мужском полушубке. Бросилась на шею.
- Прямо стихи, - сказал я. - В литобледенение, помню, ходил один дядечка, он писал: "Я помню чудное мгновенье, ко мне ты бросилась на шею и вот висишь уж сорок лет".
- А мне и минуты нельзя повисеть?
- Юля, соедини меня с Викой.
- Зачем с Викой? Я уже знаю, что ты больше Лорке понравился. Да я не ревную, родня будем. Я-то, конечно, сама вообразила. Ты мне улыбнулся, я уже и сестричкам разбакланила, что выполнила приказ тебя охмурить. "Мне стало очень весело", - сестричкам я сэмэсила. Я честно думала, что у нас с тобой всё будет чики-пики.
- Налаживай жизнь с Геной. Отучи от вина.
- Какая жизнь? Ты откуда рухнул? Мы же безчувственные, мы же новая порода женщин, нас вывели искусственно.
- Юля, соедини меня с Викой.
- У-у, какой. Вот чем загружаешь. А не спросил, можно ли.
- Вы сообщаетесь, значит, можно.
Юля достала сотовый и мелконько, крашеным ноготком, в него поклевала. Подождала.
- Это я, - сказала она, - не спишь? Да какая свадьба, постная комедия. Жених хрюкает в салате. Слушай, тут ты нужна. Передаю трубку.
- Вика, - торопливо и напористо сказал я, - соедини меня с Гусени-чем. У него я был. После вас. Меня к нему завезли. Надо договорить. Соедини. - В телефоне молчали, и я спросил Юлю: - Тебе Вика отвечала? Что ж она молчит? - Вдруг в трубке раздался четкий мужской голос:
- Слушаю вас. Чему обязан?
- Если поздно, извините. Могу ли я говорить открытым текстом?
- Да. Такой роскошью в своих телефонах я располагаю.
- Мне надо этих ученых вернуть их семьям.
- Задачка. - Он помолчал, потом даже усмехнулся. - Узнаю рус-
ских - сам погибай, товарища выручай. - Ещё помолчал, ещё хмыкнул. - А если и семей уже нет? Не лучше ли и им вслед за родными?
- Не лучше. Они нужны России.
- Почему они? Россия богата умами. Купим новых.
- Эти не продажны. Ваше упование на деньги тупиково. Это тактика. Стратегически победит душа.
- Не надо метафизики. Я подумаю. Всё скажет Вика. На прощание вопрос: нам придётся говорить: "Ты победил, Галилеянин?"
- Конечно. Христос всегда Тот же. И был, и есть, и будет. Он - Камень, на Котором стоит мироздание. Он вечен и безсмертен. Его ли колебать? Милосерден Господь, но есть же и Божий гнев. Возьмёт да стряхнет… Вы спали, наверное, уже?
- Это вы спите, а мы не спим.
- Я могу и дальше продолжить: "Вы устаете, а мы не устаем, вы мало едите, мы вообще можем не есть, так? Но терпения, но смирения нет у вас."
- Антоний? Помню. Что ж, простимся? Стоп! - резко остановил он прощание. - Значит, есть свобода воли, но есть и безсмертие души?
- Да.
- Но если я со своей свободой воли не хочу безсмертия души? Свобода выбора дана мне Богом, и Он же меня её лишает, это как? Нелогично.
- Но надо же когда-то и отвечать за свои дела на земле. Да и нам ли решать за Бога. И чем плохо - предстать с чистой совестью пред Всевышним?
- Давненько не слышал нравоучений, - сказал он. - Я-то привык, что в основном передо мной отчитываются. Всего доброго.
В телефоне щелкнуло. Я думал, конец связи, нет, тут же зазвучал веселый голос Вики:
- Поговорили?
- Викочка, - растерянно сказал я, - ради чего звонил, то и не сказал ему. Мне же денег надо было попросить.
- Это не проблема, - утешила она. - Деньги его не чешут. Сколько?
- Не знаю. Сейчас примерно посчитаю.
- Не надо считать. Миллиона хватит?
- Думаю, да.
- Ну и ладушки.
- Ладушки, ладушки жили у Бен-ладушки.
- Ну вы опять нормально, - восхитилась Вика. - Гусенич уржется.
- Процитируешь ему?
- А то как же! Надо его вздрючивать, а то он как-то последнее время чего-то не того. "Сядь, говорит, на мобильник на паспорт сниму". Отходняк мне, что ли, готовит? Да я не сдвинусь, пусть не надеется. Хоть я и кукла безчувственная, а без зимнего леса не проживу. - Она помолчала, видимо, ждала, что я что-то скажу. Что я мог сказать? Вика попрощалась и попросила:
- Юльке телефон дайте.
- Да, скажи поклон Лоре, передай: будет молиться Божией Матери - и сама поймет, как поступать.
- Я скажу: вы сказали: скажи Лорочке.
- Конечно. - Я отдал мобильник Юле. - Спасибо, Юлечка. Иди спать, детское время вышло.
Она скорбно понурилась, а я опять пошагал к Иван Иванычу. Вспомнил материнскую пословицу. То есть она была общерусской, но мама ее часто употребляла в паре с другой: "на зло молитвы нет". А пословица эта: "бес силен, да воли нет", очень была мне сейчас нужна, чтобы обрести спокойствие души. Я думал: ведь эти ученые говорили заказчикам правду, что ж не поверили правде? Выходит, такая правда заказчикам не нужна. То есть они паки и паки надеются покорить Россию, надеть ей очередной хомут, загнать в стойло непонятный им и непокорный русский народ? Ничего не выйдет. Ну да, кому-то покажется притягательным возглас демократов: вначале выведите людей на высокий материальный уровень, потом говорите им о духов-
ности, но это именно увод от Бога. Кто-то уже клюнул на удочку замены религии религиозным чувством, но русской душе этого будет мало. Масоны всегда говорили о религии, как о части мировой культуры. И будут говорить, что им остается? Трусят друг перед другом, а Бога, вот дурачьё, не боятся. Навстречу мне шли посланные в дом Аркаши.
НА СВОБОДУ С ЧИСТОЙ СОВЕСТЬЮ
Оборонщик доложил: паспорта найдены, вещи собираются, личный состав прибудет для построения вовремя.
- Ложитесь подремать у меня. Только вначале Аркашу разбудите и отправьте домой. Если хай поднимет - к морде кулак и фразу: "Сгоришь вместе со своей хазой".
- Это сделаем, - довольно сказал оборонщик.
- Спросите, кто ему велел выкрасть паспорта. Хотя уже неважно. Всё! Усевшись в низкое кресло, я немного подремал. Иван Иваныч вздыхал
на диване. Ночной петух, непонятно откуда взявшийся, пропел побудку.
- Что, брат во Христе Иоанн, ждать третьих петухов не будем. - Я отошел к рукомойнику, поплескал на лицо. - Я тебя не спрашиваю, пойдёшь, или нет, с нами - не надо, сиди тут. Главное, чтоб добраться, а то боюсь, это новое правительство снюхалось с тем, что сейчас у власти. Хотя никто властью делиться не любит. Мы вернемся, даст Бог.
- Это бы неплохо, - закряхтел Иван Иваныч. - Беру обязательство похудеть наполовину. Буду ходить по селу с колотушкой по ночам.
- Молись за нас.
- Это можно и не говорить. Алёшка! - крикнул Иван Иваныч.
- Пора уже? - откликнулся откуда-то сверху Алёша. Оказывается, он угрелся на печке. И сейчас легко с нее спрыгнул.
- Лежмя лежал или сиднем сидел? - спросил я. - Богатырь!
Мы троекратно обнялись с Иван Иванычем и вышли под тускнеющие к утру звезды. Одна не сдавалась, горела ярко. Мы переглянулись с Алёшей и оба поняли, что вспомнили евангельскую утреннюю звезду.
- Мне, грешному, такое счастье было в жизни - несколько раз видел схождение Благодатного Огня на Гроб Господень. Ты, Алёша, ещё увидишь.
- Дай Бог. Но вот я прямо в отчаянии, - Алёша перекрестился, - как же весь мир не вразумляется, что Господь яснее ясного показывает, что только вера православная истинна, только православным дарится Огонь, как? Все на что-то надеются. Лишь бы без Бога жить. И ведь живут.
Пришагали к моей избе. Я признался себе, что она стала мне дорога. Чем не келья? А село чем не монастырь? А Алёша чем не настоятель? Но даже и в мелькнувшей мысли всё это было так зыбко, как снежный туман над полями. Сейчас надо бежать. Именно так. Добираться до города, на поезд. Если ещё доберемся до города. Но почему-то я думал, что Гусенич нас пощадит. Другое дело Николай Иванович, тот беспощаден.
Далее как в сказке. Подъехал знакомый снегоход, выскочил водитель, вручил мне пакет, козырнул, вскочил обратно в кабину, и снегоход ускользил.
От избы, прямо по сугробам, в одних туфельках, бежала Юля, протягивала мобильник.
- Это вам насовсем. Он вас к телефону, срочно.
- Да.
- Вы же любите врагов своих, что ж вам не пожалеть Денницу? - Да, это он.
- Он-то враг Бога, так что сам Господь с ним разберется. Слышно было - он вздохнул.
- Понимаю, что вы не хотите того, что движется на Россию. Но тут я не властен. Часы пущены.
- Ничего, не страшно. Они всегда тикают. Но вы им скажите о последствиях. Скажите, что никто никогда Россию не побеждал.
- Кому я скажу? Себе? Но поймите - Россия уходит из истории.
- Значит, и весь мир из нее уходит. У тела есть душа, и у мира есть душа. Это Россия.
- Прощайте, - прервал он. - Вас проводят. Охрану я выслал.
Я выключил мобильник и… узнал его. Это был тот, что я бросал в урну Ярославского вокзала. Вот с каких пор пасли. Сунул мобильник в карман. Он тут же сдвоенно пискнул. Эсэмэска: "Прошу вас покинуть мои сны". Очень вовремя.
- Ну, что, креационисты, иосифляне. Сверим часы. Увидел я и поэта в строю.
- Проснулся? С нами?
